2. Свободный образ жизни спартанских женщин
.1 Воспитание спартанских девушек
Как это чаще всего бывает, истина должна находиться где-то в промежутке, разделяющем две крайности лаконофилов и лаконофобов. Попробуем теперь определить ее местоположение несколько более точно. Взяв за точку отсчета безрадостную участь афинянки из «приличной семьи», известную нам по «Домострою» Ксенофонта и судебным речам ораторов IV в., мы неизбежно должны будем признать, что в своей повседневной жизни ее спартанская современница пользовалась несравненно большей свободой.
Судя по отрывочным сообщениям источников, эта свобода должна пониматься в первую очередь как освобождение от монотонного и отупляющего домашнего труда, который в других греческих государствах превращал женщин в особую разновидность полурабынь.
Так, Ксенофонт восхищается мудростью Ликурга, который в заботе о правильном деторождении освободил спартанских девушек от слишком строгого домашнего надзора и вместо того, чтобы, как это обычно бывает в других греческих полисах, сидеть за ткацким станком в ожидании замужества, обязал их укреплять свое тело атлетическими упражнениями наравне с юношами. По словам Платона, взрослые женщины в спартанских семьях также были избавлены от прядения, ткачества и, вероятно, от других видов физического труда. В их обязанности входило лишь общее попечение о домашнем хозяйстве и воспитании детей, тяжелую работу, по-видимому, исполняли домашние рабыни, то ли покупные, то ли взятые из илотских поселков. Время, свободное от забот о семье и хозяйстве, спартанки могли посвящать занятиям атлетикой, продолжая, как и в юности, тренировать свое тело на благо самим себе и государству (на это прямо указывает Платон в разделе «Законов»). Пример образцовой гражданки Лакедемона являет собой Лампито в «Лисистрате» Аристофана, изображенная комедиографом с явной симпатией, хотя и не без оттенка иронии. На комплименты, которыми ее осыпает главная героиня комедии: «Почтеннейшей спартанке, Лампито, привет! Какой красою блещешь ты, любезная! Румяна как и телом как упитанна! Да ты быка задушишь!» - она отвечает без ложной скромности: «Ну, еще бы нет! Не зря ж борюсь я, прыгаю и бегаю». Судя по ее участию в организованном Лисистратой сексуальном бойкоте, Лампито - уже не девица, а вполне зрелая замужняя женщина.
Воспитание спартанских девушек мало чем отличалось от юношеского воспитания. Греческими философами было провозглашено почти полное равноправие полов: «Способности одинаково распределены между полами, и все занятия доступны по природе и женщине и мужчине,» - эта мысль просматривается во всех основных философских трудах того времени. Девушек учили бегать, прыгать, бороться, метать диски и дротики; они учились так же танцам и пению. Причем физические упражнения по своей сложности не уступали мужским. Это объяснялось тем, что «от здоровых и сильных супругов и дети будут сильными и здоровыми». Женщинам также, по достижении определенного возраста, разрешалось принимать участие в военных походах и криптиях. И кроме того, они присутствовали при всех государственных, военных и религиозных праздниках, исполняя песни и ритуальные танцы.
Атлетические упражнения не только физически укрепляли и закаляли спартанских девушек и женщин, готовя их к выполнению их основной биосоциальной функции, т.е. к родам и материнству, но и прививали им чувство собственного достоинства, уверенность в своих силах, смелость и независимость. И, наконец, что особенно важно, женская атлетика, впрочем, точно так же, как и мужская, была весьма эффективным средством воспитания социальных инстинктов и приобщения индивида к политической и религиозной жизни полиса. Раньше, чем кто бы то ни было другой это, по-видимому, понял Платон, предусмотревший занятия атлетикой для женщин в своем первом проекте идеального государства. Подобно мальчикам-подросткам, и юношам, проходившим курс гражданского воспитания, спартанские девушки были разбиты на возрастные группы, называвшиеся так же, как и у мальчиков, «агелами» или «илами». Во время атлетических и музыкальных состязаний, обычно сопутствовавших большим религиозным празднествам, эти группы, по-видимому, вступали в борьбу друг с другом как соревнующиеся за первенство «команды». Своеобразные отношения любви-дружбы, связывавшие девушек-сверстниц, входивших в эти компании, могли, как и у мужчин, сохраняться в течение всей жизни и, несомненно, способствовали укреплению царившего в них коллективного духа.
Кроме того, спартанки должны были уметь сражаться с оружием в руках, ведь, доведись илотам поднять восстание, когда спартанские мужчины отправятся на войну, именно их женам и дочерям придется отражать атаки мятежников. Так что не слишком далеки от истины были те, кто называл спартанок амазонками.
До своего замужества они оставались в родительском доме. Впрочем, в отличие от других греческих девушек, они жили отнюдь не затворницами. Они обязаны были участвовать в празднествах и торжественных процессиях, в том числе петь и танцевать на них без одежды или в коротком хитоне, в присутствии молодых людей. В Афинах такое было немыслимо.
Спортивные тренировки не превратили спартанок в некое подобие современных культуристок. Наоборот, они слыли самыми красивыми женщинами в Греции. Красавицы Лаконии и в обыденной обстановке старались пленить юных воинов, у которых было мало времени на «прогулки под луной». Девушки носили одежду с глубоким боковым вырезом - таким, что при каждом шаге открывал девическое бедро. По всей Греции спартанских девушек прозвали «обнажающими бедра», «phainomerides». «Одеваться по-дорийски» означало «оголять почти все тело». У Еврипида в трагедии «Андромаха» один из персонажей так порицает спартанские нравы: «А впрочем, спартанке так и скромной быть, когда с девичества, покинув терем, делит она палестру с юношей и пеплос ей бедра обнажает на бегах… Невыносимо это… Мудрено ль, что вы раступных ростите»
Девушки в Спарте выходили замуж обычно 18-25 лет, в то время как в Афинах - в 14 лет. Приданого, кроме личных вещей, им не давали, чтобы не дробить семейное имущество. Право выбора невесты оставалось за женихом (любой спартиат был обязан жениться до 30 лет). По древнему обычаю юноша похищал будущую жену и прятал ее у подруги. Потом она возвращалась домой, но свадьбы все еще не было. Долгое время молодые люди встречались украдкой. Днем мужчина проводил время со сверстниками, а ночью навещал жену. Подобная сдержанность, писал Плутарх, помогала супругам сохранить новизну чувств, в то время как частое наслаждение пресыщает людей и гасит их любовь. Все это время женщина оставалась в родительском доме, не покидая его. «Так тянулось довольно долго, у иных уже дети рождались, а муж все еще не видел жены при дневном свете»
Сильная и решительная спартанка рядом с хрупкой и робкой афинянкой казалась, наверное, существом, лишенным пола. Словно стараясь ни в чем не уступать мужьям, спартанки и одежду носили, напоминавшую мужскую. Не любили украшения, не пользовались косметикой и духами. Во всей Греции не было женщин крепче и энергичнее их. Они всегда держались независимо, в то время как афинянки жили так, как веками позже будут жить наложницы в гареме. Карл Отфрид Мюллер так описывал разницу между спартанками и другими гречанками: «У ионийских греков женщина, как сообщает Геродот, делила с мужем ложе, но не стол; он не могла назвать его по имени, а звала «господином»; жила она замкнуто в своей части дома; примерно такие же порядки сложились и у афинян». Жены афинян слушали и молчали, когда говорили мужчины; жены спартанцев, не стесняясь, спрашивали о чем-либо мужчин и метко комментировали происходящее. До мозга костей эти женщины были дочерьми Спарты. Для них не было большей чести, нежели знать, что их сыновья героически пали на поле сражения. Суровость спартанских матерей стала нарицательной. Они судили своих детей строже любого судьи. Перед сражением спокойно посылали их на смерть и с презрением отказывались от них, в случае, если они запятнали себя недостойным поведением. Что матери чувствовали на самом деле, не скажет нам ни один древний историк.
Исторически сложилось так, что спартанские женщины жили отдельно от мужчин, - те постоянно были на войне или в военных лагерях. Мужчины занимались чем угодно - тренировались, участвовали в трапезах, охотились, - только не проводили время с семьей. В Спарте семейная жизнь терпелась, но не приветствовалась. Лишь после 30 лет спартанцы покидали казармы, в которых жили, и получали право на частную жизнь.
По словам Арнольда Тойнби, явно ненормальное положение спартанской женщины было прямым следствием того ненормального образа жизни, который вели мужчины-спартиаты. С раннего детства вырванный из лона семьи и вынужденный жить в казарме, спартиат, по-видимому, совершенно терял вкус к семейной жизни. Вот потому женщины пользовались необычайной для Эллады свободой.
Получившие такое воспитание женщины едва ли были приучены смиренно угождать своим мужьям, взирая на них только снизу вверх, как на существ, высших по природе. В «Биографии Ликурга» (XIV. 3) Плутарх обращает особое внимание читателя на остроумие спартанских девушек, упоминает о насмешках и похвалах, которыми они осыпали юношей в своих песнях, возбуждая их честолюбие. Образчики такого рода острот и метких суждений представлены в принадлежащем тому же автору сборнике «Изречений лакедемонянок». Основную часть этих изречений составляют наставления матерей, обращенные к идущим в бой сыновьям (среди них и знаменитое «или с ним, или на нем»). Все они вещают как бы от лица самого спартанского государства, настойчиво повторяя главные заповеди официальной морали, некогда провозглашенные в «Воинственных элегиях» Тиртея. Как олицетворение деспотической власти закона они посылают на смерть своих сыновей и с презрением отказываются от них, если им удается вернуться живыми с поля битвы. Власть женщины-матери над своими детьми здесь как бы сливается с властью государства над гражданами. Отнюдь неслучайным в этом контексте выглядит и известное изречение Горго, дочери Клеомена и жены героя Фермопил Леонида. Парируя упрек некой афинянки, обвинявшей спартанок в том, что они - «единственные из женщин, которые правят мужами», она будто бы ответила: «Но ведь мы единственные и рождаем мужей».
В этом анекдоте, как и в других свидетельствах древних о спартанской гинекократии, реальное положение вещей, несомненно, представлено в сильно искаженном и гиперболизированном виде. Тем не менее, у нас нет достаточных оснований для того, чтобы сомневаться в том, что уровень социальной активности спартанских женщин был, по греческим стандартам, чрезвычайно высок, что по временам могло приводить даже к разного рода политическим эксцессам. Конечно, нельзя не считаться с тем, что почти все дошедшие до нас упоминания о прямом вмешательстве женщин в государственные дела Спарты, относятся к достаточно позднему времени (не ранее 70-х годов IV в. до н.э.) и, по крайней мере, у Плутарха ограничиваются лишь узким кругом лиц из высших слоев общества, принадлежавших к царским и другим аристократическим родам. По своим амбициям и всему складу мышления эти «знатные дамы», стоявшие очень близко к главным «жизненным центрам» спартанской большой политики, видимо, не так уж сильно отличались от женщин из эллинистических царских династий или же гордых матрон республиканского и императорского Рима. Оба наши источника: и Аристотель, и Плутарх, однако, в равной мере настаивают на том, что такое положение вещей существовало в Спарте с незапамятных времен. По Аристотелю - уже Ликург столкнулся с распущенностью женщин и, пытаясь бороться с ней, вскоре убедился в своем бессилии. Плутарх подтверждает его слова, замечая, что женщины в Спарте всегда владычествовали над мужчинами. Но, что особенно важно, оба эти автора достаточно ясно дают понять, что причастность женщин к управлению государством отнюдь не была здесь каким-то изолированным или случайным явлением, что, скорее напротив, она может считаться закономерным следствием всего их образа жизни и того неподобающе высокого положения, которое они занимали в спартанском обществе.