3.1.3. Каждый язык это Большой Текст

Следствие обобщающей теории А. Вежбицкой заключается в том, что язык, речь, дискурс являются равнообъемными. Так как существует основная эквивалентность между тем, что говорится и то, что можно сказать в языке, между потенциалом и численностью, любой язык это гигантский текст, который сводится к своему «семантическому миру». Все что известно под Текстом иллюстрируется в нескольких примерах, взятых у предпочтительных для нее авторов русской литературы, главным образом у двух поэтесс: Анны Ахматовой и Марины Цветаевой, которые считаются представительницами русского лингвистического видения мира. Имеется характерный пример типа мысли: (имплицитно) принятый случай, что тип – это матрица всех возможных формирований внутри языка, достаточно взять любой пример, который дает достаточную иллюстрацию для первоначального тезиса. В этом действующем дискурсе одновременно влиятельными доводами (цитатами философов и писателей) и прибегая к интуитивной очевидности, не предлагается никакой контрпример, никакая процедура обнаружения не предусмотрена. Речь идет о мысли в высшей степени эссенциалистской, в полном противоречии с предубеждением эмпиризма проверки «кандидатов» на роль универсального семантического атома.

Как сказать что-нибудь новое, когда всё уже сказано, когда целостность смысла уже представлена в лексике и грамматике? Ничего больше не остается, как повториться Большой Текст – совокупность всех возможных текстов, в которых язык единственный штамп, устраняющий идею, что формирование значения может быть действием дискурсивых практик. Язык – это фильтр и энциклопедия, он, как у философов Романтизма, является совокупностью знаний о людях.

Помимо альтернативы между тезисом и физисом, смысл у А. Вежбицкой не обоснован ни естественностью, ни согласованностью. Он является внутренним одновременно в языке вообще и в каждом языке в частности.

Одно примечание должно быть сделано по поводу понятия «естественность»: универсальный семантический метаязык, может ли он быть естественным? Фактически, несмотря на очевидность, произносимые высказывания в семантическом метаязыке не являются высказываниями в естественном языке, потому что они не могут более противопоставляться и взаимозаменяться с другими высказываниями. Язык, благодаря им, освобожден от своих двусмысленностей, все полностью эксплицитно, новизна всегда определена данными в начале элементами и правилами, которые их составляют. Семантический метаязык не является «естественным», потому что он выражает все имплицитное, он отбирает из двусмысленного.¹⁸ Он является гигиеной мысли.

Мир А. Вежбицкой, лишенный всякого диалогизма, всякого значения социального взаимодействия, это мир застывший и замороженный, закрытый перечень культурных отображений, «лингвоспецифических терминов-ключей», мир, где смысл пленник. Там нет больше монологизма, потому что это язык, который говорит за нас. Есть только частное независимое означающее по отношению к означаемому, больше нет места для игры слов, поэзии, метафоры, ляпсуса или бессознательного. Больше нет подлежащего, потому что нет больше высказывания, больше нет места для личной ответственности носителя языка за свое высказывание, нет больше описания сюжета в истории, нет конфликта, нет разногласия.

Благодаря химере непосредственно значащего слова, А. Вежбицка старается занять господствующее положение, единственная способная вылечивать нарциссическую рану, которая всегда есть в языке, что-то, что ускользает от нас. Для нее любой закоулок языка не должен быть недоступным; все должно быть контролируемым, переводимым из имплицитного в эксплицитное, из запутанного в понятное, в этом семантическом метаязыке, который судит все на свой аршин, который мог бы стать Нагорной проповедью¹⁹ или языком грубой политической пропаганды польской Коммунистической партии. Это старая надежда восстановить уверенное основание истинного смысла без случайностей узуса и множества языков, устранить недосказанное и невыразимое, является противоположностью основного качества отсутствия целостности, несовпадения языка самому себе то, что мы находим у А. Кюльоли и Ж. Лакана: «метаязыка не существует»…