Фильм «Октябрь»

Этот фильм стал завершающей частью кинотрилогии Эйзенштейна о революции («Стачка», «Броненосец "Потёмкин"», «Октябрь»).

«Октябрь» (первое название «Десять дней, которые потрясли мир») замышлялся как революционная эпопея, построенная по принципу хроники. По первоначальному сценарию фильм должен был охватить круг событий от свержения самодержавия до окончания Гражданской войны и начала мирного строительства. Однако материал не вместился в фильм и авторы принуждены были сильно его сократить, сконцентрировавшись на теме самой Октябрьской революции.

В распоряжение постановочной группы были предоставлены огромные по тому времени ресурсы: неограниченное количество пленки, богатейший парк осветительной аппаратуры, тысячи костюмов и многочисленное оружие. Штурм снимался на месте исторических событий – на подступах к Зимнему и внутри дворца. Для участия в массовках были привлечены крупные воинские части.

Постановку консультировали видные участники октябрьских событий, в том числе Н. К. Крупская, бывший председатель Петроградского военно-революционного комитета Н. И. Подвойский (последний также снимался в картине, «играя» самого себя) и др.

Несмотря на усилия группы, фильм не удалось закончить к десятилетию Октябрьской революции, и он появился на экранах лишь в начале 1928 года.

Это было масштабное, интересное в ряде мест эпическое полотно, моментами захватывавшее изобразительной мощью своих кадров.

Так, сильно был снят эпизод встречи прибывшего из-за границы Ленина у Финляндского вокзала: ночной митинг многотысячной взволнованной толпы рабочих и солдат на вокзальной площади, выступление с броневика вождя, фигура которого, освещенная прожекторами, казалась символом грядущей победы.

Но все же просмотр оставлял двойственное впечатление. Например, после выступления на трибуне Съезда Советов сладкозвучного меньшевика показывались руки, перебирающие струны арфы. Речь болтливого эсера монтировалась с балалайкой. Слишком сложные метафоры не доходили до массового зрителя. Вместо интеллектуальных сравнений возникало недоумение: откуда на съезде взялись эти музыкальные инструменты?

В одной из более поздних статей Эйзенштейн рассказывал, что в «Октябрь» было включено много экспериментов по созданию средствами пластики звуковых ассоциаций. К ним он относил: попытку передачи тарахтенья ввозимых в Смольный пулеметов, снятых крупным планом и с подчеркнуто низкой точки; дрожание хрусталя на люстрах, что должно было ассоциироваться со стеклянным звуком; вышупомянутые арфу и балалайку в сопоставлении с меньшевиком и эсером и т. д. Но как и изобразительные кинометафоры, «звуковые» опыты не доходили до широкого зрителя и становились понятными только после авторских комментариев.

Впоследствии Эйнзенштейн принужден был признать неудачу этих экспериментов:

«Период подобных достаточно наивных сопоставлений, – писал он в начале сороковых годов, – прошел довольно быстро. Подобные решения, несколько «барочные» по своей форме, во многом старались (к тому же и не совсем удачно!) доступными паллиативными средствами немого кинематографа предвосхитить то, что с легкостью стала делать музыка в звуковом кино! Они быстро сошли с экрана».

«Октябрь» получил противоречивую оценку в печати. Критика единодушно высоко оценила изобразительную культуру фильма, не только продолжавшего традиции «Броненосца «Потемкин», но и развивавшего их, особенно в ночных эпизодах – встречи Ленина на Финляндском вокзале, подготовки к штурму Зимнего дворца и самого штурма.

Однако даже самые горячие сторонники фильма высказывали много критических замечаний.

Пожалуй, наиболее исчерпывающе выразила общее отношение к «Октябрю» Крупская.

Она приветствовала картину как проявление новаторских поисков в советском киноискусстве: «Чувствуется при просмотре фильма «Октябрь, что зародилось у нас, оформляется уже новое искусство – искусство, отображающее жизнь масс, их переживания. У этого искусства колоссальное будущее. Фильма «Октябрь» кусок этого искусства будущего. В нем много прекрасного».

Вместе с тем Крупская увидела в фильме много недостатков. Она критиковала авторов за перегрузку картины малопонятной простому зрителю символикой, за увлечение показом движения масс и невнимание к личным переживаниям героев, за непомерность времени, уделенного личности Керенского.

Крупская резко отрицательно относится к проявлениям трюкачества и натурализма в картине: «Никуда не годятся грубые трюки: повисающая над водой на оглоблях при разведении моста убитая лошадь и покрывающий распущенными волосами доски того же моста труп убитой женщины. Чересчур рекламно, «театрально». Недопустима уступка мещанским вкусам раздевающиеся ударницы».

Неудавшейся считает Крупская и попытку создания образа Ленина: «Неудачно изображение Ильича. Очень уж суетлив он как-то. Никогда Ильич таким не был».

Примерно в том же духе высказывались и профессиональные критики. Отдавая должное положительным сторонам фильма, они подчеркивали его художественную противоречивость. И в большинстве своем приходили к выводу, что авторы создали произведение менее значительное, чем ждали от них. «Эйзенштейн – огромный кинематографический художник, – писал литературный критик И. Анисимов, печатавшийся в те годы под псевдонимом. – Справился ли он с октябрьской темой? До органического, подлинного раскрытия темы пролетарской революции он не поднялся».