Встречи

Выпустив голубя с депешей, Тима посидел немного в стан­ционном сквере, а затем, размахивая пустой клеткой и напевая любимую песню, вприпрыжку спустился с холма, на котором находился вокзал, в низину, где виднелись домики города. Вре­мени у Тимы было хоть отбавляй, и он решил использовать его как можно лучше. Прежде всего звеньевой должен был посетить Урминский краеведческий музей и разузнать там все, что отно­сится к полку «Стальной солдат революции» и Григорию Лапи­ну. Все это, конечно, пригодится Тиме при встрече с Лапиным. Ведь наверняка разговор зайдет о боевых делах полка.

По горбатому деревянному мостику Тима перебрался через мутную мелководную речонку Болотнянку с низкими илистыми берегами и вошел в улицу. Был жаркий полдень. Время самое бойкое для ребячьих игр, но, к удивлению Тимы, улица, по ко­торой он шагал, была безлюдной. Низкие приземистые домики пустовали. Окна без рам и стекол черными проломами печально смотрели на пионера. С каждым шагом удивление и беспокой­ство нарастали. Тима оглядывался по сторонам, отыскивая при­знаки жизни. Наконец, ему посчастливилось. Из переулка вы­шел паренек в синей гимнастерке ученика ремесленного учили­ща. На плече он нес большой деревянный чемодан. По раскрас­невшемуся лицу паренька струился пот. Заметив Тиму, незна­комец остановился, поставил на траву чемодан и, окинув пио­нера любопытным взглядом живых темных глаз, спросил:

– Ты чего здесь бродишь?

– Здравствуйте, – сказал Тима, – мне бы в музей попасть надо.

– Да музей-то в новом городе. Уже давно переехал. Сейчас Урминск не здесь. До города еще километров девять на авто­бусе ехать.

– Как на автобусе! А станция Урминск?

– И станция тоже скоро переедет. Новый вокзал выстроен! Не знаешь, что ли?

– Нет, – чистосердечно признался Тима. – А почему Урминск переехал? Разве города переезжают с места на место?

– Тут история долгая. А города переезжать могут, и даже очень просто! Знаешь ли, тут у болота для людей место непод­ходящее. Гниль, сырость, запах для здоровья вредный. Вот и ре­шили перевезти город на хорошее место. Сейчас он на равнине у соснового леса. Как на курорте живем.

Тима внимательно слушал рассказ нового знакомого. Когда-то давно, еще до революции, жадный заводчик поставил на Болотнянке завод для выплавки чугуна. Своих крепостных людей он тоже поселил на болоте. Ему-то что! Жил богач в Парижах разных и Ниццах, а крепостные ютились в лачугах на бо­лоте, возле завода. Гнилой воздух вызывал эпидемии болезней, подрывал здоровье.

И вот Советское правительство постановило осушить болото. Стали рыть канавы и обнаружили под слоем трясины богатые залежи железной руды. Тогда решили Урминск перенести в дру­гое место, а болото осушить и построить железные рудники.

– Мы все можем, – сказал паренек, вскидывая на плечо чемодан. – Пошли вместе. Я тоже в Урминск еду. Дома в от­пуске был.

Возле указателя, вырезанной из фанеры стрелы-надписи: «В новый город!», ребята присели на лужайку и стали ждать автобуса. Комфортабельный пассажирский автобус подошел ско­ро. Шофер гостеприимно распахнул красную лакированную дверку. Ребята устроились на мягких сиденьях, машина трону­лась.

Скрылся из глаз Старый Урминск, как назвал его Леша, но­вый знакомый Тимы. Бесконечной гладкой лоснящейся лентой вилась среди зелени посевов асфальтовая дорога. Она то взбира­лась на отлогие холмы с кудрявыми кустарниками по склонам, то петляла, огибая овражки. Справа виднелась темно-зеленая полоса леса, слева – поля.

– Ты первый раз здесь? – спросил Леша. – Наш новый го­род тебе обязательно понравится. Новый Урминск не сравнить со Старым. Заметил улицы в Старом? Ни развернуться на них, ни проехать! А дома! Лачуги, а не дома. Мы такие не строим. Все по последнему слову архитектуры! Чтоб дом, так дом! А улица, так улица. Есть у нас бригада строителей, Григорий Лапин в ней бригадир. Вот строят!

– Григорий Лапин! – крикнул Тима так громко, что все, кто находился в автобусе, с удивлением посмотрели на него.

– Да, Лапин. Я из его бригады.

– Но я же нашел Лапина! Ведь есть уже Лапин, – Тима спохватился и прикусил язык.

– Какой Лапин есть? Может быть, Василий? Так это брат его. Он штукатуром работает. Тоже хороший комсомолец. За один день он три нормы выполняет.

– А они, эти Лапины, не партизаны? – спросил насторо­женно Тима.

– Нет, они не воевали. Они еще, как мы, были.

Ответ успокоил Тиму. Через несколько минут автобус оста­новился у четырехэтажного здания. Звеньевой и Леша вышли на площадь.

– Пойдем со мной, – сказал Леша, тронув Тиму за рукав куртки, – я чемодан в общежитие отнесу, а потом посмотрим, как новую железнодорожную ветку открывать будут. Ладно?

Они вошли в общежитие. В красном уголке, или, как назвал его Леша, в комнате отдыха, юноши и девушки разучивали песню.

Веснушчатый русоволосый паренек со смешливым лицом иг­рал на баяне. Высокий худощавый дирижер требовал внимания, стучал по спинке стула карандашом, который заменял ему ди­рижерскую палочку, и то и дело повторял:

– Начали!

На-ам откры-ты-ы пу-ути-и-и и дороги-и,

Солнце све-етит для на-а-с горячей...

Эй, то-ва-рищ, ша-гай без трево-ги

По просторам Отчизны своей...

Заметив вошедших, кто-то выкрикнул:

– Лешка приехал!

Все вскочили и бросились к прибывшему с приветствиями. Баянист заиграл марш. Дирижер замахал руками:

– По местам! По местам!

– Новое пополнение? – спросил кто-то, показывая на Тиму.

– Нет, – ответил Леша, – это мой подшефный.

– Ну, ну...

Леша сбегал куда-то и возвратился без чемодана.

– Двинулись, Тима, – позвал он.

Ребята вышли на улицу. Вокруг кипела жизнь. Новые дома расходились звездообразно от центра, образуя кварталы, улицы, переулки. Не надо было смотреть на архитектурный план горо­да, чтобы представить его целиком. Все было видно как на ладо­ни. Улицы Нового Урминска не кончались там, где кончались готовые дома. Улицы бежали дальше недостроенными домами, многочисленными фундаментами, котлованами и просто расчи­щенными площадками. В одном месте шла закладка фундамен­та. В другом возводили стены. В третьем покрывали крышу... Всюду рокотали подъемники, плавно скользили ленты транспор­теров. По улицам сновали полуторки, трехтонки, самосвалы с цементом, кирпичом, песком.

Ребята шагали по широкой улице, по обе стороны которой стояли аккуратные домики за узорчатыми заборчиками. Доми­ки выглядели нарядно и красиво.

Леша рассказал, что эти дома привезли с завода в разобран­ном виде, а здесь их просто собрали, и все! К одному из доми­ков подъехал грузовик с домашней утварью. Леша помахал ру­кой рабочему, сидевшему в кузове.

– Наш переезжает! Новоселье! У нас тут каждый день но­воселье!

Они обошли весь город. Побывали в музее, где Тима разузнал о том, что полк «Стальной солдат революции» разбил под Урминском большое воинское соединение белоказаков и интервентов и освободил из тюрьмы много политических заключен­ных, которых белогвардейцы хотели расстрелять. О Лапине узнать ничего не удалось. Потом друзья отправились на вокзал смотреть на открытие новой железнодорожной ветки. У наряд­ной, украшенной флагами и лозунгами арки было много народу. Цветы, говор, песни.

– Смотри, – Леша толкнул Тиму, – сейчас товарищ Кузь­мин будет ленту перерезать. Это наш секретарь горкома пар­тии!

Высокий черноволосый мужчина поднялся по ступеням к входу в вокзал, остановился у мраморного парапета и обратил­ся к присутствующим с короткой речью.

– Сегодня, – сказал он, – вступает в строй последнее звено нашего строительства. Старый Урминск ушел в далекое про­шлое. Новый Урминск, наш советский Урминск, приветствует советские города!

Под крики «ура!» товарищ Кузьмин ножницами перерезал алую ленту. С этого дня открывалось регулярное сообщение новой станции Урминск со всеми городами Советского Союза.

Ребята осмотрели просторные комнаты и залы станционного здания и вышли на перрон. Новые, еще не обкатанные рельсы расчертили землю, от шпал пахло смолой. На путях стояло не­сколько дышащих паром локомотивов. Вдали показался дымок. Он приближался, рос на глазах. Радостный, заливистый гудок, приветствуя встречающих, прокатился над городом. И все отве­тили ему восторженными возгласами, мелькали платки, взлета­ли вверх шапки.

Из окна паровозной будки выглянуло счастливое лицо маши­ниста.

– Иван Звягинцев, – сообщил Леша, – лучший машинист дороги. Ему поручили почетное задание первому открыть новую ветку.

Машинист отрапортовал Кузьмину о выполнении почетного поручения.

– Теперь новые заводы нашего нового города, – заключил он, – будут получать машины и отправлять продукцию в срок!

Тима распростился с Лешей только под вечер. До этого он познакомился с братьями Лапиными, побывал на строительстве жилого дома, где работала их бригада, пообедал с Лешей в ра­бочей столовой и поехал на старый вокзал. Несколько дней, по словам Леши, пассажирские поезда будут останавливаться и отправляться со старого вокзала, потому что по новой ветке к новому году начнут подвозить очень много оборудования для заводов и фабрик.

На старом вокзале, сидя на скамейке в зале ожидания, Тима незаметно задремал.

Много удивительного узнал он за этот день. Новый город. Новая железнодорожная ветка! Трое Лапиных! Двое из них, хотя и не герои войны, но тоже замечательные люди – герои труда. А вот Лапин из Белоруссии. Это уж – Тима ни на мину­ту не сомневался – обязательно герой-партизан.

За час до отхода поезда открыли кассу. Сосед, предупреж­денный о минском поезде, разбудил Тиму. Звеньевой, зажав в кулак деньги, устремился к окошечку.

– Мне один до Минска. Самый дешевый, – попросил он.

– Одиннадцать рублей пятьдесят четыре копейки, – ответи­ли из окошечка. – Пожалуйста.

– Что? – Тима даже присел.

Денег на билет не хватало.

Сунув в карман свои девять рублей безо всяких копеек – весь наличный капитал, – Тима вышел на улицу. Оглянулся и побрел в сторону, подальше от ярких фонарей кассового зала. Вот тебе и Лапин! Не ждите, ребята. На глаза невольно навер­нулись слезы.

Мимо прошел маневровый паровоз «овечка». Даже на таком тихоходе согласился бы Тима ехать до Минска. «А что, если на паровозе?» – подумал он вдруг. Подумал и повеселел сразу. Насухо вытер ладонью щеки и направился в зал ожиданий.

Рано утром Тима был уже в депо.

Гулко стучали молоты, паровые прессы. На путях теснились паровозы всех марок. Под самым потолком двигался мостовой кран. На цепях покачивались огромные колеса.

Тима остановился у ближайшего паровоза и взглянул на дверь будки. Он ждал, что из окошка выглянет машинист. Но паровоз неожиданно вздохнул, обдал его паром и покатился.

– Под ноги смотри! – донеслось откуда-то снизу, с земли.

Тима отскочил. Из-под паровоза «ФД» послышался смех. В прямоугольной яме, вырытой между рельсами, улыбались два железнодорожника. На их перепачканных мазутом лицах свер­кали зубы да блестели белки глаз. Один дружелюбно махнул пионеру:

– Не робей! Привыкай!

Тима догадался, что яма предназначена для осмотра и ре­монта локомотивов. Он смело подошел к ней и спросил у весе­лого паренька, где найти паровоз, который возит минский поезд.

– «Сотый»? – железнодорожник обратился к товарищу. – Тарасыч, кто у нас «сотый» до Казани водит? Семериков? Шагай, пионер, вон туда. Видишь, красивый тепловоз стоит?

У тепловоза Тима остановился: не шли ноги мимо такого красавца. Обтекаемой формы, блестевший лаковой краской, он выделялся на фоне грузных великанов-паровозов. «Тепловоз. Как он ходит? – размышлял Тима, осматривая машину. – Ни трубы нет, ни котла!» Он, признаться, ничего не знал о теп­ловозе.

На «сотом» никого не было. Поджидая машиниста, с кото­рым надо было договориться о поездке до Минска, Тима достал записную книжку и стал готовиться к серьезному разговору. Надо же рассказать машинисту, зачем Тиме сроч­но понадобилось в Минск. О Лапине рассказать надо, надпись, что на камне-игле сделана, тоже прочитать придется.

И вдруг Тима беспокойно заерзал на месте. Он начал с лихо­радочной быстротой перелистывать страницы. Строчки черными полосками мелькали перед глазами. Ага! Вот она, запись: «Пио­нер Григорий Лапин – Гришук. Село возле Минска. Учится». А тут? Эх, как же так! Как же он не вспомнил об этом раньше! Тысяча девятьсот восемнадцатый год. Ошибка! Ошибка ведь. Что теперь? Ведь в восемнадцатом году пионеров еще не было. Пионерская организация была оформлена в октябре 1922 года, на Пятом съезде комсомола.

Вечером Тима был на пути к дому. Из головы не выходила мысль о депеше, которая, быть может, уже заставила ребят вы­ехать в Белоруссию. Ночь он не спал. Утром, побледневший от бессонницы и хмурый от сознания большой неудачи, Тима при­сел на откидной стул у окна в узеньком коридорчике ва­гона.

Поезд остановился. Пассажиры с чайниками всех расцветок и размеров мчались к желтой будке с вывеской «Кипяток». Они толпились и у ларьков с булками, пирожками и прочей едой, и у лотков с мороженым, и просто гуляли вдоль состава, поглядывая на часы, что висели над входом в вокзал.

«Вот уже и Горная, – с горечью думал Тима. – Через пять остановок – Новострой». Репродуктор, висевший на столбе на­против Тиминого вагона, неожиданно кашлянул и хрипловатым басом сообщил, что поезд номер двадцать, следующий от станции Новострой до станции Урминск, принимается на второй путь. Известив о своем прибытии долгим гудком, подошел поезд. Ста­ло еще многолюднее. На перроне у ларька внимание Тимы при­влек пассажир в синих спортивных брюках и майке-сеточке. Сделав несколько покупок, он безуспешно старался захватить их с прилавка сразу все одно рукой. Это развеселило Тиму. Он даже начал загадывать: «Заберет пассажир все сразу, не кладя на прилавок пакеты из левой руки, или нет. Булка выпа­дет!» И действительно булка шлепнулась на прилавок. «Теперь должны рассыпаться пирожки; они...»

Тима вдруг вскочил, высунулся из окошка и замахал руками так отчаянно, будто схватился ими за раскаленную плиту и те­перь охлаждает.

– Семен! Семен! Семе-о-он!..

Тима вылетел в тамбур, скользнул по никелированным по­ручням и побежал к ларьку.

– Тима! – покупки дождем посыпались из рук Семена.

Семен обнял звеньевого и закружился по перрону.

– Тимка! Тимоша! Тимоха! Ух ты-ы! Я же тебя искать еду.

– Братишки встретились, – кивнула продавщица.

У Тимы глаза сияли от счастья. Он раскраснелся. Воротник куртки расстегнулся. Тима так и сыпал вопросами:

– Как ребята? Лагерь? Фабрика действует? Юлька что делает?

Семен не успел ответить: главный кондуктор, старичок с прокуренными усами и крупным мясистым носом, вытащил из нагрудного кармана свисток на тонкой серебряной цепочке, и звонкая трель раскатилась по перрону. Отправление!

– Забирай покупки и едем домой. Ты в котором вагоне? В четвертом? Шагаем в четвертый! – скомандовал Семен.

Семен осуждал безрассудный поступок голубятников. По твердому взгляду и нахмуренным бровям было видно, что начальник лагеря сердится. Перед Новостроем Семен замолчал и насупился. Молчал он на станции, когда в потоке пассажиров шагали они к троллейбусной остановке, молчал и в троллейбусе, покачиваясь на мягком сиденье, а подъезжая к городу, еще суровее сдвинул густые черные брови. С трепетом вошел Тима во двор. Там было пусто. Торопливо подбежал к дверям фаб­рики и, отворив двери, предстал перед ребятами. Лицо его, до этого встревоженное, прояснилось, как у именинника, получив­шего хороший подарок. За Тимой, заслоняя широкими плечами проход, улыбался радостно и взволнованно начальник лагеря.

– Тимка! Семен! Ур-а-а! Нашелся.

Коля Хлебников бросился навстречу. Вася крикнул: «Смир­но!», но в гаме команда затерялась...

Тима отыскивал глазами скуластую физиономию друга, но его в штабе не было.

– А Юлька где? Он дома?

– Только что здесь был, – ответил Вася и огляделся. – Сей­час только рядом со мной стоял. Опять исчез. Опять элемент внезапности! Юлька! Люся, посмотри, где он скрывается.

Ребята засыпали Тиму вопросами. Звеньевой едва поспевал отвечать на них. В штаб возвратилась Люся. Юлю она не нашла ни дома, ни в голубятне.

– Убежал куда-то, – заявила она уверенно.

И тут перед ребятами неожиданно появилась нескладная фигура. Веснушчатая физиономия сияла:

– Что, нашли? Эх-х, вы... Тимка, а Мраморный-то погиб. Записку твою на Крутой нашли, у Иглы... А я ждал, ждал... Передумал разное... Волновался сильно... Ведь могло все случиться. Ну, рассказывай про Лапина. Как он?

– Я, ребята, ошибся. Это не тот Лапин.

– Как не тот? – испуганно спросил Коля Хлебников.

Тима рассказал ребятам печальную историю с ошибкой.

– Ты не огорчайся, – грустным голосом успокоил его Вася. – Мы без тебя три письма получили. Тоже нет.

– Пионер Лапин? Награжден орденом Ленина!

– Все равно не найдем, я же говорил, – сказал Коля.

– Найдем! Пионер Лапин, как мы. Храбрый, как тот, наш, что на скале писал!

– Этот тоже наш, – поправила Люся.

– Опять ты против. Я говорю, который воевал у нас против колчаковцев. А этот пионер в Белоруссии – с фашистами.

Вбежал Ванюшка.

– Ребята, Сеня с Павликовым папой разговаривает, – сооб­щил он.

Володя достал с полки чертеж ракеты и развернул его перед Тимой.

– Как члена конструкторского бюро, – начал он торжест­венно, – я тебя, Тима, извещаю, что это, это и это, – он показал пальцем, – делаешь ты. Новая конструкция! Полетит обязательно!

– Хвостатая?

– Крылатая! Папа теперь помогает, уже лекция была.

– Все это очень хорошо, – протянул Коля, – только вот с Лапиным...

– А Павлик? – спросила Люся. – Он ведь в Малахите! А Малахит – второй город по списку из музея.

– Да, Павка! Ведь Павка еще!

А в это время Павлик подъезжал к Новострою. Только, подъезжал он не с запада, как Семен с Тимой, а с востока. Поезд покатился по предместьям города. Павка стоял в тамбуре и смотрел на белые корпуса гидростанции, на плотину, загородив­шую бетонной грудью путь бурному Варгану, на Крутую. Часто колотилось сердце. Вот ведь всегда волнуешься, когда прибли­жаешься к родному городу. И знаешь, что не встретят тебя на вокзале без телеграммы, которую забыл отправить, а волнуешь­ся все равно.

Поезд подошел к перрону. Остановился. Шумной толпой хлы­нули к вагонам встречающие. В многоголосом гуле захлебнулся чей-то радостный крик. Поцелуи, взволнованные взгляды, руко­пожатия. А Павка стоял одиноко в тамбуре, и хотелось ему, ой как хотелось, чтобы и его кто-нибудь встречал.

Родные места!..

Хорошая остановка «Рабочий городок». Скамеечки у газона с цветами. Если ждешь трамвай – садись, отдохни. Приехал – иди в любую сторону вдоль газона, вдыхай аромат резеды, лев­коев, душистого табака. Эти цветы посадили ребята из звена Лени Дерябина, пионеры лагеря, во дворе рабочего поселка.

Павлик шагал по асфальту к воротам и смотрел на цветы, скамеечки, на прохожих. Подобрал с тротуара бумажку, бросил в урну и вошел в родной двор. Заметил на площадке ребят: Васю, Тиму, Юлю, Люсю, Володю, Нюшу... и подбежал к ним, легко переставляя чуть косолапые ноги.

– Павка! – крикнул Юля. – Павка! Эх ты, толстяк!

Ребята толпой устремились к Павлику. Окружили его и все­го затискали в радостных объятиях. А возле мачты стоял радост­ный Семен.

И хорошая счастливая улыбка расплывалась все шире и шире по его загорелому довольному лицу.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ