1.4.4.2. Нападения изнутри: грех, ереси и расколы

Нападение на раннее христианство изнутри обладало более изощренным и коварным действием, могущим лишить христианство внутренней силы, и следует сказать, что, хотя христианство закалилось и выстояло в этой борьбе, именно с этой стороны оно оказалось наиболее уязвимым. Именно нападки изнутри во многом изменили первоначальную сущность христианства, и, хотя это входило в план Божий изначально, именно они направили историю христианства по пути созидания Церкви, как Тела Христа, не на исторической общине в целом, а только на отдельных личностях, имена которых знает только Бог.

Нападения изнутри развивались в нескольких направлениях.

Во-первых, происходило проникновение греха, угасание любви и снижение уровня святости, что стало самым сильным фактором ослабления христианства.

Уже в самом начале II века появились христиане, которые имели обычай «коварно носить имя Христово, между тем делать дела, недостойные Бога», как писал Игнатий Анти-охийский в послании к Ефесянам. Они не только привносили в христианское сообщество, по словам современников, вместо тихости — грубость, вместо кротости — гнев, вместо молитвы — злословие, но многие из них стремились к руководству и учительству.

К сожалению, и сами пресвитеры, как руководители церковных общин, не всегда оказывались на высоте. Например, в Филиппах пресвитера Валентина пришлось лишить сана за любостяжание. Появились диаконы, которые, по словам «Пастыря» Ермы, «худо проводили служение, расхищая блага вдов и сирот, сами наживаясь от своего служения». Это ослабляло внутреннюю силу христианства и лишало его божественной помощи.

Вероятнее всего, проникновение греха не принимало массового характера в доконстантиновскую эпоху. Христианские общины строго наказывали и изгоняли грешников из своей среды, но по мере увеличения численности христиан греховность медленно, но явно возрастала.

Во-вторых, попытки сформулировать вероучение стали приводить к разделениям и расколам, а по мере развития христианства умножались лжеучителя и их лжеучения.

Большинство серьезных исследователей не только соглашаются, но и подчеркивают, что специфика раннего христианства заключалась в том, что оно оставалось единым в многообразии, то есть включало в себя широкое разнообразие взглядов и подходов в вероисповедании и практике.

Современному человеку кажется удивительным то, что христиане апостольского периода не стремились к выработке определенных символов веры или доктри-нальных систем, несмотря на то, что они использовали определенные вероиспо-ведальные формулы во время водного крещения, публичного свидетельства и в других случаях. Это происходило не потому, что христианство проявляло слабость или еще не развило своего богословия, а потому, что отсутствовала необходимость в письменной кодификации вероучения. Очень медленно и как будто «неохотно» христиане соглашались на закрепление вероисповедальных норм.

Раннее христианство интуитивно чувствовало, что между Истиной и вероучением, то есть рациональным выражением этой Истины, существует глубокая разница. Истина, переданная служителями или рядовыми христианами в окружающий мир, всегда преломлялась через человеческое сознание и преломлялась по-разному, и в этом христиане того времени не видели никакой беды. В этом заключалась фундаментальная сущность христианства, связывающего Божественное откровение и духовный мир с грешным, но оправданным человечеством так, чтобы не подавить человеческую свободу и индивидуальность.

В раннем христианстве обнаруживалось разнообразие вероисповедальных символов, каждый из которых подчеркивал существенную для данной местности или культуры грань христианства: символы палестинских христиан, символы эллинистического христианства и другие. Историки не могут обойти молчанием тот факт, что обрядовая практика христианских общин в разных культурно-географических ареалах различалась. Также бесспорным является факт, что иерархическое устройство общин не отличалось единообразием. В различных местах по-разному толковали Писания Ветхого Завета, некоторые общины строго придерживались консервативного обрядового иудаизма, а другие проявляли либерализм и свободу по отношению к закону, и данный ряд примеров можно было бы продолжать.

Несомненным историческим фактом является то, что раннее христианство не стремилось к унификации, стандартизации и одинаковости. Оно не боялось разнообразия не только внешних форм, но и доктрин, и при этом оно сохраняло свою сущность, самосознание, отличие от других религиозных и философских групп и, главное, свое единство, которое проявлялось в духовном распознавании друг друга.

Критические исследования XIX и XX веков об «ортодоксии и ереси в первоначальном христианстве» поставили вопрос еще более остро: существовала ли вообще ортодоксия в раннем христианстве? Была ли вообще единая связующая нить, объединяющая христианское разнообразие, и находилось ли это многообразие внутри единства или вне его, группируясь вокруг некоего объединяющего стержня?

Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо правильно понять смысл термина «ортодоксия», то есть правильного изложения веры.

В богословии и истории христианства утвердилось представление, по которому ортодоксией называют веру Апостолов, то есть ближайших учеников Христа. Однако возникает вопрос: в чем эта вера выражалась, и как она конкретно проявлялась? Ведь все без исключения группы в христианстве, начиная со второго по двадцатый век, утверждали, что их символ веры и их доктрины наиболее точно выражают веру Апостолов.

Любая христианская конфессия, западные католики или восточные православные, консервативные баптисты или либеральные пресвитериане, и любая другая группа в любой период существования христианства заявляла и продолжает заявлять, что именно она сохранила или восстановила апостольскую веру и учение ранней церкви, а все остальные либо добавили, либо убавили, либо повредили эту веру.

Ясно, что такая ситуация заставила скептиков задуматься: существует ли вообще ортодоксия? Для людей, живущих через двадцать веков после появления христианства и впитавших в себя определенные идеологические стереотипы по отношению к понятию «ортодоксия» и «ересь», чаще всего понятие «ересь» связывается с новизной, а «ортодоксия» со стариной. Эта не новая точка зрения, она пршла еще из III века, а возможно и ранее.

Например, Евсевий указывает на то, что ересь стала проникать в Церковь во II веке, когда никого из Апостолов уже не осталось в живых, а до этого никаких отклонений в учении не происходило. То есть существовала истина, а кто-то захотел модернизировать или обновить ее, и получилась ересь. Такая слишком идеализированная картина мало соответствует исторической реальности, ибо известно, что еще Павел и Иоанн боролись против еретиков. Но представление о том, что первоначально все было правильно, а потом появились ошибки — вполне утвердившееся мнение не только в обыденном церковном сознании, но даже в трудах многих церковных историков. Однако анализ исторических фактов говорит о том, что это не так. Апостольское христианство просто не имело нужды в понятии «ортодоксия» и не вырабатывало никакой ортодоксии. Очевидно, только во II веке стало формироваться современное представление об ортодоксии и ереси, и этот процесс проходил в течение столетий, но важно понимать, что ортодоксия не появилась раньше ереси, равно как и ересь не предшествовала ортодоксии, а оба эти понятия, существующие только в своей взаимосвязи, развивались одновременно.

Такое порожденное борьбой понятие ортодоксии, дошедшее до начала третьего тысячелетия, следовало бы считать «исторической ортодоксией». Именно этот вариант ортодоксии подается современными конфессиями как якобы единственный неповрежденный вариант веры Апостолов. В такой ортодоксии действительно имеется общехристианская основа, то есть протоядро, объединяющее все христианские течения, но есть и специфические воззрения, которые разделяет только данная конфессия.

Наряду с «исторической ортодоксией», которая приписывается раннему христианству поздними исследователями, в нем, как и в христианстве других периодов, следует распознавать истинную ортодоксию. Она всегда существовала и существует, и иногда она совпадает с исторически сложившейся и сформулированной в определенных словесных формах ортодоксией, а иногда и не совпадает с ней. Таким образом, хотя в современных формулировках и оценках ортодоксии и ереси ни того, ни другого в раннем христианстве не было, с точки зрения абсолютной Истины они существовали всегда. Отсутствовали только их единая формулировка и единый руководящий центр, который бы утверждал, что истинно, а что ложно; отсутствовало многое из того, что спустя столетия конфессии стали называть элементами апостольской веры или апостольской традиции.

В чем же заключается круг истинной ортодоксии, или единства в многообразии христианства? Очевидно, его следует искать в общности христианской веры всех веков — апостольского, раннего, средневекового и современного христианства. Истинная ортодоксия, или единство, лежит в исповедании Иисуса как Христа-Мессии, Господа, Сына Божьего, пришедшего во плоти. Причем это единство, или истинная ортодоксия, заключалось не в признании учения Иисуса Христа, а в личной вере в Него.

Таким образом, центром христианства и его границами был живой воскресший Христос, а не вероисповедальные формулы. Признание Христа Богом, пришедшим во плоти, служило той границей, за которой начиналась ересь, а внутри нее ортодоксия могла проявлять себя в разных формах. Ортодоксия — это жизнь в Теле Христа, а ересь — пребывание вне Его.

Однако, из этого не следует, что доктрины разных общин, существовавшие в устной форме, принципиально отличались друг от друга. Они отличались скорее по форме выражения и акцентам, то есть одна община могла подчеркивать божественность Христа, другая — Его человечность, одна подчеркивала важность искупления, другая — важность пребывания во Христе и так далее.

Но со временем возникла необходимость в формулировке принципов веры, и в этом процессе многообразие стало сводиться к унификации и самоуничтожению. Античному сознанию был чужд принцип свободного сосуществования различных словесных формул одной и той же веры Пока отсутствовали формулы, христиане свободно принимали друг друга, по духу распознавая братьев, но появление формулировок вызвало несогласие.

К несогласию следует добавить развитие реального лжехристианства, отвергающего основу единства — веру в Иисуса как в Сына Божьего, пришедшего во плоти для спасения каждого человека.

Таким образом, в раннем христианстве наблюдался широкий спектр учений: как истинно ортодоксальных, хотя и различных по форме, часть из которых позже ошибочно объявили еретическими, так и действительно ложных, нехристианских, или псевдохристианских, учений, маскирующихся под истинное христианство. И одним из самых действенных критериев для отделения истины от лжи в то время, когда еще не было кодифицированного и общепринятого текста Нового Завета, могло быть только наиболее общее исповедальное утверждение, на которое указывал еще Апостол Иоанн (1 Ин. 4.2-3).

Однако взгляд язычников на христианство и его свободу часто воспринимал разнообразие как слабость и беспомощность. Цельс, наблюдая жизнь христиан II века, язвительно писал: «После того, как (христиане) распространились во множестве, среди них появились снова отдельные партии и секты — каждый желал найти себе собственных последователей; они снова отделяются от большинства и затем осуждают друг друга, так что, можно сказать, уже не имеют между собой ничего общего, кроме только имени».

Гораздо страшнее для христианства оказалось настоящее лжехристианство, безусловно, возникшее не в во II веке, как думают некоторые критики, а одновременно с появлением истинного христианства. Лжехристианство было инспирировано духовным противником Иисуса и стало следствием той духовной брани, которую вели последователи Христа. Лжехристианство привнесли лжеучителя, часть из которых была движима гордостью и любопрением, и, не будучи возрожденными христианами, они желали первенствовать и руководить. Но более опасное лжехристианство исходило от другой части лжеучителей, которые были полностью посвящены своим заблуждениям и готовы были идти за них на смерть.

По мере унификации христианства и отмежевания несогласных с определенными вероисповедальными нормами в общинах и между общинами начали назревать разделения и расколы. Обычно под разделением понимают расхождения на доктринальной основе, то есть различное понимание единой христианской ортодоксии. Это означает, что единая ранее христианская группа делится из-за разного понимания вероисповедальных принципов. Вполне возможно, что обе группы продолжали оставаться ортодоксальными с точки зрения апостольского христианского единства, но со времени разделения каждая из них считала ортодоксальной только себя, а своих противников объявляла еретиками.

Вместе с тем, нередки случаи, когда лжеучитель, учение которого не соответствует основам христианского вероучения, изгоняется со своими последователями из общины. И при этом отколовшуюся группу также именовали еретической, но, с точки зрения апостольского христианства, только в последнем случае можно говорить об истинной ереси и ортодоксии.

Расколом (греч. «схизмой») принято обозначать разномыслие, возникшее не на богословской основе и не несущее разделения по вероисповедальным признакам. Это отделение группы людей, не согласных с церковным порядком, руководителем общины и его политикой и тому подобным. При этом обе группы не только остаются в границах единой апостольской ортодоксии, но и сохраняют единство в вероисповедальных формулах. То есть разделение пролегает не в теоретической плоскости, а в области практики христианской жизни и дисциплинарных вопросов.

Все эти факторы, посредством которых проявлялось нападение на христианство изнутри, действовали совокупно и кумулятивно, то есть взаимосвязано и взаимно усиливая друг друга.