2.4.1. Тринитарный спор. Арий и афанасий

Первое разногласие, которое охватило всю империю, было связано с тринитарным вопросом, то есть с теологией в узком смысле этого слова. Обычно под собственно теологией (в русском языке ее иногда отличают от более широкого понятия «богословие») понимают учение о Боге, Его естестве, свойствах, атрибутах и так далее. Это учение издавна волновало умы людей: каков Бог? Кто Он? Естественно, что первые разномыслия должны были возникнуть именно в этой области, ибо, говоря о Боге, люди пытаются вместить представление о Всевышнем, Безграничном и Вечносущем, выше Которого ничего нельзя помыслить, в ограниченный человеческий разум, а это невозможно в принципе. Говоря о Боге, Который открыл себя в трех лицах, Западная церковь практически всегда была более или менее едина в понимании сущности Троицы благодаря трудам Тертуллиана. Он настаивал, что и Отец есть Бог, и Сын есть Бог, и Дух Святой есть Бог, но в то же время они являются одним Богом, Который представляет собой одну Сущность, одно Естество в трех лицах. Западные христиане всегда делали гораздо больший акцент на единстве Бога, чем на Его ипостасях, и в гораздо меньшей степени занимались анализом того, как выразить внутреннее взаимодействие лиц Божества. Для них Бог был Един, и о каком бы лице Божества они не говорили, они видели в Нем единого Бога.

Восточные церкви, испытывая сильное влияние Оригена, существенно разделялись во мнениях, так как в трудах этого мыслителя можно было найти подтверждение совершенно противоположных и противоречащих друг другу точек зрения. Неудивительно, что увлеченные анализом взаимоотношения лиц в Троице, разные богословские школы представляли характер Троицы по-разному.

Первый богословский спор, расколовший церковь, начался в Александрии около 320 года: между Арием, учеником Антиохийской школы, несущим пресвитерское служение в одной из церквей Александрии, и его епископом — Александром. Епископ Александр в одной из своих проповедей использовал слово «омоусиос» — единосущный, описывая отношения Отца и Сына. Арий, будучи убежденным монотеистом, стал прекословить ему, заявляя, что только Отец является истинным Богом, а Иисус — Его Сын. В представлении Ария Логос имел начало своего бытия, иначе Он не был бы Сыном, ибо Сын потому и Сын, что начинает быть позже Отца. Если же Он всегда есть, то Он есть Отец. Логос, то есть Сын, как Слово, создан из ничего по воле Отца и есть таким образом творение, но по сравнению с прочими творениями Он имеет преимущество, ибо Бог создал Его, чтобы через Него создать все остальное.

Арий выступал здесь как истинный и последовательный представитель Антиохийской богословской школы, ориентированной на буквальную интерпретацию текстов в их историко-грамматическом контексте. В Александрии же основным методом толкования служила аллегория, которая акцентировала внимание на духовном смысле любого отрывка Писания. Часто такой подход приводил к безудержным фантазиям, но епископ Александр отличался умеренностью в Александрийской школе. Он был способен увидеть целостное, буквальное и в то же время аллегорическое, духовное понимание природы Христа. Для него утверждение о том, что когда-то было время, когда не было Сына, означало то же самое, что сказать: когда-то было время, когда не было Бога.

Спор обострялся, и в конце 324 или в начале 325 года Александр созвал собор, на котором присутствовало более чем 100 епископов Египта, где Ария предали анафеме и отлучили от церкви. Арий переселился в Палестину и обратился за помощью к своим друзьям по Антиохийской школе, среди которых — могущественный епископ Евсевий Никомидийский, духовник императора Константина, и другой Евсевий — Кесарийский, первый церковный историк Эти друзья поддержали Ария не только из личной симпатии. Как отмечают многие историки, в те годы в церкви рождалась «интеллигенция», которая как будто «стеснялась» примитивной детской веры своих родителей. Она жаждала философского объяснения христианства. Учение Ария, находившегося под влиянием Аристотеля, выглядело значительно более логичным и философски обоснованным, чем довольно туманные, хотя и интуитивно верные взгляды Александра. Александр, в свою очередь, начал переписку с другими епископами, и в Восточной церкви началась первая великая смута.

Константина потрясли эти споры. Они разразились в годы его торжества. Совсем недавно он стал единым властелином всей Римской империи, и ему рисовалась мечта об обновлении греко-римского мира единым учением христианства, и вдруг этот нелепый, с его точки зрения, спор! Он сам написал письмо, адресованное обоим виновникам спора, но было поздно: письмо пришло после решения Александрийского собора об отлучении Ария. Речь уже шла не о личных ссорах, а о соборном мнении. Евсевий пишет, что попытки Константина установить мир в церкви делают ему честь, но они так и остались только попытками.