Глава II. Крещение Руси Владимиром I.

Причины крещение Руси События, предшествующие и сопровождавшие «крещение Руси» князем Владимиром, являются не однозначными и противоречивыми. Источники, хранящие данную информацию, ограничены панегирической литературой, скупыми сведениями житийной литературы, единичными свидетельствами иностранных авторов и несколькими летописными преданиями – и это все, чем располагает современный исследователь. Наша история о временах, предшествовавших принятию христианства, темна и наполнена сказаниями, за которыми нельзя признать несомненной достоверности. Этому причиною то, что наши первые летописцы писали не раньше второй половины XI в. и о событиях, происходивших в их отечестве в IX и Х веках, за исключением немногих письменных греческих известий, не имели других источников, кроме изустных народных преданий, которые, по своему свойству, подвергались вымыслам и изменениям. Главный источник по теме Крещения Руси- «Повесть временных лет» 1113 г. написанное Нестором.

Трудно определённо сказать, что же всё-таки убедило Владимира отказаться от своего буйного нрава и принять Христову веру. Как мы поняли, первые годы своего княжения он прямо-таки благонравием не отличался, по крайней мере, летопись охарактеризовала его довольно развращённым молодым человеком. Как бы то ни было, как это не редко случается, к 30-ти годам мужчина, тем паче прошедший нелёгкую военную школу, порой, оглядываясь на свою жизнь, видит в ней не совсем то, чем она являлась ему ранее. Возможно, нечто подобное пришлось испытать и нашему просветителю.

Как нам сообщает летописец «Повести временных лет» крещение Руси предваряет так называемое испытание верой. К Владимиру в Киев явились представители трех монотеистических религий: ислама, иудаизма и христианства. Вдруг приходят к Владимиру послы и от магометан, и от немцев, и от хазар-жидов и, наконец, от греков. Послы от магометан. «Говорите, в чем ваша вера»— вопросил Владимир. «Веруем в Бога, а Магомет нас учит; творить обрезание, свинины не есть, вина не пить; а по смерти и с женами не расстанемся: даст Магомет каждому по 70 жен прекрасных». Говорили еще, что кто бедный на этом свете, то будет бедным и в раю, и говорили многое такое, чего и написать нельзя, ради срама, заметил летописец. О прекрасных женах Владимир слушал с удовольствием, потому что и сам был очень женолюбив, но ему не по нраву пришлось обрезание, отвержение свиных мяс, а особенно было ему нелюбо, что не пить вина. «Руси есть веселие питье,— сказал он,— не можем без того быти!».

Пришли потом немцы от Папы и стали рассказывать свою веру. «А какаяваша заповедь?-спросил Владимир. «Пощение по силе»,-отвечали послы.-Если кто пьет и кто ест, то все во славу Божию, говорит наш учитель Павел».-»Идите домой,-молвилВладимир,-отцы наши этого не приняли».

Услышали хазарские жиды, что Владимир испытывает лучшую истинную веру и тоже пришли. Дабы понизить христианский закон, они прямо сказали, что христиане веруют в того, кого, они распяли. «А мы веруем,— говорили они,— единому Богу Авраамову, Исаакову, Иаковлеву».— «Каков же ваш закон?»— спросил Владимир. «Обрезание,— отвечали козары,— свинины не есть, ни заячины, субботу хранить».— «А где ваша земля?»— продолжал Владимир. «В Ерусалиме»,— «Вы там ли живете?» — «Бог прогневался на наших отцов,— сказали жиды,— за грехи наши рассеял нас по странам; отдана наша земля христианам». Владимир проговорил им такое решение: «Как же это вы других учите, а сами отвержены Богом и рассеяны? Когда бы Бог любил вас и ваш закон, то не рассеял бы по чужим землям! Или думаете, что от вас и нам то же принять?»

Затем прислали послов греки. Говорить с Владимиром о вере они прислали философа, который вначале по порядку изобразил лживость и заблуждения, и неисправленья других вер. Магометанство он изобразил такими красками, что Владимир плюнул и сказал: «Нечисто есть дело!» О вере немецкой философ объяснил, что это вера такая же, что и у греков, но есть там неисправленье: служить опресноками, сиречь оплатками, чего от Бога не повелено, но повелено хлебом служити. Выслушав первую речь философа, Владимир спросил его: «Ко мне приходили жиды хазарские и говорят: немцы и греки в того веруют, кого мы распяли на кресте?» Не без искусства летописец расставил разговоры, чтобы тотчас начать подробную повесть о Распятом. «Воистину в того веруем,— сказал философ,— ибо так пророчествовали пророки, одни — что Богу должно родиться, а другие — быть распяту и погребенну и в третий день воскреснуть и взойти на небеса. А жиды тех пророков избивали, и когда все сбылось по пророчеству, Господь еще ожидал от них покаянья, но не покаялись, и для того Господь послал на них римлян, грады их разбили, самих рассеяли по землям и работают теперь в странах». Но историю жидов Владимир узнал очень подробно, когда спросил философа, для чего Господь сошел на землю и принял страдание?

«Если хочешь послушать,— сказал философ,— то расскажу тебе от начала». И рассказал ему ветхозаветную историю по порядку, о сотворении неба и земли и всей твари, о гордости и высокоумии Сатаниила, как он был низвержен с неба; о жизни первого человека в раю, о создании жены от ребра Адама, о преступлении заповеди и изгнании из рая; об убийстве Авеля братом Каином; о том, как люди, расплодившись и умножившись на земле, забыли истинного Бога, стали жить по-скотски; как Бог наказал их потопом. Остался один праведный Ной с тремя сынами; от них вновь земля расплодилась. Затем философ рассказал евангельскую историю и закончил свои повести так «Господь поставил один день, в который, пришед с небеси, хочет судить живых и мертвых и воздать каждому по его делам; праведным Царство Небесное и красоту неизреченную, веселье без конца и бессмертье вовеки; грешным — мука огненная и червь неусыпаемый, и мучению не будет конца. Так мучимы будут, кто не верует во Христа, мучимы будут в огне, которые не принимают крещенье». Сказавши это, философ показал Владимиру запону, на ней было написано Судище Господне — справа праведные в веселье шествуют в рай, слева грешнки идут на вечную муку. Владимир, вздохнувши, молвил: «Хорошо будет тем, что идут направо- то, горе будет этим, что налево»,— «Если желаешь стать с праведными, то крестися»,— сказал философ. Владимир положил на сердце эти слова, но ответил: «Пожду и еще немного». Он желал испытать все веры.

После этих бесед с проповедниками веры Владимир созвал на совет дружину, всех бояр и старейшин города, и сказал им: «Ко мне приходили болгаре и говорят: прими наш закон; потом приходили немцы и те хвалят свой закон; после пришли жиды. Наконец, пришли греки, похулили все законы, а свой хвалят и много говорили, рассказывали все от начала мира, о бытии всего мира. Очень умно рассказывали и чудно их слушать, любопытно каждому их послушать! Повествуют, что есть другой свет; если, говорит, кто в нашу веру вступит, то хотя бы и умер — опять встанет и не умрет вовеки; если в иной закон ступит, то на том свете в огне будет гореть!.. Как ума прибавите, что скажете?» — вопросил Владимир.

«Дело известное,— сказали бояре и старцы,— и сам ты знаешь, что своего никто не похулит, завсегда хвалит. Коли хочешь испытать доподлинно, то у тебя есть мужи, пошли и вели рассмотреть в каждой стране тамошнюю службу, как служат Богу».

Эта речь полюбилась и князю, и всем людям. Она и выходила из разума всех киевских людей. Избрали добрых и смышленых мужей 10 человек и послали прежде всего к болгарам, потом к немцам, потом к грекам. По возвращении послов Владимир опять созвал дружину, бояр и старцев и велел рассказывать перед собранием, что видели. «Видели мы у болгар,— говорили послы,— поклоняются в храме, стоя без пояса, поклонившись, сядет и глядит туда и сюда, как сумасшедший. Нет веселья у них, но печаль и смрад великий, нет добра в их законе... Видели мы у немцев, в храмах многие службы творят, но красоты не видели никакой. Потом пришли мы к грекам, водили нас, где служат своему Богу. В изумлении мы не ведали, на небе мы были или на земле! Нет на земле такого вида и такой красоты! Не умеем и рассказать! Только знаем, что там сам Бог с людьми пребывает, и служба у них выше (паче) всех стран. Не можем забыть той красоты! Всякий человек, если вкусить сладкое, уже горького не захочет, так и мы уже не можем здесь в язычестве остаться!» — «Если б дурен был закон греческий, то и Ольга,

бабушка твоя, не приняла бы его. Мудрейшая была из всех людей!»— ответили бояре. «Где же примем крещение?» — вопросил Владимир. «Где тебе любо!» — ответила дружина.

Послы приходили только от тех народов, которые в это время хорошо знали Киев, а Киев их знал еще лучше, доставляя им и получая от них надобные предметы обоюдного торга. Заезжему гостю-торговцу, из какой бы страны он ни пришел, Киев растворял свои ворота широко и доставлял не только полную безопасность в своей стране, но и охранял собственность таких гостей даже с преимуществом перед своими русскими людьми, как это видно из последующих установлений. Это самое, как и вообще торговля, собирало в Киев население разнородное, умное, смышленое. Немудрено, что язычество Киевлян подвергалось часто если и не осуждению, то сильному рассуждению, и смышленые русские язычники не один раз, каждый в своих сношениях с иноземцами, испытывали подобное же прихождение послов со стороны различных вероисповеданий и много рассуждали о том, чья вера лучше. Когда такие рассуждения сделались общими и, так сказать, общественными, то как естественно было собрать по этому поводу общую думу и отдать общий вопрос на ее решение. Владимир так и поступает. Общий совет вполне и доказывает, что вопрос о перемене веры стал общим вопросом для всей дружины и что Владимиру уже не нужно было говорить, как говорил его отец: «Могу ли я один принять иную веру, ведь дружина смеяться начнет!» Теперь, по всем видимостям, сама дружина бодро шла вперед к решению этого вопроса. В противном случае Владимир остался бы одиноким; и принял бы крещение, как приняла его бабка Ольга, не окрестив за собою всей земли.

Избрание веры, как мы говорили, было таким же действием русского обычая, каким было избрание варягов-руси. «Поищем себе князя,— говорили новгородцы,— который бы владел и судил по праву»,— «Испытаем гораздо,— говорили киевляне,— как кто служит Богу, чтобы решить раз навсегда, в какую веру идти всем людям».

Именно раз навсегда и общим советом надо было решить, какой веры держаться, потому что язычество уже колебалось и вторгалось разноверие; потому что дело становилось общим, политическим, выходило из домов и дворов на улицу, на площадь.

Летом 988 года отборный шеститысячный отряд варяжско-русской дружины, посланный Владимиром I Святославичем, спас византийского императора Василия II, наголову разбив войско пытавшегося занять императорский престол Варды Фоки. Сам Владимир провожал свою дружину, отправлявшуюся на помощь Василию II, до днепровских порогов. Исполнив свой долг, дружина осталась служить в Византии. Именно поэтому Владимиру была оказана величайшая честь. Ему обещали руку сестры императора Анны, которой к этому времени было уже двадцать шесть лет.

Но обещание не выполнялось, и поэтому Владимиру I пришлось добиваться руки Анны военной силой. Летописец, повествуя о поводах и обстоятельствах всенародного крещения Руси, разбивает свой рассказ на два отдела и ставит средоточием этих отделов военный поход Владимира на Корсунь. Завоевание Корсуня служит как бы прямым ответом на вопрос Владимира: «Где примем крещение?» — «Где тебе любо!»— отвечает дружина. «В Корсуне», — отвечает смысл всей повести, высказывая это решение как бы думою самого Владимира. Судя по известию Льва Дьякона, завоевание Корсуня было грозное. По летописи, это событие рассказано следующим образом. В 988 г. Владимир пошел с войском на Корсунь в ладьяхи осадил город с обеих сторон, ставши в лимане, т. е. в заливе, и на сухом пути. Корсунцы боролись крепко и сдаваться не хотели, несмотря на угрозу, что если добром не сдадутся, то осада продолжится и за три года. Он осадил и взял византийский Херсонес в Крыму. «Недостойно христианам выходить замуж за поганых. Прими крещенье, тогда получишь невесту, и царство небесное приимешь и будешь единоверен с нами. Не захочешь креститься — не можем отдать за тебя свою сестру». Цари так говорили, следуя уставу Константина Багрянородного, торжественно воспретившего царскому дому вступать в брачный союз с князьями россов, хазар и венгров,— «Уже я испытал вашу веру и богослужение и готов креститься»,— ответил царям Владимир. Цари, однако, требовали, чтобы он прежде крестился, а потом они пошлют ему и царевну. Владимир решил так: когда придет царевна, пришедшие с нею и крестят его. Царевну едва уговорили пойти за русского князя, представив ей, что ее брак будет великою заслугою перед всем Греческим царством, что если Русская земля придет в покаянье, то Бог избавит и Грецию от всегдашней лютой рати. «Как в плен иду, лучше бы мне помереть»,— плакалась царевна. С плачем она села в корабль и поплыла через море. В Корсуне ее встретили с почестями. В это самое время Владимир разболелся очами, ничего не мог видеть и очень тужил об этом по случаю приезда царевны. Тогда царевна прислала ему сказать: «Если хочешь избавиться от болезни, крестися скорее; до тех пор болезнь не отойдет»,— «Коли будет то истина,— промолвил Владимир,— то поистине велик будет Бог христианский!»— и согласился креститься тотчас же. Епископ Корсунский с царицыными попами, огласив, крестили Владимира. Как только епископ возложил на него руку, он прозрел и в восторге воскликнул, прославляя Господа: «Теперь увидел Бога истинного!» Чудесное исцеление князя заставило тут же многих креститься и из дружины. Затем совершилось и брачное торжество. «Крестился сам князь Владимир, и детей, и весь дом свой святым крещением просветил, и освободил каждую душу, и мужского пола, и женского, крещением святым»-писал в XI в. Иаков Мних.

Также предания пересказывали что самое крещение было принято Владимиром не в Корсуне, а одни говорили, что в Киеве, другие указывали на Василев, третьи толковали иначе.

Завоеванный город стал для Владимира купелью, и трофеи, какие при этом были взяты, послужили ему на благословение. Он взял жену-царицу христианку, друга Настаса, попов корсунских, св. мощи Климента и Фифа, церковные сосуды, иконы, кресты и, вероятно, много других церковных вещей, привезенных царевною из Царьграда. Впрочем, были и настоящие трофеи, и очень любопытные по той мысли, которая должна была руководить их приобретением. Владимир захватил с собою две медных статуи (капища) и четыре медных коня. По возвращении в Киев Владимир, как сообщает летопись, повелел креститься языческой части знати. Владимир развернул широкую христианскую пропаганду. Возвратил Корсунь грекам в виде вена, или выкупа, за царицу и как только пришел в Киев, тотчас повелел ниспровергнуть своих прежних идолов: одни были осечены, другие сожжены. Главному — Перуну справили особый почет. Идол был привязан у коня к хвосту и торжественно повлечен с горы к Днепру; 12 приставленных мужей сопровождали его, тыкая жезлами. «Не для того, чтобы древо чуяло,— говорит летописец,— а это делалось на поругание бесу, который в этом образе прельщал людей; пусть от людей же и возмездье примет. Чудны дела Твои, великий Господи!— восклицает он при этом,— Вчера люди почитали, а нынче попирают и поругают!» Однако люди, еще некрещеные, плакали о своем идоле. Для их слез, быть может, Перун и пущен был на воду в Днепр. Такое же повержение в воду было совершено и над Волосом, стоявшим особо от Перуна, на Подоле, где находилось торговище над речкою Почайною.

Многие киевляне все же не хотели креститься. Одни, как пишет летописец, «размышляя, отлагали день за день; инии же закоснелые сердцем ни слышати учения хотели. Сокрушив идолов, Владимир послал по всему городу с вестью, чтобы наутро все выходили на Днепр, кто бы ни был, богатый и бедный, нищий и работник. И кто не будет на реке, супротивник будет князю. Услышавши это, люди с радостью пошли на реку, рассуждая так, что если б это недобро было, не приняли бы того князь и бояре. Утром собралось на Днепре людей без числа; все влезли в воду и стояли, кто в глубине по самую шею, кто до персей; возрастные по колена, как ходят вброд, малые у берега, а младенцев старшие держали на руках. Попы царицыны, попы корсунские совершали обряд и творили молитвы. Сам князь присутствовал на этом торжестве и, можно сказать, был восприемником всего этого народа. «То была неизреченная радость на небеси и на земли — столько душ спасаемых. Побежден был дьявол не от апостолов, не от мучеников, а от простых невежд, не ведавших Бога, не слыхавших учения от апостолов»,— замечает летопись. «Повесть Временных лет» приводит молитву Владимира, вознесенную им после крещения киевлян: «боже великий, сотворивший небо и землю! Взгляни на новых людей этих и дай им, Господи, познать тебя, истинного Бога, как познали тебя христианские страны». Русские люди обрели новую веру и стали «новым народом» Господа Своего до Второго пришествия и Страшного суда. Значит, перед Русью открывается путь к спасению.

После крещенья Владимир повелел тотчас по всему городу рубить и ставить церкви по местам, где стояли кумиры и где прежде творили требы князь и люди. На Перуновом холме он поставил церковь во имя св. Василия, своего тезоименитого ангела, имя которого принял во святом крещении, в почесть греческому царю, Василию Багрянородному. На другой год Владимир заложил большой каменный храм в честь Богородицы, призвавши мастеров из Греции. На содержание церкви он определил давать десятую часть от своего именья и от своих городов, и укрепил эту заповедь особою записью с клятвою, если кто разрушит заповедь, да будет проклят. Он поставил управителем этой десятины корсунянина Настаса. С того времени церковь стала прозываться Десятинною и сам управитель Настас тоже назывался десятинным. Храм был построен и украшен по-царьградски. В подражание Царьграду, пред храмом с западной стороны были поставлены упомянутые корсунские статуи с конями. Сооружение такого чудного и небывалого на Руси храма и его освящение, происходившее 12 мая, было отпраздновано великим пиром, на который созваны бояре и старосты людские, то есть городские, а бедным и нищим Владимир роздал щедрую милостыню. Это было только начало обычных с этого времени церковных пиров, которыми Владимир прославил свое княжение и которые стали потом общим заветом русского народа по всем русским странам и местам. В храм перенесли мощи великой княгини Ольги. Здесь же позже святой Владимир похоронил свою жену Анну. В 1240 году монголы под предводительством Батыя разрушили Киев. От Десятинного храма остались южный придел и кусок стены. Развалины простояли нетронутыми четыре века, и лишь в 1636-м году митрополит Петр Могила решил «Десятинную церковь Пресвятой Девы, находящуюся у ворот киевских, выкопать из мрака и открыть дневному свету». В храме возобновились богослужения. Именно митрополит Петр Могила обнаружил среди развалин два саркофага, а в них — останки двух людей. В течение нескольких столетий они почитались как принадлежавшие князю Владимиру и княгине Анне, сейчас же полностью утрачены.

Поставленные в XI веке церкви до сего времени являются архитектурными центрами старых городов восточных славян: София в Киеве, София в Новгороде, Спас в Чернигове, Успенский собор во Владимире и т. д. Никакие последующие храмы и строения не затмили собой того, что было построено в XI веке.

После Киева вероятнее всего была крещена Киевская область, а затем уже остальные центральные города. Введение христианства в Киевской Руси в качестве государственной религии было вполне закономерным явлением и не могло вызвать серьезных осложнений, хотя «в некоторых местах (Новгороде, Муроме, Ростове) не обошлось без открытой борьбы, начатой предводителями язычества ― волхвами».

Постепенно христианство приходит в другие города Киевской Руси: Чернигов, Новгород, Ростов, Владимир-Волынский, Полоцк, Туров, Тмутаракань, где создаются епархии. Однако митрополит Илларион киевский признавал, что крещение в Киеве происходило по принуждению: «никто не сопротивлялся княжескому приказу, угодному богу, и крестились если не по собственной воле, то из страха перед приказавшим, ибо его религия была связана с властью». В других же городах замена традиционного культа новым встречала открытое сопротивление. В Новгороде сохранилась легенда о введении там христианства епископом Иоакимом Корсунянином и княжескими воеводами Добрыней и Путятой, когда «Путята крести мечем, а Добрыня огнем. Голубинский Е. Е. подтверждает возможность того, что «Владимир лично принимал участие в крещении если не всех, то большей части областей». Сам лично производил надзор за тем, чтобы христианство в областях принималось как можно скорее и успешнее. Можно также предполагать, что вера насаждалась во всех тех городах и областях, которые он роздал своим сыновьям: в Полоцке, Турове, земле древлянской, Владимире Волынском, Смоленске, Пскове, Луцке и в пределах муромских.

Торговый промысел, от которого народились все наши старейшие города и который к концу IX в. сосредоточил свои силы в Киеве, естественно, умножал в городовом быту, как мы говорили, великую смесь населения. Смешение разных людей от разных стран и племен необходимо развивало такое же смешение понятий. Всякий приносил свое верование, свой обычай, свой порядок жизни. Все это мало-помалу, как и самые товары, переходило, так сказать, из рук в руки, променивалось между людьми и с незаметною постепенностью создавало в их среде нечто особенное, нечто весьма различное от особенных верований, обычаев и жизненных порядков, с какими являлся каждый из приходящих. Для язычников, которые в Киеве были всетаки народом преобладающим, это особенное должно было выразиться в смешении и путание понятий о Боге, о добре и зле или вообще о законе, как говорили Владимиру иноверцы, разумея в этом слове все мировое и человеческое устройство. Путаница, конечно, пришла не разом, а накоплялась мало-помалу, по мере того, как распространялись и развивались сношения людей и столкновение понятий. Она являлась последствием разбора и сравнения вещей, что хуже, что лучше, последствием своего рода критики, которая сама собою нарождалась от встречи первобытных языческих понятий с понятиями более развитыми и сильными. От нашествия многих идей о Боге языческий ум не мог устоять на своей почве, стал колебаться, путаться, сомневаться; верования стали охладевать и переходить в равнодушие и неверие. Наставала именно смута представлений и понятий; в людях передовых и горячих сам собою пробуждался вопрос: какой же Бог лучше? Ответом на такой вопрос в личной жизни служил, конечно, переход к той или другой высшей против язычества вере, что зависело от известной наклонности ума и чувства и от направления обстоятельств каждого, искавшего лучшей веры.

Христианская община греческого исповедания поспешила решить дело всенародным испытанием каждой веры, чрез особое избранное посольство десяти смышленнейших мужей. Как бы ни было, но это испытание иных вер свидетельствовало, что языческие вероваия киевских людей были уже значительно надломлены, языческий тип верований был уже потрясен во всех основаниях, что общество стало способно уже с холодностью рассуждать и выбирать, какая вера лучше; что равнодушие к старым богам было уже распространено в полной мере. Оставалось только передовой силе — самому князю сказать слово, и все колеблющееся и сомневающееся пошло на Днепр креститься в новую веру.

Предвидя грядущие перемены, большинство убежденных язычников, и прежде всего само жречество, должны были заблаговременно покинуть Киев. Очевидно, то же произошло и в близлежащих, уже в значительной мере христианизированных городах Среднего Поднепровья: Чернигове, Переяславе, Родне, Белгороде, Вышгороде, Любече и др. О крещении жителей этих городов в летописях ничего определенного не сообщается. Объявленное Владимиром государственной религией христианство, вероятно, утвердилось в среднеднепровских городах уже к 990 г. Однако даже формально некрещеными остались еще как минимум девять десятых территории Древнерусского государства. Можно только догадываться, с каким возмущением должны были воспринимать новгородцы и прочие северяне поступавшие к ним из приднепровских городов известия о низвержении кумиров, насильственном крещении сторонников отеческой веры и разворачивавшемся массовом строительстве церквей. Культу Перуна, всецело связанному с князьями и военной прослойкой, смертельный удар был нанесен самим отказом от него высшей государственной знати во главе с Владимиром. Однако почитание Велеса, традиционного антипода громовержца, вошло в плоть и кровь горожан Русского Севера, связанных с торговлей, промыслами, ремеслами и почти не затронутыми влиянием христианской идеологии. Служители Велеса, волхвы, не могли не развернуть активной антихристианской пропаганды, грозя отступникам местью родительских богов, духов предков и прочих сил, от которых зависят их жизнь и благополучие. Жречество в конкретной ситуации начала 90-х годов Х в. не имело централизованной организации, было разрозненно по городам и деревням, лесам и топям русского Севера, а потому ни идейно, ни политически не могло противостоять православной церкви, опиравшейся на военно-административный аппарат. Аморфная масса волхвов, кудесников и заклинателей не могла устоять перед иерархически организованным, действующим по строгой программе механизмом православной церкви. Буйная, мятежная, но не имеющая политически опытных лидеров, как и общих, для всех слоев целей и идеалов, масса горожан уступала централизованному, проводящему в жизнь четко поставленную задачу военно-административному аппарату Древнерусского государства. Ясно, что в такой ситуации исход борьбы за введение христианства в качестве официальной религии в крупнейших северных городах был предрешен.

Несмотря на все попытки воскресить язычество как внутренне целостную религию, оно оказалось неспособным открыто противостоять христианству. Вместе с тем и насильственно внедряемое в сознание широких крестьянских масс христианство не могло вытеснить старых языческих верований и представлений. На Руси XI-XII вв. происходил сложнейший процесс взаимодействия церковного православия и народного язычества.

Как заметил еще Ф.Энгельс, христианство «могло вытеснить у народных масс культ старых богов только посредством культа святых». Именно так старые боги Руси начинали выступать в роли христианских святых: Велес по созвучию слился с христианским святым Власом и т. д. Сознательное двоеверие XI в. постепенно сменялось двоеверием бессознательным. С XIII в. массы не только горожан, но и крестьян по всей Руси уже искренне считали себя христианами, однако их взгляд на мир все еще в основе своей оставался полуязыческим вплоть до начала XX в. Широкие народные массы восприняли обрядность и православный ритуал, однако языческие воззрения их далеких предков прочно удерживались в сознании.

В сельской местности сопротивление Христианству было не столь активным. Земледельцы, охотники, поклонявшиеся духам рек, лесов, полей сумели совместить веру в них с элементами христианства. Двоеверие, существовавшее в селах на протяжении десятилетий и даже веков, лишь постепенно преодолевалось усилиями многих поколений священнослужителей, и, в некотором смысле, существует и по сей день ( мы до сих пор читаем детям сказки, населенные ведьмами, лешими, водяными, Бабой-ягой и Кощеем, не задумываясь о том, что это является противоречием исповедуемой нами православной религии, а для наших далеких предков эти персонажи являлись не сказочными героями, а реальными духами, управлявшими окружающей их природой). Самое древнее русско-славянское язычество не имело определенного характера, общего для всех, в смысле положительной религии, и состояло из множества суеверий и представлений, которые при невежестве и впоследствии легко уживались с наружным принятием христианства. Большинство вступало в новую веру и совершало обряд крещения, не понимая, что делает. Борьба язычества с христианством выражалась в продолжительном соблюдении языческих приемов жизни и сохранении языческих суеверий; такая борьба происходила многие века после Владимира: но она не мешала русскому народу принять крещение, в котором сначала он не видел ничего противного, потому что не понимал его смысла. Только постепенно и для немногих открывался действительно свет нового учения.

После крещения князь правил еще 28 лет. Иаков Мних сообщает, что, «крестившись в десятое лето по убиении брата своего Ярополка», Владимир «каялся и плакал». В той же летописи приводятся слова самого Владимира: “Во тме бяхъ, дьяволу служай и бесомъ…

Другое свидетельство перемен, случившихся в князе, приводит Нестор-летописец, рассказывая о том, что князь отменил смертную казнь, а духовенство настаивало на ее возвращении: «Владимир же жил в страхе Божьем. И сильно умножились разбои, и сказали епископы Владимиру: “Вот умножились разбойники; почему не казнишь их?”. Он же ответил: “Боюсь греха”. Они же сказали ему: “Ты поставлен Богом для наказания злым, а добрым на милость. Следует тебе казнить разбойников, но расследовав”.

Вот это «боюсь греха» выглядит невероятно честным признанием.

Так что с христианской точки зрения история князя Владимира вообще показательна – в крещении умер жестокий дикарь и варвар и родился новый человек. Князь Владимир отпустил на волю всех рабов и наложниц. В древнем житии князя “Память и похвала князю русскому Володимеру”, составленном Иаковом Мнихом в середине 11-го века, говорится о том, что после крещения Владимир «освободил всякую душу, мужскую и женскую, святого ради крещения». Рогнеде он сообщил, что теперь у него может быть только одна жена, византийская царевна Анна, на которой он женился сразу после крещения, и предложил Рогнеде свободу и новое замужество. Но отвергнутая жена предпочла постриг и вернулась на родину, в построенный для нее Владимиром город Изяславль.