новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. Том четвертый. Кн. 8 продолжение
..pdfдухе, вероятно, был проведен в дальнейшем еще ряд различных ре форм, результаты которых мы замечаем повсюду как в подчиненной Риму, так и в независимой Греции, хотя ни времени реформы, ни повода к ее проведению определить невозможно. Таким-то образом, наверное, в этой провинции также было если не упразднено, то огра ничено право убежища или, вернее, связанные с ним беззакония, по скольку сохранившиеся от эпохи анархии убежища превратились те перь в охраняемые благочестием притоны злостных банкротов и пре ступников. По-видимому, лишь в начале империи римское правитель ство упразднило так называемую проксению; первоначально это было целесообразное учреждение, напоминающее современные иностран ные консульства, однако вследствие предоставляемого им дарования полных гражданских прав, а нередко и привилегии свободы от пода тей, в особенности же вследствие чрезвычайно широкого распростра нения, которое оно получило, право проксении сделалось неудобным в политическом отношении; оно было заменено не имевшим никако го отношения к налогам бессодержательным городским патронатом по италийскому образцу. Наконец, пользуясь своими суверенными правами в отношении этих зависимых республик и вассальных кня зей, римское правительство всегда считало себя вправе в случае зло употреблений отменить свободное устройство и передать город под управление римских властей и действительно применяло это право. Однако отчасти благодаря присяге, скреплявшей договоры с этими номинально союзными государствами, отчасти вследствие фактичес кого бессилия последних эти договоры оказывались гораздо устойчи вее, нежели договоры с князьями и клиентами Рима.
Если за получившими свободу общинами Ахайи было в эпоху империи сохранено их прежнее правовое положение, то тем общи нам этой провинции, которым не была предоставлена свобода, Ав густ дал новое и более выгодное правовое положение. Сделав об щим центром для европейских греков реорганизованную дельфий скую амфиктионию, он разрешил всем состоявшим под римским управлением городам провинции Ахайи организоваться в общий союз и ежегодно собираться на собрания в Аргосе, самом значительном городе несвободной Греции*. Благодаря этой мере не только был
*Правда, те начальствующие лица «союза ахеян» (K O I V O V TCOV ’Axcxuov), родину которых удалось установить, происходят из Аргоса, Мессены, Короны в Мессении (Foucart — Lebas, II, 305), и до сих пор среди них не встретилось не только ни одного гражданина освобожденных об щин, каковы Афины и Спарта, но и ни одного члена конфедерации беотян с их товарищами (стр. 223, прим. 1). Быть может, этот K O I V O V юридически ограничивался областью, которую римляне называли Ахей ской республикой, т. е. областью ахейского союза в период его упадка, а беотяне и их товарищи были объединены вместе с собственным K O I V O V ахеян в тот более широкий союз, существование и съезды которого в
восстановлен распущенный после ахейской войны ахейский союз, но к нему было присоединено и упомянутое выше расширенное объ единение беотян. Вероятно, границы провинции Ахайи были уста новлены именно в результате соединения этих двух областей. Но вый союз ахеян, беотян, локров, фокидцев, дорян и эвбейцев*, или, как его обычно называют по имени провинции, ахейский союз, имел, по-видимому, не большие и не меньшие права, нежели прочие про винциальные сеймы империи. Вероятно, при этом предусматривался известный контроль со стороны римских чиновников, и потому из союза были исключены не подчиненные проконсулу города, как Афины и Спарта. В то же время деятельность этого собрания, как и всех подобных ему, вероятно, была сосредоточена вокруг общего религиозного культа, охватывающего всю страну. Но если в осталь ных провинциях этот местный культ по большей части был связан с Римом, то ахейский сейм сделался скорее фокусом эллинизма, да иначе, пожалуй, не могло и быть. Уже при императорах Юлиевой династии он считал себя настоящим представителем греческой на ции и давал возглавлявшему его лицу имя элладарха, а своих чле
Аргосе документально засвидетельствованы в надписях Акрефии (см. стр. 228, прим. 1). Впрочем, рядом с этим K O I V O V ахеян существовал еще более тесный союз ахейской земли в собственном смысле слова, представители которого собирались в Эгии {Павсаний, 7, 24, 4), K O I V O V TCOV ’ApmScov (союз аркадян) (Arch. Zeitung, 1879, № 274, S. 139) и многие другие. Если, согласно Павсанию (5,12, б), в Олимпии oi ’EXXrfvet; (все эллины) поставили статую Траяну, а города, платящие подать в ахейскую казну, al T O V ’AxatKOV теХобааг яоХаС;, поставили статую Адриану и если это сообщение не основано на недоразумении, то последнее из упомянутых посвящений состоялось, вероятно, на сейме
в Эгии.
*Так называется союз на надписи в Акрефии (Keil, Syll. inscr. Boeot., №31; недостает только дорян, ср. стр. 223, прим. 1). Однако из этого самого документа, равно как из относящейся к тому же времени над писи в С. I. Gr., 1625, видно, что союз при императоре Гае взамен этого, наверное, чисто официального названия, именует себя также, с одной стороны, союзом ахеян, а с другой — то k o iv o v tcov riavEXXrjvcov (Всеэллинский союз) или r\ auvo5o£ tcov ’EXXrjvcov (собрание эллинов), а также то tcov ’Axauov к с а navEXXrp’cov ooveSpiov (собрание ахеян и всеэллинов). Эта хвастливость нигде не проявляется так ярко, как в этом беотийском провинциальном городке; но и в Олимпии, где союз по ставил большую часть своих памятников, он, хотя и называет себя чаще всего то k o iv o v ’Axauov, однако нередко проявляет ту же тенден
цию, например в следующей надписи: то k o iv o v ’Axauov П. AiXiov ’ApiaTcova... awravtE^ oil ’EXXt]ve£ avEGTpaav (союз ахейцев П. Элию Аристону... поставили все эллины) (Arch. Zeitschr., 1880, № 344, S. 86). Точно так же в Спарте статую Цезарю Марку поставили oi ’EXXyvE^ ало t o o k o iv o o tcov ’Axauov (эллины из ахейского союза) (С. I. Gr., 1318).
6 * |
163 |
нов называл даже панэллинами*. Таким образом, это собрание ото шло от своей провинциальной основы, и его скромные администра тивные функции отступили на задний план.
Итак, эти панэллины именовали себя так не по праву, и прави тельство их только терпело. Но Адриан, который создал новые Афи ны, создал и новую Элладу. В его правление представителям всех, как автономных, так и неавтономных, городов провинции Ахайи было разрешено создать в Афинах союз объединенной Греции — Панэллений**. Так было создано национальное объединение, о котором гре ки так часто мечтали в лучшие времена своей истории, но которого они не достигли, и то, чего желала Эллада в своей юности, она полу чила теперь, в старости, из щедрых рук императора. Конечно, новый
*В Азии, Вифинии, Нижней Мезии глава принадлежащих к соответ ствующей провинции греческих городов также называется ’ЕХХа&хрхлС» причем этим просто лишь выражается отличие от негреков. Но в том смысле, в каком имя «эллины» употребляется в Греции, вместо соб ственно правильного имени «ахеяне», такое употребление, наверное, внушено той же тенденцией, которая всего явственнее обнаружилась в наименовании «панэллинов» Аргоса. Так появляетсяотрсхтеуб? топ koivoo tcov ’Axoticov коа яроотатц? бих р'юо ш у ’EXXrjvcov (стратег ахейского союза и пожизненный глава элинов) (Arch. Zeit., 1877, № 98, S. 192) или, в другом документе того же лица, яробтаог)? 6ia рюо топ koivou tcov ’Axaicov (пожизненный глава ахейского союза) (Lebas — Foucart,
№305); некий осяца? то1? ’EXXrjoiv cuvroxaiv (начальствовавший над всеми греками) (Arch. Zeit., № 106, S. 195)отратеуо? dowKp'iTO? арца? тц? ’ЕХХабо? (стратег, единолично начальствовавший над Элладой) (там же, 1877, № 42, стр. 40), аоратцуо^кш ’ЕХХабархл? (стратег и элладарх) (там же, 1876, № 8, стр. 226); все эти наименования встречаются на надписях ахейского союза (koivov tcov ’A%aicoy). Нетрудно понять, что в этом koivov панэллинская тенденция проявлялась нисколько не
меньше, несмотря на то, что он охватывал, может быть, только Пело поннес (стр. 227, прим. 1).
**Адриановы панэллины называют себя то KOIVOV c\)ve5piov TCOV ’EXXTJVCOV TCOV ei? Ш атра? GDVIOVTCOV (общее собрание эллинов, сходящихся в Платеях) (Фивы; Keil, Syll. inscr. B oeot, 31, ср. Плутарх Аристид, 19, 21). Koivov тц? ’ЕХХсхбо? (союз Эллады) (С. I. Gr., 5852),то naveXXqviov (Панэллений) (там же). Их глава зовется о apxcov TCOV naveXXf|vcov (ар хонт панэллинов). (С. I. А ., III. 681, 682; С. I. Gr., 3832, ср. С. 1. А ., III., 10: d[vTap%cov тон щрсошюо a[ywvo? тон n]av[eX]Xr|vioi)] — замести тель архонта священнейших состязаний Пакэлления); отдельный де путат называется Псо’еАХцу (иапр. С. I. А ., III, 534; С. I. Gr., 1124). Наряду с ними и после Адриана существует еще KOIVOV TCOV ’Axaioov (ахейский союз), а также егоотратеуо? (стратег) или ’ЕААабархл? (элладарх), которых, конечно, следует отличать от адриановых, хотя этот элладарх выставляет теперь свои почетные декреты не только в Олим пии, но и в Афинах (С. I. А ., 18; второй экземпляр Олимпии см. Arch. Zeitung, 1879, S. 52).
Панэллений не получил политических прав; однако он не испытывал недостатка во всем том, что могли дать благоволение и золото импе ратора. В Афинах был воздвигнут храм нового Зевса Панэллеыия и в связи с этим были учреждены блестящие народные празднества и игры, устройство которых было возложено на коллегию панэллинов, притом в первую очередь на жреца Адриана как живого бога-учреди- теля. Одним из обрядов, которые ежегодно выполнялись этой колле гией, было жертвоприношение Зевсу-Освободителю, совершаемое в Платеях в годовщину Платейской битвы, 4-го боэдромия, в память эллинов, павших здесь в борьбе против персов, что характеризует тен денцию этого учреждения*. Еще явственнее выступает эта тенденция в том, что находящимся вне Эллады греческим городам, которые счи таются достойными принадлежать к греческой нации, собрание в Афинах выдает дипломы на право приобщения и к эллинскому граж данству**.
Во всей обширной римской державе в наследие императорской власти достались опустошения, причиненные предшествующей двад цатилетней гражданской войной, губительные последствия которой во многих местах так никогда и не удалось загладить; но ни одна область не пострадала от гражданской войны так сильно, как гречес кий полуостров. Судьбе было угодно, чтобы три великих решающих сражения этой эпохи: Фарсал, Филиппы и Акциум — были даны на территории Греции или у ее берегов; а в результате предшествовав ших этим сражениям военных операций обеих сторон именно здесь погибло наибольшее количество людей и были причинены наиболь-
* Замечание Диона из Прусы (Or. 38. р. 148 R.) о споре между афиняна ми и лакедемонянами \жгр ярояоряыа^ (из-за предшествования в торжественной процессии) относится к празднеству в Платеях, что яв ствует из (Лукиановых) ’Ерсотг^, 18: со£ я£р\ ярояоряаа^ <xycovio6p£voi nXaim&aiv (спорившие из-за предшествования в процессии на празд нестве в Платеях). Софист Иреней также писал Я£р! тт£ ’AOrjvaicov ярояоряеш^ (о предшествовании афинян в торжественной процессии). Гермоген (De ideis, И, р. 373, Waltz) в качестве материала для речи дает ’ASrjvaioi ка\ AaK£8atpovioi Я £р\ тг£ ярояоряыа^ ката та Мцбжа (афиняне и лакедемоняне о первенстве на празднестве в память пер сидских войн). (Сообщено Виламовицем).
**Сохранилось два таких диплома, один выданный союзом Эллады (k oivov тг£ ’EM.a5oQ, в силу постановления Панэлления (боура топ ПауШлраоо), Кибире во Фригии (С. I. Gr., 5882), и другой — выданный Магнезии на Меандре (С. I. А.', III, 16). В обоих дипломах отмечается подлинно эллинское происхождение соответствующих корпораций наряду с про чими их заслугами перед эллинами. Характерны также рекомендатель ные письма, которыми эти панэллины снабжают одного оказавшего им большие услуги человека, адресованные его родной общине Эзанам во Фригии, императору Пию и всем вообще эллинам в Азии (С. I. Gr., 3832, 3833, 3834).
i^me разрушения. Еще Плутарху его прадед рассказывал, как офице ры Антония заставили граждан Херонеи, у которых уже не было ни рабов, ни вьючных животных, тащить на собственных спинах хлеб в ближайшую гавань, чтобы погрузить его для снабжения армии, и как вслед за тем, перед самой отправкой второго транспорта, пришла ра достная весть об избавлении —*сообщение о битве при Акциуме. Пос ле этой победы Цезарь прежде всего распределил попавшие в его руки хлебные запасы неприятеля среди голодающего населения Греции. Это тягчайшее бремя страданий усугублялось тем, что „население по чти полностью утратило силу сопротивления.
Уже более чем за 100 лет до битвы при Акциуме Полибий отме тил, что в то время повсюду в Греции браки стали бесплодны и насе ление стало сильно сокращаться, хотя стране не приходилось пережи вать ни моровых язв, ни тяжких войн. Но когда в ужасающих разме рах появились эти бедствия, Греция на все последующие времена пре вратилась в пустыню. Во всей Римской империи, говорит Плутарх, вследствие опустошительных войн население сократилось, всего же более в Греции, которая теперь не в состоянии выставить из лучших кругов гражданства 3 тыс. гоплитов, с которыми некогда сражалась при Платеях самая маленькая из греческих областей Мегара*. Цезарь и Август пытались уменьшить это страшное и для правительства бед ствие посредством отправки в Грецию колонистов; в самом деле, оба наиболее цветущих города Греции являются такими колониями. Од нако последующие правительства не повторяли таких переселений. Фоном для прелестной крестьянской идиллии Диона из Прусы слу жит запустелый город, в котором много домов заброшено, скот па сется у зданий городского совета и городского архива, две трети го родской земли лежат без обработки; сообщая все это как собственные наблюдения и переживания, рассказчик даст точное изображение того, что происходит во множестве маленьких греческих захолустных го родов в эпоху Траяна. «Фивы в Беотии, — говорит современник Авгу ста Страбон, — в настоящее время едва заслуживают названия боль шой деревни, и, за исключением Танагры и Феспий, то же самое от носится ко всем беотийским городам». Но наряду с убылью населе ния вырождался и физический тип людей. Красивые женщины еще встречаются, говорит один из самых тонких наблюдателей конца I в ., но красивых мужчин уже нет; победители на Олимпийских играх в последний период, по сравнению с прежними, низкорослы и лишены
*Без сомнения, этими словами (De defectu orac., 8) Плутарх хочет ска зать не то, что Греция вообще не может выставить 3 тыс. боеспособ ных мужчин, но что если бы гражданские войска формировались по старому способу, то оказалось бы невозможным выставить 3 тыс. гоп литов. В этом смысле заявление Плутарха достоверно в той степени, какой вообще можно ожидать от такого рода общих жалоб. Число го родских общин этой провинции достигает приблизительно ста.
<т 166 то
благородства, —отчасти, правда, по вине изобразивших их художни ков, но главным образом потому, что они и в самом деле были таки ми. Физическое воспитание молодежи в этой обетованной земле эфе бов и атлетов культивировалось в такой степени, словно целью об щинного строя было сделать из мальчиков гимнастов, а из мужчин — боксеров; но если ни в одной другой провинции не было такого коли чества искусных борцов, то ни одна другая провинция не выставляла так мало солдат для имперской армии. Даже из афинского обучения юношества, которое прежде включало метание копья, стрельбу из лука, обслуживание метательных орудий, военные прогулки и разбивку лагеря, теперь исчезают все эти боевые игры. При военном наборе греческие города империи почти вовсе не принимаются в расчет — оттого ли, что поставляемые ими рекруты являются физически не годными, или оттого, что они казались в армии опасным элементом; когда Север Антонин, эта карикатура на Александра Великого, для борьбы против персов пополнил римскую армию несколькими лоха ми спартиатов, — это было лишь императорской причудой*. Посколь ку вообще принимались какие-то меры для поддержания порядка и безопасности, они, должно быть, исходили от отдельных общин, так как римских войск в провинции не было; например, Афины держали гарнизон на о. Делосе, в Акрополе также, вероятно, стоял военный отряд**. Во время кризисов III в. ополчения Элатеи и Афин храбро отразили костобоков и готов, и внуки марафонских победителей, бо лее достойным образом, нежели внуки бойцов при Фермопилах, уча ствовавшие в персидской войне Каракаллы, в готской войне в послед ний раз вписали свои имена в летопись древней истории. Но если подобные события не позволяют признать греков этой эпохи просто опустившимся сбродом, то все же упадок населения как в количе ственном отношении, так и в отношении его физических и духовных сил непрерывно продолжался и в лучшую эпоху империи, пока на чавшиеся в конце II в. эпидемии моровой язвы, жестоко опустошав шие эти области, вторженид разбойников на суше и на море, от кото рых больше всего страдало восточное побережье, наконец крах им перского правительства при Галлиене не превратили хронические стра дания Греции в острую катастрофу.
Упадок Эллады и вызванные им настроения лучших людей в потрясающей форме раскрываются перед нами в речи, с которой один
*Об этом рассказывает Геродиан (4, 8, 3 гл. 9, 4); к тому же у нас име ются надписи двух из этих спартиатов: Никокла, «который дважды участвовал в походе против персов»е TpaxEopevo^ 5t£ ката Шрасоу (С. I. Gr.. 1253), и Диоскоры, «отправившегося в чрезвычайно удачную экс педицию против персов» (схлеХЭсЬу EI£ TTJV ебтох^атцу сгора x'iav тцу катаПЕрашу]; С. I. Gr., 1495).
**Очевидно, иначе невозможно понимать относящийся сюда термин Фрооршу, т. е. «гарнизон» (С. I. А., III, 826).
1 6 7 ^ °
из таких людей, вифинец Дион, обратился к родосцам в эпоху Веспа сиана. Родосцы не без основания считались лучшими представителя ми эллинов. Ни в одном городе не проявлялось столько заботы о беднейшем населении, и эти заботы обычно не носили характера ми лостыни, но выражались в предоставлении неимущим работы. Когда после великой гражданской войны Август объявил на востоке недей ствительными иски но частным долгам, только родосцы отказались от этой опасной льготы. Если великая эпоха родосской торговли и миновала, то все же на Родосе еще существовало много цветущих торговых предприятий и богатых домов*. Однако и здесь завелось много непорядков, и философ требует их устранения, не столько, как он говорит, ради родосцев, сколько ради всех эллинов. «Некогда честь Эллады поддерживали многие и многие увеличивали ее славу: вы, афиняне, лакедемоняне, Фивы, некоторое время Коринф, в далеком прошлом —Аргос. Теперь же все прочие города превратились в нич то; ибо некоторые пришли в полный упадок и погибли, а как ведут себя другие, вам известно: они потеряли свою честь и сами погубили свою славу. Остались только вы; только вы еще что-то представляете собой и не находитесь в полном презрении; ибо если бы и вы поступа ли, как прочие, все эллины уже давно пали бы ниже фригийцев и фракийцев. Если бы какой-либо великий и богатый род был пред ставлен всего одним человеком, то этот последний, провинившись в чем-либо, обесчестил бы всех своих предков; так и вы теперь стоите в Элладе. Не думайте, что вы просто первые среди эллинов; вы — един ственные. При взгляде ка тех жалких срамников великие деяния ми нувших дней кажутся просто непостижимыми. Камни и развалины городов больше говорят о гордости и величии Эллады, нежели эти потомки, недостойные иметь своими предками даже мизийцев. Участь тех городов, которые лежат в развалинах, завиднее участи этих оби таемых городов, ибо они оставили по себе добрую память и их заслу женная слава не запятнана, — ведь лучше сжечь труп, нежели оста вить его разлагаться».
Мы не оскорбим эти высокие чувства ученого, который сравни вал жалкую действительность с великим прошлым, причем неизбеж
*«В материальных средствах, —- говорит Дион (Or. 31. р. 566), — у нас недостатка нет, напротив, здесь существуют тысячи лиц, для которых было бы полезно быть не столь богатыми»; и дальше (стр. 620): «Вы богаты, как никто другой в Элладе. Ваши предки не имели больше, чем вы. Остров не сделался хуже; вы получаете доходы из Карки и из части Ликии; ряд городов платит вам налоги; город постоянно получа ет богатые дары от многих граждан». Затем он сообщает, что новых расходов у родосцев не прибавилось, напротив, почти отпали прежние расходы на войско и флот; они обязаны ежегодно выставлять только один или два маленьких корабля в Коринф (следовательно, для рим ского флота).
но смотрел на первую с отвращением, а второе видел сквозь все пре образующую призму времени, если укажем на то, что добрые старые эллинские нравы все еще во многом сохранились как тогда, так и много времени спустя не на одном Родосе.
Несмотря на всю постепенно выработавшуюся в них гибкость и на всю унизительность их паразитического существования, эллины того времени не утратили своей внутренней независимости и прису щего им чувства собственного достоинства, вполне понятного для нации, все еще стоявшей во главе всего культурного мира. Римляне заимствовали богов у древних эллинов и административные формы — у александрийцев; они старались овладеть греческим языком и элли низировать стиль и строй собственного языка. Ничего подобного мы не находим у греков даже в эпоху империи. Национальные божества Италии, как, например, Сильван и лары, не нашли себе почитателей в Греции, и ни одна греческая городская община никогда не помыш ляла о том, чтобы ввести у себя римское политическое устройство, которое их же Полибий провозгласил лучшим в мире. Поскольку зна ние латинского языка являлось непременным условием как для выс шей, так и для низшей должностной карьеры, избиравшие эту карье ру греки усваивали этот язык; ибо, хотя фактически только императо ру Клавдию пришло в голову лишить права римского гражданства греков, не понимавших по-латыни, все же реализовать связанные с римским гражданством права и обязанности могли лишь те, кто вла дел имперским языком. Однако вне сферы общественной жизни в: Греции никогда не изучали латинский язык так, как в Риме — гречес кий. Плутарх, который в своей литературной деятельности как бы объединял обе половины империи и чьи параллельные жизнеописа ния знаменитых людей Греции и Рима были обязаны своей популяр ностью и своим воздействием на публику именно такому сопоставле нию, понимал по-латыни немногим больше, чем Дидро по-русски, и, во всяком случае, по собственному признанию, не владел этим язы ком свободно; действительно, писатели, в совершенстве знавшие ла тинский язык, были либо чиновниками, как, например, Аппиан и Дион Кассий, либо людьми нейтральными, как царь Юба. В самом деле, внутренняя жизнь Греции претерпела гораздо меньшие перемены, нежели ее внешнее положение. Управление Афин было весьма сквер ным, но ведь и в эпоху величия Афин оно далеко не могло считаться образцовым. «В Греции, — говорит Плутарх, —тот же народный дух, те же беспокойные нравы, то же соединение серьезности с весельем, то же обаяние и язвительность, как и в былые времена». Однако даже в эту эпоху в жизни греческого народа еще заметны отдельные чер ты, достойные исторической роли Греции как колыбели цивилиза ции. Гладиаторские игры, которые из Италии распространились по всей империи вплоть до Малой Азии и Сирии, появились в Греции позднее, чем в какой-либо другой стране. Долгое время они были
приняты только в полуиталийском Коринфе, и когда афиняне, не желавшие отставать от этого города, ввели их у себя, не внемля пре достережениям одного из своих лучших граждан, который спраши вал их, не лучше ли было бы поставить алтарь богу милосердия, — тогда многие из благороднейших граждан с возмущением отверну лись от опозорившего себя города. Ни в одной стране античного мира с рабами не обращались так гуманно, как в Греции. Не право, но обы чай запрещал греку продавать своих рабов владельцу негреку, благо даря чему из этой страны была изгнана работорговля в собственном смысле слова, В эпоху империи мы только здесь находим обычай во время пиршеств граждан и раздач им оливкового масла оделять так же несвободных людей*. Только здесь несвободный человек, как Эпиктет при Траяне, живший в более чем скромных условиях в эпирском Никополе, мог общаться с высокопоставленными лицами сена торского сословия так же, как Сократ некогда общался с Критием и Алкивиадом, причем они слушали его устные поучения, как ученики слушают наставника, записывали и опубликовывали его беседы. Смяг чение рабства, декретированное императорским правом, по существу, объясняется влиянием греческих воззрений, например у императора Марка Аврелия, в глазах которого только что упомянутый никополь ский раб был учителем и образцом для подражания. Автор одного из сохранившихся у Лукиана диалогов с непередаваемым остроумием изображает отношение прекрасно образованного, скромно живущего афинского гражданина к знатным и богатым заезжим иностранцам, образование которых сомнительно, зато грубость часто несомненна; он изображает, как богатого иностранца отучают являться в обще ственные бани с целой армией слуг, словно в Афинах иначе нельзя быть спокойным за свою жизнь и словно в стране идет война; он изображает также, как его отучают ходить по улицам в пурпуре, при чем его любезно спрашивают, не надел ли он костюм своей мамень ки. Автор диалога проводит параллель между жизнью в Риме и в Афинах: там — скука на пирах и еще большая скука в публичных домах, стеснительный комфорт бесчисленной прислуги и домашней роскоши, несносное распутство, муки честолюбия — все через край; сплошное беспокойство, пестрота и хлопоты столичной жизни; здесь — прелесть скромного существования, свободные речи в дружеском кру гу, досуг для духовных наслаждений, возможность мирной и радост
*Во время народных праздников, которые в эпоху Тиберия один бога тый человек устраивал в Акрефии в Беотии, он наряду со свободными приглашал в гости рабов, а его жена — рабынь (С. I. Gr., 1625). В одном распоряжении насчет распределения оливкового масла в гимна стическом заведении (yopvdoiov) лаконского города Гифейона предпи сывается, чтобы в течение шести дней в году рабы также получали свою долю в раздачах (Lebas — Foucart, № 243а). Подобные раздачи имели место и в Аргосе (С. I. Gr., 1122, 1123).
170
ной жизни. «Как мог ты, — спрашивает в Риме один грек другого, — покинуть солнечный свет, Элладу, с ее счастьем и свободой, и проме нять их на эту суету?» Таково мнение всех возвышенных и благород ных умов той эпохи; именно лучшие представители Эллады не хоте ли бы поменяться своим положением с римлянами. Во всей литера туре эпохи империи едва ли найдется второе столь же очаровательное произведение, как уже упомянутая выше эвбейская идиллия Диона: она рисует жизнь двух семей охотников в уединенном лесу; все их имущество состоит из восьми коз, безрогой коровы и отличной тел ки, четырех серпов и трех охотничьих копий; им неизвестны ни день ги, ни подати; затем они попадают в бурное народное собрание горо да, но в конце концов их отпускают с миром, и они возвращаются к своей мирной радостной жизни.
Настоящим олицетворением этого просветленного поэтического понимания жизни является Плутарх из Херонеи, один из самых оба ятельных и начитанных и в то же время один из самых популярных писателей древности. Его родиной был маленький беотийский про винциальный город; он происходил из состоятельной семьи и полу чил полное эллинское образование сначала у себя дома, затем в Афи нах и Александрии; благодаря своим занятиям и разнообразным зна комствам, а также путешествиям по Италии, он хорошо познакомил ся с римской жизнью. Он не пожелал, по обычаю даровитых греков, поступить на государственную службу или избрать профессорскую карьеру и остался верен своей родине, наслаждаясь вместе со своей любимой женой и детьми в кругу друзей мирной домашней жизнью
впрекраснейшем смысле слова, довольствуясь должностями и поче стями, которые могла ему предложить его родная Беотия, и пользу ясь своим скромным наследственным состоянием. В этом граждани не Херонеи мы видим образец истинного эллина в противополож ность всем лишь эллинизированным людям; эллинизм такого рода был невозможен ни в Смирне, ни в Антиохии — он так же сросся с почвой Эллады, как мед Гимета. Есть много более сильных талантов и более глубоких натур, но едва ли найдется другой писатель, который умел бы с таким изумительным чувством меры и с такой ясностью духа подчиняться необходимости и в своих произведениях запечатлеть свойственный ему душевный мир и спокойное счастье жизни.
Вобласти общественной жизни самодовлеющий эллинизм не мог проявиться с такой чистотой и красотой, как в жизни тихого городка, которой история не интересуется и которая сама, к счастью, не нуж дается в том, чтобы быть отмеченной историей. Если мы обратимся к общественным отношениям, то нам придется рассказывать больше о непорядках, чем о порядках как римского управления, так и гречес кой автономии. Со стороны первого не было недостатка в доброй воле, поскольку римский филэллинизм гораздо решительнее проявляется
вэпоху империи, нежели в эпоху республики. Он царит во всем —