Перед лицом дружины

На другой день о возвращении путешественников говорил весь лагерь. Тима и Павлик были героями дня. Даже Коля Хлебников открыто восхвалял бесстрашие и решительность двух бывших заготовителей. Кто-то присочинил к Тиминому расска­зу о пионере-партизане Лапине яркие эпизоды из боевой жизни и снабдил их такими правдивыми деталями, что Тима пришел в восторг. Из уст в уста передавалась еще одна версия. Ее от звеньевого скрывали. Кажется, Ванюшка, который теперь ни на минуту не отставал от Тимы, шепнул кому-то, что Тима нашел настоящего Лапина, недавно встречался с ним, разговаривал и жал герою руку, но все это скрывает. Тима, узнав об этом от Юли, слухов не подтвердил, но и не опроверг. Что ни говорите, а приятно быть в центре общего внимания. Тебя все расспраши­вают, упрашивают поделиться дорожными впечатлениями, хо­дят за тобой по пятам, хвалят, ахают и охают... Правда, вот только Люся Волкова... Да что в конце концов, пусть думает что угодно!

Звеньевого наперебой приглашали то спортсмены, то круж­ковцы «Умелые руки», то еще кто-нибудь. Коля Хлебников даже специально гонца прислал, чтобы пригласить Тиму для беседы с садоводами. Тима долго отказывался, но в конце кон­цов согласился.

Садоводы сидели в своей «классной комнате», на широкой солнечной полянке среди густых зарослей малины, усыпанной крупными, пахучими, алыми ягодами. Василий Тимофеевич Катаев только что проводил у ребят занятие, разъяснял пра­вила прививки растений глазком. Несмотря на то что времени до начала основных работ по окулировке было много (июль толь­ко вступил в свои права, а прививка обычно делается в период второго сокодвижения, то есть в конце июля или начале авгу­ста), Василий Тимофеевич уже готовил к ней садоводов и пока­зал, как следует определять зрелость побега. Он согнул между пальцами черенок яблони, и все уловили легкий треск. Это означало, что черенок вызрел, клетки растения одеревенели и почки хорошо развились. Василий Тимофеевич растолковал, что «спящий глазок» – это почка, из которой на следующий год после прививки разовьется побег.

Тима явился к садоводам в конце беседы, немного подождал, пока Василий Тимофеевич давал указания Коле Хлебникову перед уходом домой, и, как только сталевар скрылся за калит­кой, занял его место на перевернутом ведре, заменяющем стул. Важно выпятив грудь, звеньевой откашлялся и начал выклады­вать историю поездки от начала до конца. К удивлению Тимы, никто из ребят не огорчился, узнав об его ошибке с Лапиным. Наоборот, сообщение о пионере-партизане было встречено бур­ными аплодисментами:

– Пионер! Наш товарищ! Такой же, как мы!

– Молодец, Тимка, – похвалил кто-то. – Молодец!

В зарослях малины, рядом с собравшимися ребятами, послы­шался веселый смех. Тима замолчал и сразу поугрюмел. На по­ляну выбежала Люся. Заметив Тиму, она вскинула брови, потом презрительно поджала нижнюю губу, отвернулась и, словно Тима не существовал вовсе, обратилась к садоводам:

– Ребята! Мы восемь гербариев подготовили к отправке. Замечательные получились. Идемте покажу! – Тут она решила заметить Тиму и повернулась к нему. Выражение, которое уви­дел Тима на Люсином лице, не предвещало ничего хорошего. Глаза девочки были прищурены, нос-пуговка воинственно вздер­нут, а яркий бант на голове трепетал. Ох, этот бант!

– Рассказываешь? – спросила Люся. – О похождениях своих рассказываешь? Ты нам лучше расскажи, как вы с Пав­кой родителей обманули.

– Но, но, – напыжился Тима, – полегче. Не оскорбляй.

– Сам нас оскорбил! Обманул всех! «На рыба-а-ал-ку...»

– Вот как! Интересно, чем же это я вас оскорбил?

– Не знаешь?

– Не догадываюсь.

– А решение Большого совета не выполнил, не подчинился большинству и уехал! Но это еще не все. Смотри, что получает­ся? – Люся поднесла к Тиминому носу загорелую, смуглую руку и принялась отсчитывать, загибая тонкие пальцы. – Роди­телей ты обманул. Нас обманул. Свой пост в лагере бросил: на­рушил дисциплину! Я, как звеньевая, буду требовать, чтобы вас разобрали на совете. Подумаешь, героизм! Обманули всех и гор­дятся еще. Пойдемте, ребята, гербарий смотреть...

Девочка демонстративно повернулась к Тиме спиной и на­правилась к калитке. Несколько человек пошло вслед за ней. Тима молча проводил взглядом стройную фигурку в легком платьице, которое долго голубело среди зелени ветвей.

– Ну вот, – тяжело вздохнул он, – получил благодарность.

– Люся верно говорила, – сказал кто-то.

Тима сидел, опустив голову. Ребята понемногу разбрелись. У каждого сразу нашлось неотложное дело. Тима даже не заме­тил, что поляна опустела и он остался совсем один. Он думал о том, что Люся, конечно, была права. Это же самое говорил ему начальник лагеря. Хотел Тима сделать лучше, а получи­лось у него плохо, очень плохо! И Лапина не нашел, и уважение товарищей потерял.

Теперь Тима почувствовал безрассудность своего поступка. Правильно решил Большой совет. Разве объедешь все города, в которых побывал полк «Стальной солдат революции»? Разве обойдешь все местечки, где был Григорий Лапин? А письма? Письма доберутся куда угодно.

Правду говорят, что одна ложь тянет за собой другую. Тима сейчас это испытывал на себе.

Не успел порога перешагнуть, а отец уже уловом интересует­ся. Что ответишь? Пришлось сказать, что из рыбы варили уху. Мама расспрашивает о дедушке. Лгать? Говорить про здоровье дедушки, про его работу. Мама будет слушать, радоваться... Нет!

И Тима решил, что, если сразу не оборвать эту нитку, будет еще хуже. Он встал и пошел разыскивать Павку.

У баскетбольной площадки Тима столкнулся с Васей.

– Куда? – спросил тот, придерживая шаг и стараясь сту­пать в ногу с Тимой. – От садоводов?

– Про Урминск и Лапина им рассказывал.

– А-а-а... Делился впечатлениями? – улыбнулся председа­тель лагерного совета.

– Вася! – Тима остановился и открыто взглянул на това­рища. – Скажи, Вася, почему ты улыбаешься, почему Семен тоже улыбается и ничего не говорит нам с Павкой?

– А что вам говорить?

– Ну, отругать нас за то, что мы обманули всех и уехали. Ведь надо же? А то улыбаетесь, и все. Вчера я рассказывал ре­бятам про партизана. Семен подошел, чуть-чуть послушал и улыбнулся. Так же, как ты, он улыбнулся. Мне сразу почему-то неудобно-неудобно стало. Так, Вася, неудобно, будто я виноват перед Семеном.

– Ты, Тимка, перед всеми виноват, – сказал Вася, – сам подумай.

На этом разговор оборвался. Вася направился к штабу, а Тима – искать друга.

Павлик одиноко сидел в голубятне. Вид у него был убитый. Соскабливая ногтем ржавчину с жестянки, лежащей на коленях, Павлик даже не смотрел на плоды своего труда, глаза блужда­ли по сторонам. Тиму он встретил вздохом и грустным взгля­дом.

– Ты что? – тревожно спросил Тима. – Заболел?

– Наврал я дома, – глухо ответил Павлик, – про рыбу, про озеро и про все. Зря мы так. Надо было дома правду сказать и с ребятами посоветоваться. Они даже и не вспоминают про то...

– Про что не вспоминают?

– Ну, про Можайского. Про то, как ругались мы.

– Да, Павка, плохо у нас получилось. Правильно ребята решили, что разыскивать Лапина надо через переписку. Я вот в Урминске только побывал, а и то нашел сразу двоих Лапи­ных. Двоих сам видел, а про пионера Григория Лапина, который живет под Минском, мне партизан рассказал. В других городах наверняка тоже Лапины есть.

– В Малахите есть, – подтвердил Павка. – Один – заслу­женный учитель РСФСР Степан Антонович Лапин, и еще знат­ный машинист электровоза. Мне про них Славка – мой новый дружок – говорил. И еще Иван Ефремович Коршунов – Славкин дедушка – рассказывал про Лапина. Комбригом он был. Когда Малахит от колчаковцев освобождали, этого Лапина из пулемета ранили тяжело... Лапиных много, запутаться можно... Конечно, Вася правильно решил с письмами. А мы все расстрои­ли. Постановил Большой совет – надо выполнять. Ведь мы про­тив не выступали?

– А почему мне ничего не говорили перед отъездом? – вспыхнул Тима. – Я теперь виноват! Один?!

– Мы все виноваты, – сказал Павка. – Никто на тебя и не перекладывает всю вину. Даже при поездке надо было правду сказать, куда мы едем и зачем... Отпустили бы!

– Это правильно.

– Слушай, Тимка, – сказал Павлик после непродолжитель­ного молчания. – Давай сегодня на вечерней линейке выйдем из строя и все расскажем ребятам. Пусть они не считают нас за обманщиков и плохое не думают.

– Давай!

Вечер был замечательный, теплый и тихий.

Высоко в безоблачном небе мелькали стремительные ласточ­ки. Стоят, не шелохнутся кудрявые клены и тополя. Цветы на клумбах разливают нежный аромат.

Лучи заходящего солнца румянят белые стены корпусов, се­ребрят крыши. Стекла окон отливают закатным багрянцем, и поэтому кажется, что в комнатах горит свет.

Во дворе чувствовалось оживление. Давно пришли с работы родители. Скамеечки в их уголке были заполнены целиком.

Сорок пионеров выстроились у лагерной мачты. Чуть колы­халось алое полотнище флага. К линейке подошел сталевар Катаев. Белая рубашка с расстегнутым вышитым воротом от заката казалась розовой. Разгладив пышные усы, Василий Тимо­феевич кивнул ребятам и незаметно обменялся взглядом с Семе­ном.

Лица ребят были обращены к мачте, где Вася Зимин, вски­нув руку над головой, сдавал рапорт начальнику лагеря:

– На вечерней линейке дружина присутствует в полном со­ставе! За этот день фабрика «Пионер» выпустила восемь герба­риев. Садоводы утром сходили на экскурсию в плодово-ягодный питомник. Для малышей поставлены две новые песочницы. Кру­жок «Умелые руки» приступил к изготовлению основных частей хвостатой ракеты...

Василий Тимофеевич подошел поближе к мачте.

– Наша сборная команда волейболистов в игре с городским лагерем номер три потерпела поражение. Наши проиграли. Из поездки в город Урминск возвратился вожатый первого звена Болдырев. Из поездки в город Малахит вернулся пионер Катаев! Рапорт сдан.

– Рапорт принят!

– Дружина, вольно!

Ребята шумно вздохнули. Вася опустил руку и вслед за Семеном пошел по песчаной дорожке вдоль шеренги. Павка при­коснулся к Тиминому локтю. «Пора!» Среди наступившей тиши­ны, такой, что Тима и Павлик слышали биение своих собствен­ных сердец, друзья четким шагом вышли из строя, повернулись на месте кругом и замерли. Семен остановился.

– Ребята! – Тима запнулся. – Ребята, я... Мы нарушили пионерскую дисциплину...

От шеренги отделился еще один пионер. За его спиной послы­шался сдержанный шепоток: «Вернись, Юлька, Юлька, назад!» Но Юля примкнул к товарищам и твердо сказал:

– Я виноват тоже. Мы вместе.

В это время Павлик увидел отца. Но лицо его было добрым, глаза смотрели ободряюще: «Так-так, правильно действуешь, сынок».

Честный поступок Юли воодушевил друзей. Голос у Тимы сразу окреп и зазвучал убедительнее:

– Мы трое нарушили дисциплину. Обманули и вас, и роди­телей. Родителям мы не сказали, что едем разыскивать Лапи­на. Мы отпросились рыбачить в Малую Падь. Мы не выполнили решения Большого совета... Вот и все!

Тима потупился и замолчал.

– Дома мы скажем правду, – добавил Павка.

Ребята не знали, о чем думал в этот момент сталевар Ката­ев, которому Семен давно рассказал о «путешественниках». А думал сталевар о том, что вырастут из ребят настоящие советские люди, честные и сильные духом. Тима, Павлик и Юля видели, с каким сочувствием смотрят на них товарищи по дру­жине, и испытывали необыкновенную радость. Им казалось, что сейчас, вот здесь, на лагерной линейке, они нашли Лапина, буд­то смотрит Лапин на них глазами товарищей-пионеров и гово­рит: «Вы поступили так, как нужно!»

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ