3.2. Этапы партогенеза рубежа XX–XXI в.

Как и любой институт, политические партии, а тем более партийная система в целом, институционализируются постепенно, «от ступени к ступени», «от качества к качеству», «ко все большей степени сложности и организованности»³⁰².

Относительно выделения этапов развития российских политических партий на современном этапе существует несколько точек зрения. По мнению большинства исследователей российской многопартийности, в частности, В.Н.Березовского, И.М.Бунина, Б.И.Макаренко, С.Е Заславского, З.М. Зотовой и др.³⁰³, вопрос о стадиях партогенеза может быть увязан с важнейшими общественно-политическими событиями, кардинально изменившими статус и функциональное назначение партий. В этой логике развитие системы и соответственное структурирование политических сил определялось, прежде всего, политическими «шоками»: крахом «партии-государства» КПСС, распадом Союза ССР, противостоянием исполнительной и законодательной власти, голосованиями-плебисцитами (1991 г., майским референдумом 1993 г.) и борьбой институтов разных уровней.

Так, Б.И. Макаренко выделял два этапа развития партийной системы: от появления первых конкурентных выборов до принятия Конституции (1989–1993 годы) и от принятия Конституции до принятия Федерального закона «О политических партиях» (1993–2001 годы)³⁰⁴.

С.Е. Заславский делит ее на «пять относительно коротких временных отрезков, на каждом из которых процесс правовой и политической институционализации политических партий осуществлялся особенно интенсивно»:

1) законодательное допущение создания альтернативных партий и «первая волна» образования партий 1990–1991 гг. в рамках кризиса однопартийной системы;

2) департизация государственного аппарата, роспуск КПСС и образование на ее основе ряда левых партий (КПРФ, СПТ, РКРП, РПК и др.);

3) острый политический кризис противостояния ветвей власти в 1993 г., первые многопартийные выборы и формирование Государственной Думы первого созыва;

4) первичное структурирование партийной системы по итогам электорального цикла 1995–1996 гг. и перегруппировка политических сил накануне и в ходе электорального цикла 1999–2000 гг.;

5) принятие Федерального закона «О политических партиях» и обновление партийной системы на новой законодательной основе³⁰⁵.

К этому подходу примыкает достаточно оригинальная периодизация российского партогенеза, предложенная Ю.Г. Коргунюком. Опираясь на типологию партийных систем Дж. Сартори, он относит российскую модель к разряду «незавершенных» партийных систем, в которой «даже партии, представленные в парламенте, не имеют решающего слова при определении государственного курса»³⁰⁶. В конце ХХ–начале XXI в. она проходит четыре этапа – состояния развития.

1. С конца 1980-х гг. – 1993 г. – существовавшая в СССР однопартийная система переходит во «флуктуационную». «Такие системы возникают в момент революционных взрывов» и состоят из «множества» мелких, маловлиятельных «образований, созданных в эйфории политического творчества и не способных ни к выстраиванию сколько-нибудь долгосрочных связей с обществом, ни к конструктивному сотрудничеству друг с другом».

2. 1993–2000 гг. – стадия «периферийной» системы, в которой партии ведут бурную политическую жизнь, «определяют политическое лицо парламента, но не способны и, по большому счёту, не готовы реально контролировать деятельность правительства»³⁰⁷.

3. 2000 –2003 гг. – переход к «псевдопартийной» системе.

4. С 2003 г. – период «псевдопартийной» системы, которую отличает «перевернутый» характер отношений между партиями и властью. Место правящей партии здесь занимает «партия власти», которая не формирует правительство и не определяет государственный курс», а «сама является творением правящей бюрократии и ее послушным орудием». Парламент также ставится под контроль исполнительной власти, которая формальными и неформальными способами обеспечивает доминирование в нем «партии власти»³⁰⁸.

Другие исследователи, например, В.А. Лепехин, в качестве основания для выделения этапов развития российской партийной системы использовали качественную трансформацию внутренней структуры и функций отдельных партий. Они рассмотрели его как «процесс приобретения» политическими организациями «сущностных признаков политической партии»³⁰⁹. Так, В.А. Лепехин выделяет в развитии отечественных партий четыре этапа:

– этап формирования протопартийных структур, «добора ряда признаков, свойств, качеств» и ресурсов, которые бы позволили «осуществить первичную фомализацию». По мнению исследователя, таковых к началу 1990 г. насчитывалось «около трех десятков»;

– этап формирования ядер будущих партий – «устойчивых совокупностей лидеров или активистов организаций, олицетворяющих собой основной вектор» их развития, «обладающих высокой и устойчивой активностью, способностью к воспроизводству «партийного вещества»».

– этап становления (завершения формирования) партий, на котором они приобретают все классические признаки партии и превращаются, говоря словами М. Вебера, в «предприятия по производству политики»;

– этап функционирования и развития партий, включающий их текущую деятельность в рамках политического процесса³¹⁰.

Данный подход во многом опирается на представления об эволюции партий М. Вебера и институционалистов.

Еще одним основанием разделение партогенеза на периоды 1990-х и 2000-х гг., на мой взгляд, может стать доминирующий способ образования партий. Как уже отмечалось, в 90-е гг. прошлого века партии в основном создавались путем самоорганизации, без значительного влияния государства. В механизмах их формирования почти в равной доле присутствовали как «электоральный», по терминологии М. Дюверже, вариант самоорганизации «снизу», так и «парламентский» путь «сверху».

Путем самоорганизации формировалось большинство первичных политических объединений конца 1980 – начала 1990-х гг. Они зарождались в результате инициативы группы лиц, изначально функционировали в качестве различного рода неформальных объединений (народных фронтов, клубов гражданских и правовых инициатив и т.д.), а затем, в процессе своего развития, эволюционировали к организационной форме политической партии. Так возникли, например, Партия свободного труда, Русская партия, Консервативная партия России. Их общими признаками стала слабая организационная устойчивость, значительное влияние фактора межличностных отношений на организационное единство партии, и высокая степень персонификации курса партии в имидже ее лидера. По сути, это были идеологические клубы, в которых политически активная часть общества видела средство реализации собственных политических убеждений, отличных от официальной точки зрения.

Закрепление возможности участия партий в формирования представительных органов государственной власти в Конституции РФ 1993 г. поставило перед политиками задачу превращения их в электорально эффективные структуры. Созданные «снизу» слабо организованные и ресурсообеспеченные, недолговечные партии «первой волны» ей не отвечали. Поэтому, начиная с 1993 г. преобладающей формой партобразования постепенно становится построение партии «сверху». В этом случае основой институционализации выступают уже накопленные политический потенциал и организационные возможности учредителей партии, в совокупности составляющие ее политико-организационное ядро. Именно оно осуществляло планомерную разработку программных документов партии и создавало ее организационную инфраструктуру. Вопрос о распределении властных полномочий создаваемой организации решался по предварительной договоренности между потенциальными лидерами.

Таким образом, процесс образования партии «сверху» в действительности означал лишь формализацию фактически уже установившихся отношений между представителями определенного сегмента политической элиты, сплоченной общими корпоративными интересами³¹¹. Инициаторами такого создания партий оказывались либо высшие руководители федеральных и региональных органов исполнительной власти, либо представители депутатского корпуса. В последнем случае, как правило, происходило организационное слияние парламентской фракции со своими группами поддержки, чтобы создав собственную политическую базу, сохранить или повысить уже имеющийся статус фракции. По такой модели были образованы как кратковременные Российский общенародный союз (1991 г.), движение «Смена – новая политика» (1992 г.), «Стабильная Россия» (1995 г.), так и сравнительно успешные проекты: движения «Регионы России» (в 1999 г. стало одним из учредителей блока «Отечество-Вся Россия») и «Народный депутат», после 2001 г. преобразованное в Народную партию РФ.

Электоральный путь образования политических партий в классическом варианте также имел место в России 1990-х гг., например, в создании на базе избирательных блоков партии «Демократический выбор России» (1994 г.) и объединения «Яблоко» (1995 г.). К этой же модели ряд исследователей, например, С.Е. Заславский³¹², относят образование движения «Единство» (2000 г.). Однако, на мой взгляд, в данном случае имела место «смешанная» модель, когда интеграция избирательных комитетов сочеталась с определенными ресурсами и усилиями исполнительных органов власти, направленных на поддержку избрания тогдашнего «приемника» – В.В. Путина.

Еще одним организационным источником создания партий на первом этапе партогенеза являлся процесс дробления уже существующих партий и движений. Часть из них образовалась в результате внутрипартийных расколов в только что созданных политических партиях. Так были созданы Свободно-демократическая партия России и Российская социально-либеральная партия. Основой для образования других партий послужили различные теоретические платформы, течения, организационно неоформленные группировки внутри КПСС. Часть из них, зарождаясь как достаточно лояльные по отношению к КПСС организационные объединения, впоследствии все более дистанцировались от нее в своей политике и в итоге заявляли о полном идейном и организационном разрыве с компартией. В 1990–1991 гг. к таким организациям относились «Демократическая платформа в КПСС», (впоследствии – Республиканская партия РФ), «Демократическое движение коммунистов» (впоследствии – Российская социал-демократическая народная партия). Другие, особенно возникшие после прекращения деятельности КПСС в августе 1991 г., напротив, провозглашали свою правопреемственность от КПСС с сохранением базовых политических принципов компартии. Несмотря на значительный элемент самоорганизации, политические партии подобного происхождения в решающей степени опирались на уже имеющиеся политические связи, а также на сохранившиеся и реально действующие фрагменты организационной инфраструктуры³¹³. Так, созданная в 1993 г. Коммунистическая партия Российской Федерации объединила уцелевшие региональные структуры бывшей КПСС.

В 2000-е гг. с принятием Федерального закона «О политических партиях» и внесением изменений в избирательное законодательство ситуация существенно меняется. Путь создания партий «снизу» становится практически нереализуем, в связи с чем главной моделью партообразования становится путь слияние оргструктур нескольких партий в одну укрупненную партию при поддержке данного процесса органами власти. В 2000-2002 гг. этим способом были созданы партия «Единая Россия», Российская коммунистическая рабочая партия – Российская партия коммунистов, Социал-демократическая партия Российской Федерации и др. Но особенно активно блокирование развернулось, как уже отмечалось, накануне избирательного цикла 2007–2008 гг. в связи с необходимостью ресурсного усиления партий. В 2006 г. была образована партия «Справедливая Россия» из партии «Родина», Российской партии ЖИЗНИ и Российской партии Пенсионеров. Как и в случае «Единой России», объединение осуществлялось очень «громко», т.к. появлялась возможность доступа к ресурсам и в новую структуру устремились все, кто не успел войти в «партию власти» или не поладил с ней.

С 2007 г. блокирование приобретает форму присоединения мелких партий к крупным, в связи с чем буквально за год число зарегистрированных партий сократилось с 11 до 6. Так, к «Единой России» присоединилась Аграрная партия России, к «Справедливой России» – Экологическая партия «Зеленые». Партия Мира и Единства влилась в "ПАТРИОТЫ РОССИИ".

В целом, придерживаясь первого подхода к периодизации российского партогенеза и во многом соглашаясь с хронологией Ю.Г. Коргунюка, мне кажется возможным принять за основу выделения стадий развития российских партий институционально-правовой фактор и разделить этот процесс на три этапа:

1. Конец 1980-х–1993 гг. – разрушение однопартийной систем и переход к ситуации конкуренции протопартийных образований. Партии существовали в форме идеологических клубов, не имея возможности и желания целенаправленно участвовать в формировании органов государственной власти.

2. 1993–2000 гг. – партии были законодательно признаны и получили статус обязательного участника процесса формирования федеральной легислатуры. При этом генезис партийной системы осуществлялся по принципу «естественного отбора», без существенного вмешательства государства в этот процесс. В российском политическом дискурсе, как и в законодательстве, фактически не существовало понятия политической партии. В выборах могла участвовать любая организация, ставящая такую цель в своих программных документах (профсоюзы, общественные объединения, собственно партии). Многие партии изначально существовали только «на бумаге» либо исчезали сразу после выборов. Соответственно и общество их никак не идентифицировало. Для него, вполне в соответствии с законами партологии, партиями являлись лишь политические силы, представленные в Государственные Думе или прежде находившиеся в ней и длительное время присутствующие в политическом пространстве России.

3. С 2001 г. – с принятием Закона «О политических партиях» российские партии получили четкое юридическое определение и значительные преференции в избирательном процессе. В тоже время партогенез был поставлен под контроль государства, партии из института гражданского общества перешли в разряд элементов «вертикали власти».

Теперь рассмотрим эти этапы более подробно, учитывая, вместе с тем, выделенную ранее корреляцию трансформации российской партийной системы с избирательными циклами.

Напомню, что реальная возможность политической институционализации различного рода неформальных объединений и реорганизации их в политические партии на рубеже 1980–1990-х гг. была связана с изменением формулировки статьи 6 Конституции СССР и признанием многопартийности. Первые политические партии формировались на базе политических клубов и кружковых объединений, имевших как самостоятельный статус, так и входящих в состав Народных фронтов.

Главными мотивами, которыми руководствовались создатели протопартий, можно считать необходимость оформления собственной политической базы и стремление занять идеологическую нишу в складывающемся политическом спектре. Это подтверждает тот факт, что пик интенсивности первой волны партообразования пришелся на апрель–июнь 1990 г. – время подготовки и проведения первого Съезда народных депутатов РСФСР, – а также состав партийного руководства, большая часть которого являлась народными депутатами.

Кроме того, в условиях поляризации общества на сторонников и противников коммунистического режима и идущих бурных дискуссий о путях дальнейшего развития страны, формирующиеся партии стремились даже на уровне названия осуществить четкую идейную или социальную самоидентификацию. Так, в 1990 г. создаются Социал-демократическая партия России, Партия свободного труда, Российское христианско-демократическое движение, Демократическая партия России; в 1991 г. – Крестьянская партия России, Народная партия России и др. Почти все они, как отмечал В.Н. Лысенко, «были предназначены скорее для бесконечных дискуссий, чем для серьезной партийной работы»³¹⁴. В 1991 г. на общесоюзном уровне регистрируется первая некоммунистическая партия – Либерально-демократическая партия Советского Союза В.В. Жириновского.

Институционализации «левой» части партийного спектра способствовали августовские события 1991 г. и последовавший за ними роспуск КПСС, в результате чего существовавшие внутри нее платформы и идейно-политические течения были вынуждены приобрести самостоятельный статус. Сыграла определенную роль и внутренняя борьба между бывшими лидерами и молодыми кадрами, не желавшими играть вторые роли, что в итоге привело к расколам. За 1991–1992 гг. в этой группе образовались Демократическая партия коммунистов России (впоследствии – Народная партия «Свободная Россия» и Российская социал-демократическая народная партия), Социалистическая партия трудящихся, Российская коммунистическая рабочая партия, партия «Союз коммунистов», Российская партия коммунистов, Всесоюзная коммунистическая партия большевиков и др.

«Ультраправые» были представлены «державными» объединениями – Российским общенародным союзом, Российским народным собранием, Фронтом национального спасения и пр.

Отдельную группу в этот период составили партии, в названиях и программных документах которых провозглашалась преемственность с отечественной партийной историей начала ХХ в. – Партия народной свободы, Партия конституционных демократов, Движение социалистов-народников, Православная конституционно-монархическая партия и др. Однако, как верно заметил С.Е. Заславский, представления о деятельности политических прототипов носили у них «довольно расплывчатый характер и основывались не на изучении первоисточников, а скорее на отрывочных сведениях, почерпнутых из критических монографий и публицистики тех лет. Следствием этого стал откровенно компилятивный и декларативный характер партийных программ, а стилистическое обрамление партийной символики и агитационных действий подчас приобретало ярко выраженный пародийный оттенок»³¹⁵.

В целом, несмотря на высокую интенсивность образования политических партий в начале 1990-х годов, большинство из них остались на уровне протопартийных структур – малочисленными, не имеющими значимой социальной поддержки, ресурсов и актуальных для общества партийных программ, раздираемыми внутренними разногласиями объединениями. В них воплотился характерный для российской личности правовой нигилизм, склонность отождествлять свободу с анархической вольницей и вседозволенностью. В обществе, которое традиционно относится к демократии как к возможности нерегламентированных волеизъявлений и действий, энергия политического переустройства оказалась чреватой прежде всего всплеском свободы и общественной самодеятельности при отсутствии чувства ответственности и нежелании считаться с ограничениями и законами. Слишком быстрые и масштабные институциональные перемены, существенно опередившие формирование соответствующих норм и «правил игры», необходимых для нормального демократического общества, вызвали к жизни политическую систему, которую можно было бы охарактеризовать как «избыточную демократию»³¹⁶. А потому почти все протопартии этого периода к концу 1990-х гг. прекратили свою деятельность или не прошли процедуру перерегистрации.

Кроме того, в партийной системе России начала 1990-х гг. сложился, на мой взгляд, «замкнутый круг», препятствующий ее дальнейшему развитию в рамках существующих принципов. С одной стороны, стремление законодательно пресечь возможность возврата к модели «государства-партии» в сочетании с отсутствием новых механизмов взаимодействия государства с политическими силами общества и маловлиятельностью партийных образований обусловили апартийную систему, просуществовавшую в нашей стране до 1993 г.

С другой стороны, у партий, отстраненных от процесса принятия государственных решений и определения государственной политики, отсутствовали институциональные и правовые стимулы для наращивания организационных структур и ресурсной базы. В большинстве своем они ограничивались лишь соблюдением требуемого законом минимального условия – наличия региональных отделений более чем в половине субъектов Российской Федерации. Членство же в них носило нефиксированный характер, о чем свидетельствуют соответствующие данные. Так, Партия конституционных демократов Российской Федерации насчитывала на момент регистрации 660 членов, Российская социально-либеральная партия – 348, Партия экономической свободы – 662, Партия большинства – 752, Партия сторонников снижения налогов – 200 членов. Только четырем партиям (Республиканской партии, Демократической партии России, Социал-демократической партии России и партии «Российское христианское демократическое движение») удалось к августу 1991 г. официально подтвердить наличие не менее 5 тысяч членов³¹⁷.

В этой ситуации наиболее предпочтительной формой ресурсного усиления партий для решения конкретных, в первую очередь электоральных, задач становилось создание политических движений, таких как «Демократическая Россия», Российское движение демократических реформ, «Гражданский союз» и др. Такая структура была обусловлена, с одной стороны, реакцией на предельную централизацию коммунистических партий и боязнью возврата к тоталитаризму, а с другой – разнородностью идеологического состава этих организаций, объединявших либералов, монархистов, христианских демократов, правозащитников и др. на почве отрицания тоталитарного режима и стремления к его разрушению. Кроме того, политические движения позволяли каждой вошедшей партии сохранять свою организационную и идейную автономию, что было очень важным для амбиций их лидеров, произвольно завышать количество своих политических сторонников, но делало неустойчивыми и недолговечными сами объединения. Тем более, что консолидация в основном осуществлялась на деструктивной основе. При необходимости же отказа от статуса постоянной оппозиции и включении в созидательный процесс их эффективность резко сократилась, потребовав перехода к более устойчивым и организационно оформленным протопартиям и партиям.

Профессионализации партийной деятельности на всех уровнях с одновременной кристаллизацией внутрипартийного управленческого звена способствовало и стремительное падение интереса населения к политической жизни в ходе «шоковых» реформ и социального расслоения общества. Образовавшийся слой профессиональных партийных менеджеров стал залогом дальнейшего институционального развития партий в новых политико-правовых условиях.

Политический кризис 1993 г., переход к смешанной избирательной системе и последовавшие выборы в Государственную Думу РФ резко изменили расклад сил в политическом спектре и стали катализатором образования новых политических организаций. По состоянию на начало 1993 г. Минюстом России официально было зарегистрировано свыше 820 общероссийских и межрегиональных общественных объединений, из них только 25 являлись политическими партиями. К июню 1993 г. число политических партий увеличилось до 35, еще столько же партий существовало без регистрации. Плюс несколько десятков объединений имели статус политических движений. Большинство из них, как на предыдущем этапе, представляли различные фракции прежней государственной бюрократии, боровшейся за доступ к власти и мобилизующей для этого массовую электоральную поддержку.

В первых парламентских выборах 1993 г. приняли участие 13 избирательных объединений, из них 8 преодолели пятипроцентный барьер: ЛДПР получила 22,9% голосов избирателей, «Выбор России» – 15,5%, КПРФ – 12,4%; «Женщины России» – 8,1%, Аграрная партия России (АПР) – 8%, «Яблоко» – 7,9%, Партия российского единства и согласия (ПРЕС) – 6,7% и Демократическая партия России (ДПР) – 5,5%³¹⁸.

С этого момента начался новый этап как партогенеза, так и взаимодействия между властвующей элитой и партиями. Ее представители увидели в партиях новый реальный канал укрепления или повышения своего политического статуса, тем более что сформированные по партийному принципу парламентские фракции получили значительные полномочия в процессе принятия государственных решений в рамках Государственной Думы. Это сделало партии привлекательными и для бизнес-элиты. Правда последняя не стремилась к установлению долгосрочных партнерских отношений, разово или периодически спонсируя избирательные кампании партий в обмен на лоббистские услуги избранных депутатов.

Однако урезанные полномочия Думы и слабость гражданского общества сыграли, по мнению известного российского политолога Б.И. Макаренко, с партиями злую шутку: «несмотря на преимущества, которые им вроде бы давала пропорциональная система, они так и не смогли стать полноценными общественными институтами». «У партий не было достаточных стимулов, чтобы «прорастать» в общество, создавать для себя структурированную базу поддержки, взаимодействовать с гражданским обществом». Избирательные кампании выигрывались в первую очередь за счет «мелькания в телевизоре» главных фигурантов³¹⁹. Все это в полной мере проявилось на следующих парламентских выборах 1995 г.

Хотя два года между выборами отличались интенсивным образованием политических партий, что во многом было обусловлено краткосрочностью периода, практически не одна их них не получила заметной поддержки избирателей. Так, в течение 1994– 1995 гг. были созданы «Общее дело» (И.М. Хакамада), «Возрождение державы» (В.П. Кобелев), «Преображение Отечества» (Э.Э. Россель), Партия самоуправления трудящихся (С.Н. Федоров), Партия любителей пива (К.Э. Калачев) и др. При этом часть из них обозначили себя политическими движениями, по сути ознаменовав начало трансформации содержания данной модели института. Из слабой и недолговечной формы интеграции политических партий движения постепенно превращались в альтернативы партий с жестко централизованной системой руководящих органов, установкой на индивидуальное, пусть и нефиксированное, членство. А в некоторых их них, например, в «Яблоке», в процессе укрепления единых структур вообще произошел фактический переход к фиксированному членству, выразившийся в централизованном учете сторонников политического объединения³²⁰. И это не удивительно: формирующаяся партийная бюрократия по-прежнему находилась под влиянием опыта работы КПСС, ибо в большинстве своем прошла ее «школу».

Структурирование партий сопровождалось утратой ими идеологической идентичности. Если в 1988–1993 гг., во времена бурной идеологической борьбы, формирующиеся партии обладали некоторой выраженной идейной позицией, то уже в 1994–1999 гг., когда на первый план вышла задача рекрутирования кадров и поиска спонсоров, значение идеологических аспектов их деятельности стало заметно снижаться. С 2000 г. эта тенденция усилилась.

Место идеологии занимали более-менее успешные технологии работы с кадрами. Так, НДР планировало создать Высшую политическую школу. «Яблоко» помимо работы с молодежью, успехи в вербовке которой у него, по признанию заместителя председателя партии по партийному строительству В. Игрунова, были меньше, чем у В.В. Жириновского, проводило еженедельные семинары с активом регионов. Интенсивные усилия прилагались для налаживания партийной печати, в чем преуспели ЛДПР, КПРФ, в меньшей степени «Яблоко».

В избирательной кампании 1995 г. участвовало 43 избирательных объединения и блока, в Минюсте РФ были зарегистрированы 88 общероссийских партий³²¹. Победу на выборах одержали лишь 4 – КПРФ, движение «Наш дом – Россия» (НДР), «Яблоко» и ЛДПР, продемонстрировав сохранявшееся еще в обществе размежевание на традиционалистов (КПРФ) и модернизаторов («Яблоко», частично НДР). Правда, еще 20 партий и избирательных объединений получили представительство в Думе по одномандатным округам.

Столь большое количество партий, принявших участие в выборах, можно объяснить взаимодействием механического и психологического эффектов предыдущих выборов. Небольшой процент «потерянных» голосов и относительная пропорциональность распределения мест по итогам выборов 1993 г. породили миф о том, что малые партии имеют шанс преодолеть 5%-ный барьер³²².

Существенной особенностью вторых парламентских выборов можно считать более явное участие исполнительных органов власти, проявившееся в образовании «партии власти» – движения «Наш дом – Россия» во главе с председателем правительства В.С. Черномырдиным. Правда, некоторые исследователи, например, С.Е. Заславский, Е.В. Притчина, И.И. Глебова и др.³²³, первой «партией власти» считают движение «Выбор России» на парламентских выборах 1993 г., но, на мой взгляд, это был только прообраз феномена, т.к. движение имело четко выраженную либеральную идеологию, а потому вступало в конфронтацию с установками российской бюрократии.

Совершая небольшой экскурс в историю, можно отметить, что впервые идея «партии власти» прозвучала в 1906 г. у генерал-губернатора Санкт-Петербурга Д.Ф. Трепова. Он предлагал создать «твердо сплоченную консервативную партию порядка» и образовать в Государственной Думе партийное большинство. Партия порядка должна была принципиально отличаться от обычных партийных образований, представлявших отдельные социальные группы, и выражать фундаментальные интересы подавляющего большинства населения Российской империи. В ее состав Д.Ф. Трепов предлагал включить генерал-губернаторов и градоначальников, «которые в силу своего служебного положения, всегда будут в состоянии составить около себя кружок влиятельных в данной местности лиц». Для организации отделений партии предлагалось командировать в провинцию доверенных представителей. Под контроль партии порядка должна была быть поставлена периодическая печать, с помощью которой должно было формироваться проправительственное общественное мнение³²⁴.

Причинами возрождения этой идеи в российской политике второй половины 1990-х гг. являлись утверждение государства в качестве основного субъекта трансформации, стремление политической элиты нейтрализовать или минимизировать влияние электората на сущность и содержание политики, отсутствие социального консенсуса по вопросу путей и методов реформирования общества, несформированность гражданского общества, низкий уровень политической самодеятельности граждан, а также влияние традиционной политической культуры, в рамках которой социум воспринимает себя как «продукт» властного творчества, а власть выступает как самостоятельная, автономная, сакральная сила³²⁵.

Главной отличительной особенностью «партии власти» выступает ее клинтелистский характер. Это «способ приспособления Русской Власти к эпохе публичной политики» или «публичный инструмент «непубличной» Русской Власти»³²⁶, конгломерат клиентел, чей центр управления находится вне партии – в руках влиятельных чиновников, которые, придавая ей политический вес, сами никоим образом от неё не зависят. «Партия власти», по образному выражению Ю.Г. Коргунюка, «подобна луне, которая светит не своим, а отражённым светом»³²⁷. Даже «спонсоры» здесь особые – это те, кто вынужден платить дань государству в форме «добровольных» пожертвований и взносов. Такое «спонсорство» – это форма социальной самозащиты части бизнеса, в которой нет места политическим предпочтениям.

Этим объясняется и тот факт, что в зависимости от специфики момента различные реинкарнации «партии власти» («Наш дом – Россия», «Отечество – Вся Россия», «Единство», «Единая Россия») исследователи относили то к правому центру, то к левому, то к центру вообще. Однако свойственная поведению «партии власти» «гибкость» в реальности основывалась на идеологической невнятности, потому что в каждой конкретной ситуации «партия власти» делала то, чего от неё хотела власть, ни о каком союзе единомышленников речь здесь не шла. Вместо идеологии партия имела «товарные медиалейблы» в виде так называемых «имиджевых фигур», призванных символизировать связь организации с населением и его интересами. Как правило, это представители научной или художественной интеллигенции, спортсмены, обладающие если не авторитетом, то хотя бы известностью.

Таким образом, данная структура носит не идеологический, а технический характер. Ее основные задачи – легитимация исполнительной власти, представительство исполнительной власти в публичном информационном пространстве, коммуникация политической элиты и масс, преодоления ограничений системы разделения властей, мобилизация общества для выполнения принятых решений и др. Другими словами, «через свою «партию» Власть пытается реализовать идею нового «общественного договора», достичь базового социального консенсуса, но не по западному сценарию, а со своих собственных позиций»³²⁸.

В то же время, закон самосохранения любой партии требует от нее установления более тесных контактов с населением, для чего иногда необходимо хотя бы «сымитировать видимость оппозиционности власти» или «какой-то (хотя бы внешней) самостоятельности и автономности»³²⁹. Конкретные организационные формы «партии власти» по своей природе были неспособны к этому, что лишало их электоральной поддержки и делало заложниками внутриэлитных «игр», что в полной мере проявилось уже в межвыборный период 1996–1999 гг. Так, отставка В.С.Черномырдина в марте 1998 г. с поста председателя правительства стала началом распада движения «Наш дом – Россия», в течение трех лет занимавшего политическую нишу «партии власти».

Российской спецификой можно считать и образование президентскими структурами, наряду с «партией власти», партий - спойлеров, с одной стороны, отражавших конкуренцию различных элитных групп за доступ к власти, а с другой – нацеленных на поддержку «партии власти» путем оттягивания части электората у ее основных конкурентов. В 1993 г. эту роль выполняла «Партия Единства и Согласия» (ПРЕС), в 1995 г. – «Блок Ивана Рыбкина», Конгресс русских общин и несколько других более мелких избирательных объединений³³⁰.

Если говорить о других тенденциях партогенеза второй половины 1990-х гг., то он стал «точкой расцвета» для Коммунистической партии РФ, являвшейся на тот момент единственной в стране централизованной массовой партией. У неё были сотни тысяч реальных, а «не внесённых для галочки членов», развитая иерархическая структура и «первички едва ли не в каждой деревне», что позволяло дешево и эффективно участвовать в избирательных кампаниях всех уровней. КПРФ, в отличие от других партий, жила «регулярной политической жизнью», «причём по уставу, а не по воле вождя. Последнее обстоятельство» подтверждал тот факт, что в партии отсутствовали и продолжают отсутствовать «не просто крупные, но и вообще сколько-нибудь яркие политические лидеры. Крупные (или считающие себя такими) фигуры в Компартии никогда надолго не задерживались, очень часто используя её как трамплин в политической карьере. КПРФ же спокойно с ними прощалась, не терпя особых убытков от их ухода»³³¹.

Организационной мощью КПРФ объясняется и тот факт, что это была, пожалуй, единственная в стране партия, повсеместно выдвигавшая своих кандидатов в районные, областные, республиканские органы власти и на посты губернаторов, в большинстве случаев обеспечивая их избрание. Некоторую конкуренцию ей составлял НДР. Другие же партии участвовали в выборах эпизодически, а их представители, даже если и выдвигались, то как независимые кандидаты.

Таким образом, российские партии к концу 1990-х гг. оставались не только элитарными, но и «столичными» образованиями. За исключением двух столиц и нескольких крупных городов, таких как Екатеринбург и Новосибирск, относительно заметные региональные отделения и партийные фракции в выборных органах всех уровней были весьма редки. Их место занимали прогубернаторские структуры, ориентированные на защиту интересов местных элит.

В то же время, приближение нового электорального цикла традиционно стимулировало партогенез, отразив в нем идущий в стране системный кризис и попытки различных элитных групп повлиять на дальнейшую конфигурацию политического пространства. Например, отставка команды С.В. Кириенко и уход «младореформаторов» из Правительства обусловили создание правых объединений «Новая сила» (С.В. Кириенко) и «Россия молодая» (Б.Е. Немцов). Вследствие усиления политической и экономической самостоятельности российских регионов появились различные проекты губернаторских объединений и блоков («Голос России», «Отечество», «Вся Россия»). И, наконец, реакцией на попытку создания блока «Отечество – Вся Россия» как новой «партии власти без Ельцина» стало формирование уже после старта парламентских выборов 1999 г. «Межрегионального движения «Единство»».

Этот случай вообще можно считать почти уникальным. Он продемонстрировал возможности медиакратии в современной политике, создав так называемую «партию СМИ» – тип, который появился в конце ХХ в. вместе с партией С. Берлускони «Форца Италия!». На выборах почти победила партия, не имеющая ни известности, ни идеологии, ни программы, ни сторонников, ни реально работающих отделений в регионах и на местах. Ее главными ресурсами стали административные, организационные и финансовые возможности федеральных и региональных структур власти и части бизнеса, а также телевидение, активно и профессионально ее рекламировавшее. Благодаря им движению, выступавшему в качестве системной национал–популистской политической силы, удалось консолидировать электорат А.И. Лебедя на президентских выборах 1996 г., придя тем самым на уже расчищенное политическое пространство.

К этому же периоду относится существенное количественное упорядочивание партийной системы из-за влияния правовых факторов. В ходе прохождения перерегистрации в качестве политических общественных организаций в 1999 г. с политической арены исчезли партии, фактически прекратившие свою деятельность в период 1995–1999 гг., такие как Народная партия России (Т.X. Гдлян), Партия конституционных демократов (В.Б. Золотарев), партия «Русский стиль» и др. Некоторые партии (например, Свободная демократическая партия России, межрегиональная партия «Новые левые») при подготовке документов к перерегистрации приняли решение о преобразовании в непартийные политические общественные объединения. Всего же статус общероссийских политических партий утратили более 20 организаций, не прошедших перерегистрацию³³².

В результате количество объединений, имеющих право на участие в выборах 1999 г., сократилось вдвое — с 272 до 139. Не в последнюю очередь именно с этим обстоятельством было связано меньшее количество избирательных объединений и блоков, участвовавших в избирательной кампании по выборам депутатов Государственной Думы – 26.

Лидерами, преодолевшими пятипроцентный барьер, стали шесть партий и блоков: КПРФ (24,3%); «Единство» (23,3%), «Отечество – Вся Россия» (13,3%), «Союз Правых Сил» (8,5%); «Блок Жириновского» (6%) и Объединение «Яблоко» (5,9%). Результаты голосования за иные организации выглядели следующим образом: «Женщины России» и блок «Коммунисты, трудящиеся России – за Советский Союз» набрали более 2 % голосов каждый, еще на два объединения (Партия пенсионеров и движение «Наш дом – Россия») пришлось по 1% голосов. 16 объединений и блоков получили менее 1%. За объединения, прошедшие в Государственную Думу, было подано 81% голосов избирателей (на выборах 1995 года попавшие в Думу блоки и объединения были поддержаны чуть более 50% граждан)³³³.

Вместе с тем, качественно расстановка партийных сил почти не менялась. И этому, как уже говорилось, в основном способствовали выборы, деля партийный спектр России на партии-лидеров и партии-аутсайдеров. Первые формировали фракции в Госдуме, получая возможность вести с дополнительную пропаганду. Вторые теряли сторонников, сокращались численно и постепенно исчезали. Причем, такую судьбу разделяли не только «клубные» партии первой волны или оказавшиеся изначально неэффективными предвыборные проекты, но и партии, избиравшиеся в парламент, а затем покинувшие его (ПРЕС, ДПР, НДР и др.).

Лидерами российской партийной системы, оказывавшими постоянное воздействие на формирование и функционирование органов представительной власти по результатам трех парламентских выборов (1993, 1995 и 1999 гг.) являлись КПРФ, ЛДПР и «Яблоко». К ним примыкала «партия власти», имевшая различные организационные формы.

Представляя различные идеологические направления, они наглядно демонстрировали состояние политического сознания общества, расстановку сил и их эволюцию. В частности, итоги голосования отражали рост социальной напряженности в обществе по мере увеличения издержек рыночных реформ. Коммунистическая партия РФ была третьей на выборах 1993 г. (12,4%), пропустив вперед ЛДПР и «Выбор России» и получив 32 депутатских мандата, и первой – в 1995 и 1999 гг. (22,3% и 24,3% соответственно), что позволило ей занять 99 и 67 мест в парламенте. В тоже время позиции «Яблоко» постепенно слабели: с каждыми выборами оно теряло 1% голосов избирателей (7,9% – в 1993 г., 6,9% – в 1995, 5,9% – в 1999 г.), сокращая и количество своих депутатских мандатов (20, 31 и 16 мандатов соответственно). Еще более явно во второй половине 1990-х гг. прослеживалось падение рейтинга национал - популистских организаций, наиболее крупной из которых являлась ЛДПР. В отличие от других партий-лидеров, ее поддержка и степень влияния на процесс принятия политических решений сокращались все более ощутимо: на каждых выборах почти в два раза (22,9%, 11,2%, 6% голосов избирателей и 59, 50 и17 мандатов)³³⁴.

Стабильность партий-лидеров в рассматриваемый период определялась как статусом постоянных парламентских партий, позволявшим им придерживаться определенных направлений в законотворческой деятельности, усиливая тем самым их идейно-пропагандистские возможности³³⁵, так и соответствием их заявлений существовавшим в обществе социо-культурным нишам.

Например, использовавшая «левые» лозунги и выступавшая за сохранение остатков институтов и прежних отношений в рамках нового порядка КПРФ занимала социал-традиционалистскую нишу. Демократические партии функционировали в прозападной и пролиберальной субкультуре, а партия власти – в конформистско-традиционалистской. Сферу национал-протестной культуры оккупировали В.В. Жириновский и ЛДПР. Именно в двух последних нишах исполнительная власть к 2003 г. развернула активное партстроительство, опираясь на фактор ожидания – ожидания «команды сверху» с одной стороны и ожидания быстрых и радикальных социальных перемен – с другой.