Античная литература / Марк Аврелий. Размышления

хорошо читается и позволяет читателю получить первое ознакомление

с памятником. Главный недостаток перевода состоит в том, что читателю книга представляется более общепонятным чтением, чем это есть на са­

ыом деле.

По свидетельству участнпков тогдашнего литературного движения

восприятие мировых достижений мысли и слова было в России в эту

пору очень мощным; то, что называли «русским духовным ренессансом»,

по-видимому, тесно переплеталось с этим культурным процессом. Приме­

ПlIтельно 1\ интересующей нас теме можно упомянуть ознакомление рус­

ской публики с Уолтером Патером или Морисом Метерлинком, в творче­ стве которых интерес к Марку Аврелию занимал видное место.

Отрывки из романа Уолтера Патера «Марий Эпикуреец» появились у нас в превосходном переводе п. Муратова.205 Отметим любопытную де­

таль: Марк Аврелий разочаровывает героя своим спокойствием в амфи­ театре, то есть в том же самом месте, где за ним наблюдал Михайлов­ СIШЙ. Также и в отзыве Муратова об «упражненной, не природной радо­ СПI стоИIШВ» читатель настоящего очерка вспомнит Чаа.даева. :Книга Ме­

терлинка «Мудрость и судьба» вскоре после своего появления была (по обыкновению дурно) переведена на русский язык одним из отцов рус­ сного декаданса Н. Минским.2О6 Наиболее примечательная идея этой

порождающем великий свет в великих душах, окрашено, пожалуй, в не­

СIЮЛЫЮ неантичные тона, однако признание возможного синтеза добра и

силы (KaI\ мы наблюдали это у :Кропоткина) представляется во всех

отношениях отрадным. Марку Аврелию выпала честь послужить исто­

рпчеСЮIМ примером осуществимости такого соединения.

Не будем упоминать здесь множество, обычно переводных, историче­ ских романов и повестей для детей, затрагивающих эпоху Марка Авр"'­ лня. Эту традицию применительно к Марку Аврелию из людей, связан­

ных с Россией, прю{тиковал еще Игнат (Иннокентий) Аврелий Фесслер 207

(1756-1839), последние 30 лет жизни проведший в наших краях. Фес­ c.'lep издал пространный исторический роман о Марке Аврелии. Освеще­

ние материала, во многом вымышленного, сугубо христианское. Мальчи­

ком Марк Аврелий слышит о христианах, которые (<Не знают раздора,

ссор и вражды»; к концу четырехтомного романа император в упоении

слушает апологета Афинагора.

Мы видели, таким образом, что количество источнИIШВ более или ме­

пее исторических сведений о жизни и писаниях Марка Аврелия стало почти необозримо. И в литературе видны свдетельства того, что общество

:лими источнин:ами пользовалось. В. Г. :Короленко, защищая редактора

Ог. Fessler.

11 Мари АврелиЙ. Размышления

«Русского богатства» от гонений по поводу публикаций толстовских «3аписок Федора Кузьмича», включает 208 в коллекцию усталых от ЖИЗНll

монархов и Марка Аврелия (ср. Размышления 8,8; 5,16; 6,12; 5,29).

13

Как знаток древних, Вячеслав Иванов не мог пе держать Марка Ав­

релия в поле своего зрения; как очарованный римский житель, он не мог не подниматься на Капитолий: «На Капитолий крутой я всхожу: вот II

конь Антонина».209 Для нас интереснее всего то, что Иванов, привлечен­ ный к работе Ф. Ф. 3елинским, перевел для задуманного в сабашников­

как Иванов, как впрочем и позднейшие исследователи этого текста, не

заметил, что Марк Аврелий выписывает только 'те стихотворные изрече­

ния, которые ДОПУСRают 'стоическое перетолкование, так что перево;(

должен считаться здесь прежде всего с многозначностью важных для

Мариа Аврелия выражений или ходов мысли (см. наш перевод и номмен­ тарий к 10,34; 11,30; 7,42 и др.), 'мы отказались от них в нашем изда­

нии.

Перевод В. Ивановым стихотворных цитат в «Размышлениях» ПОДВeJ нас вплотную к «Памятникам мировой литературы» в из:дательстве 11. В. Сабашникова.210 Новый перевод выполнил с. М. Роговин, успев­

ший уже к этому времени поработать над Юмом, Макиавелли и Спино·

зоii; отдельной книжкой вышел этюд Роговина о Юме.2l1 Этот, по-видп­

мому, молодой И безусловно энергичный исследователь интересовался

главным образом историей европеЙСIЮЙ ПОЛIIтической и релпгиозноjj

мысли. Тот факт, что с. А. Котляревский 212 дважды написал предисловпя

к переводам Роговина, а также известное сходство их пнтересов позво· ляет предположить, что Роговин был учеником Котляревского. Во всту­ пительном очерке к сабашниковскому изданию (Марк Аврелий Антонин,

Наедине с собой. Размышления. Перевод с греческого II ПРПJlIечанпн с. Роговина, вступительный очерк с. Котляревского. М., 1914) с. Котля­

ревский ставит акцент на правовых формах римской l'осудаРСТВСНIIОЙ

ашзни, и это для него не случайно.,

Перевод с. Роговина был встречен прохладноii рецензией В. я. I\ап­

ЛИНСКОГО,213 I\ОТОРЫЙ, хоть И верно отметил некоторые недостаТIШ зтоii работы, однако, нам думается, в целом несправедлив к переводчику. Ро­

говин действительно допустил несколько промахов, Iюторые у филолога-

208 Короленко В. г. Собр. соч. в 10-ти тт. М., 1955, т. 8, с. 351-365.

209 J1ванов В. Кормчие звезды. Книга лирики. СПб., 1901, с. 252.

210 Белов с. В. Книгоиздательство Сабашниковых. М., 1974.

211 Роговин с. Деизм и Давид Юм. М., 1908.

212 О С. А. Котляревском см. НовыЙ.Энц. Сл., Т. 22.

213 Рецензия В. Каплинского помещена в «Гермесе» 1914, Т. 15, с. 111-113.

других нниг,214 нельзя не чувствовать глубоного сожаления о том, что Егунову не случилось перевести памятнин полностью, правда, по неболь­

шому числу отрывнов И 1-й книге, стоящей особняном во всем произведе­ нии, нельзя судить о том, наним образом переводчин подошел бы к труд­

ному во всех отношениях вопросу о воспроизведении впереводе стоиче­

сних терминов; переводчИI\ наверное сознательно подобрал антологию

записей тан, чтобы воспроизводить не философскую систему, а черты

личности Марна Аврелия. Зато в других отношениях даже этот фраг­

мент «Размышлений» впереводе А. Н. Егунова дает ясное представленпе о том, нак ВОСПРШIIIмал переводчик стиль автора и il,aHpoBble особенносТII

памятнина.

Нельзя не заметить при первом же взгляде, нан искусно воспроизво­

дит переводчик черты !щнспентивного стиля, П:ОГilа требуется I1зощреп­ ность, чтобы передать даже и случайную, но часто выразительную не­ брежность, неilоговоренность, вообще словесную интимность. Вот при­ меры этих достижений в 1, 16: «От отца - кротость 11 непонолебимое тер­ пение при тщательно взвешенных решениях. И отсутствие тщеславия прп так называемых почестях. И трудолюбие, и выдержна. И внимательност], к тем, нто вносит что-нибудь общеполезное. И неизменное воздаяние КЮI\­

дому по достоинству. И опытность в том, где пужно подтянуть, а г;\е

отпуститЬ». На фоне таl\:ОГО перевода сразу выявляется упрощенность представления о литературности КЮ{ бесстильной правильности. Отназ от этой безотрадной догмы рождает богатство словника и разнообразие син­ таксиса, например, смелые, но безболезненные анаколуфы. Вот перево:\

еще одной записи (4, 3, нонец): «Самыми убедительными доводами, 1,0-

торые всегда надо иметь в виду, пусть будут следующие два: первое­

ато то, что вещи не затрагивают души, онп стоят вне ее, неДВИII,НО,

11 наши тягости ПРОIIСХОilЯТ иснлючительно от нашего внутреннего пре;(­

ставления. А второе - это ТО, что все видимое тобой тан мгновенно ме­ няется, что сноро его уже не будет. И снольких перемен ты и сам ya;~ был свидетелем - постоянно думай об <>том. Мир - изменение, iI\ИЗIIЬ­

восприятие» .

Таким образом, восполняя тот элемент, ното'рого существенпо недо­

ставало во всей предыдущей традиции, этот перевод иллюстрирует в сущ­

ности удивительный факт органичностп литературного процесса, убе::\п­ тельно рассмотренный самим А. Н. Егуновым на историп руссюIX перево­

дов Гомера.215

Итак, переводы тесно и притом двусторонним образом связаны с исто­

рией рецепции автора: переводы не являются столь пассивными, а ре­

цепция столь антивной, кан мыслится в идеале. Характер интереса !, ав­ тору II особеННОСТII НУЛЬТУРНОl'О момента определяют, важна .111

нравственная, нан дЛЯ Л. "Урусова, философсная, нан дЛЯ С. Роговина, плп

основная дЛЯ А. Н. Егунова литературная сторона подлиннина. Тем но

чужда по стилю, анахронистична. Представляется, что лучше продолжпть пересадку стоических понятий на славянскую почву, причем иногда при­

ходится прибегать к помощи словообразования, а иногда вкладывать

встарые слова новый смысл, что, пожалуй, естественно, если язык наш -

живой. Воспроизведение терминологической системы, обзор которой дан

вуказателе терминов,216 а также чувствительность стоиков к точности словоупотребления ставит перед переводом еще более громоздкую за­

дачу - посильно применить тот же терминологический принцип для весьма широкого круга слов, так чтобы русские соответствия, полученные

спомощью анализа важных для автора синонимических групп, встреча­

лись всегда там и только там, где они есть в подлиннине. Этот идеал,

осуществимый лишь отчасти, можно назвать рекуррентностью; 217 послед­

няя позволяет надежно отличать законное разнообразие от произвольного

разнобоя, что весьма существенно для памятников мысли.

Важную роль в «Размышлениях», как это ощущали почти все пере­

водчики, играет ритм, чередование нарочитой краткости и торжественных

амплификаций. Rадансированная проза последних иногда напоминает

гимн наподобие тога, который находим посреди записи 3, 4 (после слов

«благодаря чему такой человек» до «дано судьбой»). Воспроизведение

особенностей каденции приходитсн иметь в виду постоянно; иногда она

отмечена подобием рифмы, которую приходится воспроизводить незаВI!­

симо от того, как мы относимся к рифме в прозе. Иначе говоря, идеаль­

ный перевод представляется нам выполнением прпнципа: «смысл

в смысл, и слог в слог».

Ряд особенностей языка оригинала, относящихся к общеЯЗЫIШВОЙ си­ туации, как колебания языка Марка Аврелия между койнэ и аттицизмом,

естественно остается вне поля зрения переводчика: можно отразить в пе­

реводе ионизм 1tP~":JU) (4,24), появившийся в цитате из ДеМОI{рита, но

вряд лп ВОЗl\lОiЮIO И нужно. передавать разнобой в употреб:rенип, напрп­

мер, 1tp:iaow и 1tpci:t'tw, хоть II похоже, что РУIЮППСII ВОСПРОIlЗВО;J;ЯТ В оспов­

пом I{артину словоупотребления автора. То же относится и 1\ особенно­

стям синтаксиса, где, скажем, инфинитивный оборот уступает место до­ полнительным придаточным предложениям, или I{ области стилистПIШ,

где для Марка Аврелия считаются примечательными хиаты.218 Таким об­

разом, даже в идеале передается не все, а то, что кажется литературно

значимым - разумеется без упрощенного представления о .литературно­

сти как школьной правильности.

216 ер_ Предметный указатель М. Л. Гаспарова в кн.: Диоген Лазртекий. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979.

217 Маковскuй М. М. Теория лексической аттракции. М., 1971, с. 178 (тер~IПН

примепен I{ средневековой английской теХНИI{е перевода) .

218 Zilliacus Н. De elocutione Marci Aurelii imperatoris quaestiones syntact.icae. Helsingforsiae, 1938.

14

!\ началу хх в. о Марке Аврелии много говорили, хотя и не слишком

много думали, и неудивительно, что должен был произойти отказ от

внешнего пиетета. Одна из возможностей - юмор и насмешка, не чуждые всякой полноценной культуре.219 Не беремся судить, означал ли иронию псевдоним В. Брюсова, который подписывал свои рецензии в «Новом

путю) анаграммой АврелиЙ.22О Если некоторая монотонность записей, по­

священных самоусовершенствованию, всегда чревата комическим, то

в литературе «великого десятилетия» (1918-1928) к этой особенности «Размышлений» и к общим предпосылкам, толкающим юмористически

относиться R культурным идолам, прибавилось ощущение разрыва с эпо­

хой славословий в адрес «философа в порфире». Об этом свидетельствует хотя бы известная шутка И. Ильфа,221 понравившаяся Маяковскому п возвращенная В. Катаевым ее автору.222

Лирически сочетая тоску с насмешкой, Константин Вагинов пове­

ствует в «Козлиной песне» 223 о том, как в Петрограде у Мариинской боль­

ницы на Литейном можно было увидеть самые неожиданные книги:

у Вас "Утешения философии" Боэция? .. Боэция не оказалосы. В более свирепых «Трудах и днях Свистонова» Вагинов так изображает собрание поклонников недавней старины: «Психачев сидел на президентском месте

в сапогах со шпорами, с лентой через плечо и читал, толковал места, из­

бранные из Библии, Сенеки, Эпиктета, Марка Аврелия и КонФуция...

[)ратья, поговорим об усовершенствовании наших духовных способно­

НlIю).225 Певцу «!\озлиной песню) удалось подытожить здесь многое.

В «Золотом теленке» И. Ильфа и Е. Петрова Марк Аврелий входит в золотой запас эмблем старого режима, которым обаятельно распоряжа­ ется Остап в целях своей обоюдоострой иронии.22б Более жестко то же

прпстрастие старой нультуры к образу римского императора ретроспек-

219 Так, в начале 20-х l'ОДОВ у Хаксли Марк Аврелий среди прочих светочеii человечества украшает отборную библиотеку в отхожем месте (Huxley А. Crome

Yellow. А novel. Mosco\v, 1979, р. 96-97),

220 См.: Библиография В. Я. Брюсова. 1884-1973. Составила К. Д. Муратова.

Ереван, 1976, с. 398.

221 Литературные шушу(т)ки и литературные секреты. Ивд. ЛенинграДСIЮГО

театра Дома писателей. На правах рукописи. М., 1928, с. 7.

222 Катаев В, Святой колодец. Трава забвения. М., 1969, с. 271.

223 Вагиnов К. Козлиная песня. Л., 1928, с. 24.

224 Мы догадываемся, что Вагинов имеет в виду редкое (и оставшееся нам

педоступным) издание: Pensees de Магс-АureIе. Ornements graves sur bois, par AlfI'ed Latour. Paris, 1924.

22; Вагиnов К. Труды и дни Свистонова. Л., 1929, с. 107-108. ш Ильф И., Петров Е. 12 стульев. М., 1948, с. 352.

тпвно представлено у Горького в «Жизни Клима Самгина».227 Любо­

пытно, что были и ТaIше, кто ощущал новое I{aK простое ПРОДОШI;:еппе

старого в благоприятном I\оЛIIчествеННОl\l выражении. Так, И. Кремнев

высказывал мысль, что впредь жизнью «Герода Аттика, Марка Аврелия,

Василия ГОЛИЦИНа» будут жить уже не единицы и не десятки тысяч,

а миллионы.228 Другая возможность обновления состояла в большем проникновении

в индивидуально-историческое, в более живом освоении текста «Размыш­

:IениЙ». Пример такого отношения дает М. Цветаева, которая использо­

вала интонации первой книги Марка Аврелия то как композиционный

прпем,229 то как парадигму благодарного чувства.23О

Наконец, третий выход состоял в демифологизации Марка Аврелия­

н рассмотрении его как обычного исторического лица и, так сказать, про­

стого римского императора. Наверное именно этот подход сказался в том,

ЧТО имя Марка Аврелия исчезло из литературных энциклопедий, хотя и

рассматривается постоянно в справочниках общих или исторических. Сле­

дует признать, что склонность давать ему не слишком высокую оценку

внекотором смысле уравновешивает то легковесное уважение, которое

нричиталось Марку Аврелию в прошлом.

* * *

Итак, в отношении перевода «Размышлений» мы наблюдали медлен­

ное, но поступательное движение. Образ легендарного философа-венце­

носца стал известен очень широко, кю{, показывает даже заведомо не­

полный обзор. Интересно отметить изобилие обобщенных символичеСIШХ значений, связанных с фигурой Марка Аврелия: он стал символом цар­ ственного ИСIштеля пстины, эмблемой сознающего свои несовершенства

IIдеалыIOГО монарха, парадигмой человечесной бесприютности в любом

уделе. Важно, пожалуй, и то, что монаршее стремление к самоусовершен­ ствованию нак бы само собой подразумевало право подданных на пзве­

стную духовную автономность. В личности Марка Аврелия, соедишшшей

монарха, стоика и писателя, первому лицу вольно илп невольно, прпда­

валось у нас определяющее значение - не случайно расцвет интересу­

ющей нас традиции приходится на эпоху европеизированных РУССКИХ са­

модержцев. Другое дело, что по характерной чувствительностп 1\0 всеыу

неблагополучному у нас проницательно были усмотрены и даже исполь­ зованы в идейной борьбе некоторые ноты разлада в этой сложной лич­

ности и судьбе.

227 Гopь~ий М. Полн. собр. соч. Художественные произведения в 25-ти тт. М.,

1975, т. 24, с. 340.

228 Кре;мнев Н. (А. В. Чаянов). Путешествие моего брата Алексея в страну

I>РССТЬЯНСКОЙ утопии. М., 1920.

229 Цветаева М. Соч. М., 1980, т. 2, с. 153.

230 Письма М. Цветаевой. - Новый мир, 1969, ом 4, с. 202 (Письмо Л. О. Па­

стернаку).

Послужив в России для выявления важных идеологических узлов,

значительных культурных идей и влиятельных образов, распространив­

шись таким образом вширь и как бы ввысь, Марк Аврелий и его «Раз­

мышлению) не стаЛII, однако, предметом, в который входили бы глубоко ра;(п :\остовсрного исторпческого знания. Тревога мысли у Марка Авре­ лия занимала нас больше, чем сами его мысли. Характерно, что ни разу не ВО3НIIIша потребность издать подлинник, не говоря уж о комментиро­

РоаНIIО:М издании, каких немало было на Западе. Влияние «Размышлений»

MapI,a Аврелия на европейские литературы не описано именно в связи с его необозримостью. В этом убеждает не столько беглый очерк польской

традиции,231 сколько монография, в которой освещено место стоицизма

в европейской мысли ХУI в.,232 когда сторонники католицизма, Рефор­

~JaI(ИИ и различных гуманистических толков яростно и просвещенно об­

СУilщали такие вопросы, как стоический пантеизм, концепция равенства

погрешений, идеал нестрастия, отношение Промысла и свободы, Про­

)[ысла и зла и т. д. У нас тоже стоицизм рассматривался прежде всето

ОI(l'IIIШ превращала Марка Аврелия скорее в знамя, чем в предмет само­

СНJНтельного и неспешного интереса. С другой стороны слишком непо­

с!)(':(ственное прочтение мыслей римского императора неподготовленным

IJJlтателем также проходило мимо существа их: например, Марк Авре­ :!IIii ужаснулся бы, если бы узнал, что записью 6,13 утешают себя по­

стошню недоедающие люди.

СТЮIlI, характеризующими памятник. Перипетии рецепции Марка Авре­

:шн в России некоторым образом подводят к такому чтению «Размышле­

ппii», когда интересно знание деталей. Тщательное рассмотрение и по nОЗ~IOrIШОСТИ непредвзятое сопоставление идей и понятий позволяет яснее ВlцeTЬ и древность, и современность, чувствовать своеобразие культур и

усматривать общее в них, сохраняя или восстанавливая при этом единое

ш'рпло человеческих ценностей. Ясно же сказал Гераклит (Diels В 89):

('~' БОJl:РСТВУЮЩИХ один, общий мир, а сиящие отворачиваются каждый

]] свой собственный».

231 Kowalska А. MarE'k Aureliusz i jego «Rozmyslania» \v literaturze polskiej. Lбd:l

1947. Б. 3-24.

232 Zanta L. La renaissance du Stoic,isme аи ХУI siecle. Paris, 1914.

ЭКЗЕГЕТИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ

При составлении примечаний учитывались и использовались комментарии и

I1римечания к «Размышлениям» в изданиях Гатакера (Th. Gataker, Cambridge, 1652,

с лат. пер.), Леопольда (Н. 1. Leopold, Oxford, 1908), Хейнза (С. Н. Haines, London. 19G13, с юiгл. прр.), Фаркерсона (А. S. L. Farquharson, Oxford, 1944, с англ. пер.),

Паlfеn J. Formgeschichtliche Untersuchungen zu den Selbstbetrachtungen Marc Ашеls.

Cambridge, 1972, v. 1; Seneca. Орега. Leipzig, 1907-19~3, v. 1-3; С. Musonii НиН

R русск. переводах: Диоген, Лаэртск,uЙ. О жизни, учениях и изречениях знамени­

тых философов. М., 1979 (пер. М. Л. Гаспарова); Сек,ст Э.мnuрuк,. Соч., М., 19751976, т. 1, 2 (пер. М. В. Брюлловой-ШаСКОЛЬСIШЙ и А. Ф. Лосева); Сен,ек,а. Нрав­

О дружбе. Об обязанностях. М., 1974 (пер. В. О. Горенштейна); З) Тускуланские

1957, 2, (пер. С. П. Кондратьева).

СсыЛIШ на «Размышления» даются без указания автора и сочинения, первая

цифра обозначает IШИГУ, вторая - ЗDЛИСЬ.

Заглавие «РаамышлеНИfI» траДИЦИОННО-УСJIовнuе. Встречающиесп в некоторых

списках нааваНИII 'С<Х el. Eau'CO'l и 'Со.. У.а3' аи'Со'! можно интернретироваТl, l~aK «К са­

выражениям есть параллеЛII в теl\сте: «уединиться в себе ... у себя в душе» (4, 3), «уйди ПОСl\орее в себя» (6, 11; ср. 7, 28), «1\ самому же себе обращайся» (9, 42); (шро себя Сl\ажет» (10, 36), «не думать и не помышлять (про себя») (12, 4). Возможно, что трудв.ость выбора повлияла на старую французскую традицию, объединявшую оба ва-