242

Хотя систему взглядов Ликурга мы знаем, в основном, от поздних авторов, но можем не сомневаться, что в основе своей она была известна в перикловых Афинах, ибо там ее и хвалили, и порицали. Хвалили, как ни странно, не только противники афинского строя, но и его сторонники (например, Геродот).

В Афинах была и своя давняя законодательная традиция - законы Драконта (-621 г.), того самого, чья жестокость вошла в поговорку как «драконовы законы» и «драконовы меры». На вопрос, почему почти за все преступления он назначил смерть, Драконт, согласно легенде, ответил, что и мелкие преступления этого за­ служивают, а для крупных он не нашел большего. Есть мнение, что жестокость его законов выдумана впоследствии, но серьезных доводов не видно [88].

Сам факт введения писаного права был очень важен. Еще важнее, что Драконт ввел некоторые правовые идеи, существующие поныне. Так, он положил различ­ ные наказания за умышленное убийство и убийство случайное или при защите [КИД-1, с. 445], а убийство при самозащите (не всякое, а при защите похищаемого имущества) объявил неподсудным [88, с. 42-45]. До этого греки вовсе не умели увязывать вину с умыслом: в мифах и у Гомера мы то и дело видим как нелепо жестокие наказания за случайные проступки (например, увидал богиню обнажен­ ной и ослеп), так и чисто символические наказания за сколь угодно жестокие убий­ ства. Недалеко ушла и практика. К сожалению, о законах Драконта мы знаем очень мало, но знаем, что они были не только об убийстве: при Солоне

«законы Драконта перестали применять, за исключением законов об убийст­ ве» (Аристотель. Афинская полития, 7.1).

2. Крит и колонии: писаные законы

Вторым по древности законодателем после Кекропа (и столь же сказочным) считался царь Крита Минос, сын Зевса и похищенной им Европы. От его законов тоже не дошло ни строчки, и мы судим о них (независимо от того, как на самом де­ ле звали их автора или авторов) лишь по государственной практике тех лет. Види­ мо, в -XIV веке Минос собрал в одно государство весь Крит - на острове нет ни следов войн, ни стен у городов, однотипна керамика.

Основой хозяйства Крита были, как и всюду, рабы - без них нельзя было бы построить знаменитые критские дворцы, в том числе тот самый Лабиринт, где, со­ гласно мифу, обитал Минотавр, убитый Фесеем (см. п. 5 лекции 2), а также ремес­ ленники и несвободные крестьяне (объединенные в общины). Управлял страной чиновничий аппарат при существенной роли землевладельцев и жрецов. Угнете­ ние рабов и женщин было намного слабее, чем в классической Греции [6].

Крит задавал тон, а Микенская цивилизация (состояла из отдельных полисов, воевавших друг с другом) ему вторила, в чем могла. Об этом поведали таблички линейного письма Б, что хорошо описал Антонин Бартонек. В частности,

«критские дворцы были не только политическими центрами, но центрами произ­ водства и товарообмена», тогда как в Микенах «дворцовые центры всегда носят характер преимущественно оборонительных сооружений» [6, с. 141].

Согласно Геродоту и Аристотелю, Ликург ввел в Спарте законы и обычаи по об­ разцу Миноса. Эту версию либо надо отбросить, либо признать самую раннюю из

244

дения единых норм там была осознана раньше. Первый свод законов издал Залевк в -663 году в Локрах (Великая Греция). Они, как и все тогда, были нелепо жестоки. Затем идея пришла в Балканскую Грецию (Драконт в Афинах) и на вос­ ток, где одним из первых ее реализовал Питтак на Лесбосе.

3. Питтак, эсимнет (выборный тираны)

Кто бы и как ни составлял список «семи мудрецов» (см. лекцию 4), трое в нем присутствуют всегда - это Питтак в Митилене (на острове Лесбос), Солон в Афи­ нах и Фалес в Милете. О старшем из них пора рассказать.

Около -620 года Питтак сверг митиленского тиранна и получил неограниченную власть от народного собрания, т.е. стал эсимнетом - выборным тиранном174). Позже такие правители были известны и в иных полисах.

Питтак овладел всем островом, сумел прекратить долгую междоусобицу всех пя­ ти его городов, изгнал смутьянов (среди них оказались знаменитый поэт Алкей - бывший соратник Питтака, и еще более знаменитая поэтесса Сапфо) и дал острову законы, видимо сохранявшие прежние права аристократов и все же полезные, как всякое писаное право. Необычно было то, что Питтак, выполнив свои задачи, сам отказался около -580 г. от власти, а на вопрос, какая власть всего сильнее, ответил, как рассказывали: «Та, что резана на дереве», т.е. писаные законы. Это было важно для развития культуры вообще, а не только науки о государстве.

Питтак первый в Греции написал книгу «О законах». Что в ней было, неизвест­ но, но его афоризм «Дело умных - предвидеть беду, пока она не пришла, дело храбрых - управляться с бедой, когда она пришла» - позволяет допустить, что Питтак стал первым теоретиком права.

Символичен рассказ о последнем сражении, где он сражался лично: митиленцы воевали с афинянами, которыми командовал олимпийский чемпион, т.е. вы­ дающийся атлет; толстопузый Питтак вышел на бой с ним, спрятав под щитом сеть, опутал и убил его. Хитрость, говорили тогда, победила силу. Говорили, как бы забыв, что Питтак грубо нарушил правила благородного агона.

Затем Питтак побеждал только своей политикой, что и выразил изречением: «Победы должны быть бескровны». А в его изречении «С неизбежностью и боги не спорят» можно увидать что-то вроде догадки о законах природы.

4. Солон и рождение философии права

Прочная античная традиция гласит, что Солон и Фалес оба были знатны проис­ хождением, но небогаты, оба торговали и (видимо, по торговым делам) много пу­ тешествовали, а, воротясь, стали виднейшими гражданами своих городов. Оба предлагали улучшить календарь, оба прославились краткими изречениями в про­ зе. В частности, обоим (как и некоторым другим мудрецам) приписывали афоризм «Ничего слишком» - основу всякой устойчивой государственности.

Сближали Солона с Фалесом и другие афоризмы (пусть и выдуманные другими людьми, но рисующие эпоху). Например, у Солона: «Богам почет - родителям честь»; Фалес: «Не стесняйся льстить родителям» и «Какие услуги окажешь роди­ телям, такие и сам ожидай в старости от детей». Причем для обоих изречения в

245

стиле восточной мудрости стали лишь отправной точкой для серьезных размыш­ лений в новом духе. К обоим горожане обращались за советом и обоих мало слу­ шались, так что оба в старости стали свидетелями нелепо жестоких кровавых смут. Но на этом сходства мудрецов кончаются, как кончается сходство судеб двух великих городов Эллады.

Еще Фесею, в мифические времена, позднейшие писатели приписали «увеща­ ния» народа, хотя монарху положено не увещевать, но повелевать. Что, полагаю, он и делал, оставляя подчиненным и потомкам выдумывать «увещания», каковые на деле не могли бы иметь успеха. В историческое время такие «увещания» стали нормой афинской политической жизни и сводились к уничтожению городов.

К теме нашего Курса относятся не сами законы, а осмысление права. И как раз Солона мы знаем не только по его законам, но и по его достоверным (в отличие от Питтака) стихотворным высказываниям о праве, так что для нас он - первый исто­ рически реальный европейский политический мыслитель.

Ситуация, которую он застал в Афинах, была стандартной: засилье землевла­ дельцев-аристократов привело массу производителей к разорению. Но если в большинстве полисов аристократию тогда свергали тираны, опиравшиеся на го­ родскую бедноту [7], то Ликург (если он существовал) и Солон, вероятно, были эсимнетами. Не Солон придумал народное собрание, но именно он сделал уча­ стие в нем основной массы граждан хоть сколько-то действенным. Как писал через 250 лет Аристотель (Афинская полития, 9),

«три пункта в солоновом государственном устройстве являются наиболее де­ мократичными: первое и самое важное - отмена личной кабалы в обеспече­ ние ссуд (людей нельзя стало продавать в рабство за неуплату долгов - Ю. Ч.)'у далее - предоставление всякому желающему возможности выступать истцом за потерпевших обиду; третье, отчего, как утверждают, приобрела особенную силу народная масса, - апелляция к народному суду. И действи­ тельно, раз народ владычествует в голосовании, он становится властелином государства».

Мысль Аристотеля о Солоне нуждается в комментарии. До сих пор можно часто услышать мнение, что все наши беды - от плохих законов. И хотя действитель­ ность ежедневно свидетельствует, что многие хорошие (в глазах сторонников) за­ коны не действуют, это рассматривается не как опровержение данного мнения, а как необходимость принять еще какие-то законы, обеспечивающие выполнение уже принятых «хороших» законов.

Есть прямо противоположная точка зрения - что действовать может только тот закон, который соответствует потребностям и уровню развития государства. В ча­ стности, на этой точке зрения стоял и стоит марксизм. С крушением коммунисти­ ческой идеологии марксизм у нас перестали принимать в расчет и, отрицая его, многие скатились прямиком к античному пониманию государства - словно опыта двух тысяч лет и не было. Так вот, этот опыт свидетельствует, что законы сами по себе жить не могут, какие бы ни вводить поощрения и кары. Мудр тот законода­ тель, который во-первых, издает нужные и исполнимые законы, а во-вторых, соз-

246

дает аппарат для их исполнения и сам им руководит до тех пор, пока исполнение новых законов не станет привычным. В этом смысле был мудр и Ликург (по тому же Плутарху видно, что его законы учитывали желание масс), но понимал ли он это явно, неизвестно. А у Солона мы видим явное понимание:

«Когда его спросили, самые ли лучшие законы он дал афинянам, он ответил - да, самые лучшие, какие они могли принять» (Плутарх. Солон, 15).

Солон понял также, что прежнее право привело Афины к упадку, нашел социаль­ ную силу, на которую мог опереться в своих реформах - на среднего достатка про­ изводителей, - и стал данный слой граждан выращивать. А неограниченное богатст­ во он, по Аристотелю (Политика, 1266 Ь), преследовал:

«Солон установил закон (да и у других он [теперь] имеется), по которому за­ прещается приобретение земли в каком угодно количестве».

Притом для самого Солона его действия были вполне религиозными и, я бы сказал, орфическими. Как и орфики, он звал к самой древней религии:

Свидетельницей на суде времен Да будет мне она, из всех богов Древнейшая, что ведает Олимп -

Кормилица мать - черная Земля! (перевод Ф.Ф. Зелинского).

Авот на закрепление процесса, пока он станет нормой, у Солона сил не хватило,

ион отказался от власти. Дело его не погибло лишь потому, что, после кровавых смут, власть в Афинах захватил тиранн Писистрат, не обладавший таким талантом законотворчества, но сумевший реализовать солоновы принципы, пользуясь меха­ низмом личной диктатуры.

Но уже при сыновьях Писистрата от демократических принципов мало что оста­ лось - если гуманная власть бесконтрольна, она всегда резко меняется со сменой правителя. Высказывания Солона дошли до нас дословно, и их можно считать пер­ выми известными мыслями по философии права. Свой знаменитый тезис «Ничего слишком» он блестяще развил в области права в стихах, которые сохранила для нас «Афинская полития» Аристотеля (перевод СИ. Радцига):

Будет тогда лишь народ всего лучше идти за вождями, Коль не живет без узды, не угнетен выше сил.

От пресыщенья родится надменность, коль средства большие Людям приходят таким, меры не знает чей нрав.

Главное свое достижение он видел в освобождении земель, отнятых за долги у прежних обедневших владельцев:

Мать черная Земля, с которой снял тогда Столбов поставленных я много долговых, Рабыня прежде, ныне же свободная.

Солон прекрасно понимал, что созданные им демократические нормы и учреж­ дения сами по себе демократии не гарантируют, что сильный человек может их под себя подмять (ДЛ, I, 50, перевод М.Л. Гаспарова):

Из нависающей тучи рождается снежная буря, Яркой молнии блеск гром за собою ведет.

247

Так от сильных мужей погибают целые грады,

Так ослепленный народ стал властелину рабом.

Да, демократия держится не избирательным правом или иным законом, а нали­ чием реальной возможности граждан противостоять личной власти правителей. В чем суть этой возможности, не вполне ясно и в наше время: большинство не заме­ чает, что избирательное право мирно уживается с самой свирепой диктатурой, если нет эффективного механизма отстранения избранного от власти. Избирались многие абсолютные монархи (средневековые римские папы, Гитлер и др.).

Избираемость правителя уживается и с полной анархией (такова Польша XVIII века, где шляхетство избирало короля). Сам же Солон писал, что поддерживал справедливое правление (то, которое позже было названо демократией) тем, что «точно волк, вертелся среди стаи псов». Поняв, что события выходят из под его кон­ троля, Солон сложил с себя власть и покинул Афины. Узнав об установлении тира­

нии Писистрата, он послал в Афины стихи ЩЛ, I, 52):

Если дурные плоды принесло вам злонравие ваше, Не возлагайте вину на промышленье богов.

Сами сдались вы беде, несчастья умножили сами. И оттого-то на вас горького рабства ярмо.

Порознь каждый из вас - как лис по пятам за добычей,

Вкупе же все и всегда праздны и тупы умом.

Последняя мысль далеко не проста и тоже нуждается в комментарии. Принято считать, что «классы не ошибаются» (В.И. Ленин), т.е. что всякая общественная группа рационально преследует свои групповые интересы. В действительности как раз группами совершаются самые трагические для общества ошибки (которые прекрасно умел использовать сам Ленин). Впервые, видимо, заметил эту законо­ мерность именно Солон.

До Солона в Афинах уже было недавнее писаное законодательство Драконта. Его законы пора было смягчать, что Солон отчасти и сделал. Однако и его законы не надо приукрашивать, что часто делают. Они были очень разные, и некоторые поражают нелепой мелочностью.

Так, желая ограничить обычную тогда практику женитьбы на богатых наследни­ цах ради их денег, а не для продления рода, Солон издал несколько законов - на­ пример, такой: муж богатой сироты обязан сходиться с ней не менее трех раз в месяц. Или: борясь с излишней роскошью, он запретил невесте приносить в дом жениха более трех плащей; борясь с праздностью - ходить на похороны «посто­ ронних» и т.п. Это вызывало насмешку уже в древности.

Впрочем, главная беда солоновых законов была та же, что всех ранних законов - неумение выразить норму в общем виде. Например, Солон постановил содер­ жать на казенный счет детей одного погибшего воина, и лишь после него Писистрат догадался издать закон о детях погибших воинов. (В иных городах эта практика возникла много позже.) Такие акты тоже можно отнести к успехам правовой науки, ибо всякая наука начинается с обобщения. На это указал еще Аристотель: Солон «не умел в общей форме выразить наилучшее» (Аф. пол. 9. 2).