Без самоуправления развития городов быть не может

Например, агломерация Нью-Йорка — это несколько тысяч тау шипов (административно-территориальная единица в США. — «Эксперт») в четырех штатах. В самом Нью-Йорке — пять графств. Я как-то подсчитал: в Нью-Йорке каждая точка в пространстве имеет двести двадцать юрисдикций. Это различные школьные, пожарные, полицейские, санитарные округа, тау шипы, графства, избирательные округа и так далее. Каждая юрисдикция соединена с массой других. У каждой есть полномочия, у каждой есть ответственность. И все друг с другом конфликтуют, как-то борются. Понятно, что это конструктивный конфликт, а не конфликт на истребление. Вспомните американские фильмы: на место преступления приезжают три команды полицейских — полиция графства, полиция штата и федералы. И сразу начинается конфликт: чье это дело? Все друг за другом следят. Это неприятная история, но очень полезная для общества. Контроль друг за другом дает в итоге чистую услугу в раскрытии преступлений. Это тяжелая система, она построена на непрерывном диалоге, но она снижает риски, дает гибкость и возможность реакции.

— В Китае или Сингапуре такой системы нет, но города развиваются очень динамично.

— Если брать новую китайскую застройку, то в ней ничего хорошего нет. Модернистские нежизнеспособные города с широченными улицами. Там есть живые кусочки, но в целом это все населенные пункты, а не города. Сингапур — другая история. Это настоящий город: он и управляется в значительной степени не как страна, а как город. Но там, кстати, партиципация, участие граждан в управлении городом весьма активно в последние годы развивалось.

— В России сейчас много говорится о самоуправлении, об участии граждан в управлении городом. Но наша традиция больше связана с вертикалью власти, не так ли? Это несколько другая культура.

— У нас был нормальный закон о местном самоуправлении, лет десять действовал… А насчет традиций я с вами не соглашусь. В России до 1917 года была очень хорошая система земств. Кстати, первыми, кого расстреливали большевики, были представители земств, потому что это была локальная оппозиция. Российская земская система была самой известной в мире. Она была лучше американской и европейской. В ней был найден баланс интересов всех сословий, локального и национального интереса. Уровень дискуссии, качество представительства, институты балансирования интересов были отлично развиты. Недаром эта система через разные косвенные индикаторы признавалась одной из лучших в мире. Москва в 1913 году получила на конкурсе городов золотую медаль как самый благоустроенный город в рамках конкретных кварталов. А за благоустройство тогда отвечала не центральная московская власть, а именно земства. Это была одна из передовых для своего времени систем в мире.

В политической истории России был и другой сюжет: Новгородская Русь. Это была Америка своего времени, куда бежала Европа. Например, туда бежали из Испании, от инквизиции. Там был Судебник — конституция. Это была одна из самых свободных демократических стран мира. Но потом Иван Грозный ее прикрыл. Да, у нас был срыв после большевистской революции. Но самоуправление для российского менталитета не является чем-то противоестественным.

Мне кажется, без самоуправления о городском развитии можно забыть. Большие населенные пункты вроде Москвы останутся. Но настоящих городов с активным городским сообществом и развитой средой не будет.

Концепция smart cities, или умных городов, становится всё более популярной по всему миру: множатся рейтинги технологически продвинутых городов, чиновники соревнуются числом внедрённых технологий, корпоративные гиганты предлагают всё новые решения, а в это время обычные люди пытаются понять, делают ли эти технологии их жизнь лучше.

Один из самых известных исследователей умных городов — профессор Национального университета Ирландии г. Мэйнут Роб Китчин. Он более 20 лет изучает эту сферу в рамках проекта Программируемый город», написал или выступил редактором 23 академических монографий и опубликовал более 160 научных статей. Сейчас Китчин участвует в двух крупных проектах, на каждый из которых выделено несколько миллионов евро. Один инициирован Европейским исследовательским советом и предполагает анализ социальных, политических и экономических последствий от создания умных городов. Второй — продолжение работы над проектом Dublin Dashboard — сайтом открытых данных, объединившим официальную статистику о городе и интерактивные карты обо всех аспектах жизни Дублина. Сейчас профессор масштабирует этот проект на всю страну по заказу Научного фонда Ирландии.

Городские исследователи во всём мире делятся на два лагеря: сторонники «смартизации» убеждены, что без технологий нельзя справиться с растущими транспортными, климатическими и другими проблемами. Критики обращают внимание на изъяны умных решений и угрозы, которые они принесли в городскую жизнь.

Профессор Китчин приехал в Москву по приглашению Московской высшей школы социальных и экономических наук прочитать недельный курс для студентов и выступить с публичной лекцией. По просьбе Strelka Magazine Анна Львова, выпускница «Стрелки», аналитик городских данных в компании Habidatum, участвующей в Smart City Expo World Congressв Барселоне, обсудила с Робом Китчином, можно ли решить этот спор и сделать города одновременно умными и человечными.

— Считается, что самое сложное явление можно изложить простым языком. Как бы вы объяснили концепцию умных городов своей бабушке?

— Я бы сказал, что это использование цифровых технологий для более эффективного и устойчивого городского управления. Это если одним предложением.

— А как давно эта идея пришла в нашу жизнь?

— Нужно помнить, что это совсем не новое явление. Мы использовали цифровые технологии в градостроительстве как минимум с 1950-х, затем появились геоинформационные системы, диспетчерские пункты, системы сбора и обработки информации. В 1980-е говорили о так называемых wired cities (буквально — города, охваченные проводами. — Прим. ред.), потом все стали говорить о кибергородах, потом — об интеллектуальных городах. Люди вроде Саймона Марвина или Стивена Грэма (британские исследователи, авторы книги «Расщепляющий урбанизм», утверждавшей, что новые технологии и современная инфраструктура вместо объединения людей делают городские сообщества более разобщённым. — Прим. ред.) писали о сетевом урбанизме (networked urbanism) ещё в 1990-х — начале 2000-х. Как раз в это время появился термин «умный город», однако он вошёл в массовое употребление в 2009–2010 годах, когда компания IBM стала использовать его для продвижения своих продуктов.

— То есть в целом это молодой термин, однако среди урбанистов он имеет скорее негативную коннотацию. Когда же успел появиться этот негатив? И в чём основные опасения людей?

— Когда идея стала популярной, люди начали осмыслять её последствия. Не ведут ли технологии к укреплению вертикали власти? Не происходит ли приватизация власти крупными компаниями? Не попадают ли целые городские отрасли, вся инфраструктура в частные руки? Есть ли во всём этом место обычному человеку? Не дают ли они власть имущим ещё больше власти, отнимая её у обычных горожан? Я думаю, что сейчас нововведения действительно спускаются сверху, и вовлечения горожан в процесс принятия решений почти не происходит. А если и происходит, то через какие-то хакатоны или приложения, которые позволяют людям сообщить о той или иной городской проблеме. Но людей не спрашивают, нужна ли им новая интеллектуальная транспортная система, умные фонари или что-то ещё. Управленцы принимают эти решения сами. В Дублине это так называемый городской менеджер, в городах типа Москвы, Бостона или Нью-Йорка — мэр города. Чиновник это или управленец — в любом случае дискуссии с людьми практически не происходит. Технологию просто внедряют, а потом людям нужно либо смириться, либо протестовать против неё.