Социальная революция

Наши прежние исследования привели нас к выводу, что вовлечение во все сферы деятельности огромных масс людей создало обстановку, в которой разные социальные группы стремились к достижению разных целей²¹. Для правящих кругов и прозападно настроенных политических лидеров революция смела все прежде непреодолимые препятствия, превращавшие участие России в войне в общественный скандал. Большинству же простых граждан революция создала условия, обещавшие в перспективе лучшую жизнь. Глубоко укоренившееся ощущение несправедливости и чувство недоверия по отношению к старому режиму были перенесены и на административные органы, созданные после февраля, которые, со своей стороны, делали все возможное, чтобы свернуть реформы и ослабить инициативу масс. В Саратове так называемые “демократические” элементы (социалисты) преуспели в демократизации дум и земств, равно как и в создании собственных классовых органов, сосредоточивших в своих руках значительную власть. Среди разветвленной сети массовых общественно-политических организаций, возникших в первой половине 1917 г., наибольшим влиянием пользовались те, которые были детищем самого народа: фабрично-заводские комитеты и Советы, солдатские комитеты, волостные и сельские исполнительные комитеты и т. п. Все эти организации нижнего уровня пытались установить контроль над заводской администрацией, чиновниками государственного аппарата и помещиками, подобно тому как, скажем, Петроградский Совет до образования в мае Первого коалиционного правительства зорко наблюдал за деятельностью властей и государственных учреждений, представлявших интересы “среднего класса”. Практическая деятельность этих народных институтов власти зачастую имела мало общего е западной концепцией представительной политической демократии. Большинство низших слоев не понимало этой концепции вообще или относилось к ней с подозрением.

После вхождения (в мае) умеренных социалистов в состав правительства перед ними встала тактическая дилемма, порожденная социальной поляризацией общества. Многие саратовские лидеры эсеров и меньшевиков опасались, что объединение с кадетами и другими несоциалистическими партиями скомпрометирует их политические программы и убеждения. Это прежде всего было характерно для эсеров, влияние которых в Саратовской губернии было особенно сильным. Если судьба некоторых из них оказалась связанной с коалиционным правительством, то другие, поддерживающие более тесные отношения с крестьянством, предприняли попытку осуществления программ, выдвинутых еще до 1905 года. В результате более умеренные лидеры партии эсеров неохотно шли на сотрудничество со “своими большевиками”, как они называли более радикальных и нетерпеливых товарищей. Между тем призыв большевиков о передаче власти Советам и отказ от участия в Первом коалиционном правительстве резко выделил их программу из остальных. Расколу между большевиками и другими социалистическими партиями способствовала и крепнущая антивоенная позиция первых. К концу июня исчезли последние иллюзии единства и солидарности социалистических партий, и умеренные социалисты начали задумываться над тем, как бы притормозить революцию, грозившую на всех парах промчаться мимо них.

Июльские события в Петрограде еще более усложнили вопрос о политической власти в губерниях. Умеренные социалисты Саратова и других городов, не на шутку напуганные резким сдвигом влево общественных настроений в соседнем Царицыне и требованием об образовании полностью социалистического правительства, которое они считали преждевременным и опасным, попытались возродить авторитет и деятельность городских дум. В некотором смысле воскрешение Саратовской думы, избранной на пепелищах июльского кризиса, могло бы даже пойти им на пользу, поскольку дума была, скорее, представительным, чем классовым органом, и большевики сумели завоевать лишь 12 процентов ее мест. Идея реставрации авторитета думы привлекла и некоторых лидеров умеренных социалистов, считавших необходимым сотрудничество с буржуазией. К тому же Временное правительство дало указание о переизбрании дум на местах: они должны были заменить общественные исполнительные комитеты.

Лидеры умеренных социалистов не смогли, однако, предвидеть, что классовый по своей природе Совет будет пользоваться большим авторитетом и властью, чем избранная демократическим путем дума, а также, что рабочие и солдаты Саратова начнут с крепнущим вниманием и пониманием прислушиваться к речам большевиков. Изучение административных усилий городской думы в течение лета 1917 г. показывает, насколько близко Россия подошла к порогу гражданской войны, насколько глубоким был кризис власти, перед которым стояла вся страна. Умеренные социалисты, контролировавшие деятельность думы, так и не смогли решить, с кем же вступать в союз — с либералами или левыми социалистами. Недоверие к тактике большевиков со стороны умеренных социалистов и либералов не могло служить достаточной причиной для их объединения. В общем и целом дума так и не смогла достичь ни одной из своих целей. Анализ деятельности других административных органов обнаруживает такую же степень их неэффективности. На заседании губернского съезда уездных комиссаров в конце июля делегаты признавались в неспособности поддерживать порядок перед лицом социальной революции, развернувшейся в деревне²². В Петровске, Покровске и Николаевске никто не отваживался занять должности уездного комиссара, которые так и оставались вакантными²³. Член ГОИК Токарский в начале августа писал: “По болезни я около месяца не мог принимать участия в заседаниях комитета. Приступив к исполнению обязанностей после выздоровления, я узнал, что комитет не собирался целый месяц по причине отсутствия членов... Более того, за это время не состоялось ни одного заседания Президиума”. Токарский упрекал нового губернского комиссара меньшевика Топуридзе за то, что он намеренно скрывал заседания ГОИК и делал это после “предварительного согласования с Президиумом Совета Рабочих депутатов, от которого и получил соответствующую директиву” (курсив наш — Д. Р.). И позиция Совета по отношению к ГОИК, и недвусмысленное признание самими членами комитета, что его роль “уже сыграна”, заставили Токарского подать прошение об отставке²⁴. И снова ситуация в Саратове стала напоминать ту, которая сложилась в соседних городах и, вероятно, распространилась на большую часть России. Призывая Государственную думу к установлению стабильной власти в стране, М. В. Родзянко 19 июля писал в центральной кадетской газете “Речь” о том, что “новые представители правительства в губернских и уездных городах находятся в полной зависимости от местных партийных и классовых организаций, которые властно диктуют им свою волю. Судебные власти бездействуют. На местах господствуют комитеты и советы различных наименований и различного, часто самовольного возникновения постоянно меняющегося состава. Они не знают ни своих прав, ни своих обязанностей. Лишенные правительственного руководства и не сдерживаемые никем, они считают себя обладающими всей полнотой государственной власти”²⁵.

На фоне почти бездействующей городской думы и ГОИК, который в основном игнорировался, Совет оставался единственным авторитетом в городе. Но не следует закрывать глаза на другое, можно сказать, парадоксальное обстоятельство: солдаты и рабочие относились к самому Совету все с большим безразличием. Его пленумы собирались все реже, принятие решения перевозлагалось на исполнительные органы. Причем, это характерно было для большинства городов России. Причина подобного равнодушия кроется, по- видимому, в снижении темпов революции, отчасти — в очевидном экономическом спаде, чреватом полным крахом. Растущая апатия рабочего класса беспокоила некоторых умеренных социалистов, которые оказывали известную поддержку либеральным элементам. Один из меньшевиков отмечал: “Рабочие уже не принимали Совет во внимание ... отчасти из-за ожесточенных фракционных схваток”²⁶. В основном уже к лету 1917 г. было ясно, что за пробуждением местничества, явившегося новым следствием Февральских событий, последовала организационная неразбериха, фактически способствовавшая окончательному слому государственного аппарата, подрыву закона и порядка вообще. Дальнейшее распыление политической власти приводило к необходимости возврата к административному порядку, который мог бы способствовать нормальному функционированию всего и вся.

Пожалуй, никакое событие не повлияло на радикализацию политики в Поволжье в такой степени, как попытка правых захватить власть в стране во время корниловского мятежа в конце августа и пренебрежительное, если не вопиющее по своей наглости отношение военных властей к избранным органам власти в Царицыне. Реакция саратовских рабочих и солдат на мятеж Корнилова оказалась однозначной: они вступили в борьбу с местными Корниловыми. События лета 1917 г. можно назвать генеральной репетицией Октября. Саратовские большевики теперь извлекли все возможное из своей победы на выборах в Совет, принесших им большинство голосов. К смятению перепуганных обывателей, вооруженные рабочие были готовы на борьбу с “контрреволюционерами”; зажигательные лозунги большевиков находили живой отклик и в воинских казармах. Местные организации эсеров и меньшевиков, скомпрометировавшие себя поддержкой коалиционного правительства, раскололись, причем левые примкнули к борьбе большевиков против коалиции с частновладельческой Россией, а центристские элементы остались верны своей тактике, избранной еще в феврале, поскольку все еще надеялись на предотвращение гражданской войны.

Более того, накануне корниловского мятежа в радикальную фазу развития вошло крестьянское движение, произошло его объединение с городским при одновременном распаде русской армии. В Верхнем и Нижнем Поволжье и по всей восточной окраине черноземной полосы Советы рабочих и солдатских депутатов, общественные исполнительные комитеты, партийные организации призывали к передаче власти Петроградскому Совету, местным Советам и другим демократически избранным органам и учреждениям. Настроения российской глубинки оказали решающее воздействие на Ленина и других большевистских лидеров и в конце-концов убедили их в том, что страна созрела для передачи власти Советам²⁷.