Границы внутри собственной личности

Даже если агрессивные фантазии и не будут никогда воплощены в реальность, они символизируют tу грань, за которой да же самая сильная любовь перестает быть связующим звеном. Ведь не только нанесение смертельной раны, но и просто разлука мужчины и женщины является пресечением этой грани, низводящим любые доказательства своей любви до пустой болтовни. И поэтому я хотел бы снова вернуться к вступительному примеру с мужчиной, у которого все было в порядке, не считая сек­суального отвержения его женой. На следующий день он рас­сказал свой сон. Во сне он встретил свою жену, у которой из по­реза на плече текла кровь. Это так сильно испугало его, что он изо всех сил пытался побудить жену перевязать рану. Она отказалась сделать это, и, в конце концов, рана сама по себе перестала кровоточить и натянулась.

Если этот мужчина хочет на будущее разрешить кажущуюся ему самому единственной проблему своих отношений с партнер­шами — сексуальную, то ему необходимо разобраться со своим страхом перед женщинами. Ведь от этого зависят и его представления о любви. Возможно, только тогда в неполноценном рае его семейной жизни возникнут отношения, благодаря кото­рым он сможет увидеть проявление любви в расставании со свои­ми страхами, а не в расставании со своей женой.

В заключение я хотел бы попытаться в общем плане отве­тить на исходный вопрос. Возможна ли любовь без агрессии? При этом под агрессией я понимаю чувства, оскорбляющие, ра­нящие партнера и даже направленные на его уничтожение. Это в значительной мере зависит от того, как люди разного пола бу­дут обращаться со своими страхами друг перед другом. Этот вопрос, конечно же, следует задать не только мне как специа­листу в области социальных наук и мужчине, должна взять сло­во и женщина (а ведь о ее страхах и агрессивности в рассказах того мужчины не было ни слова). Лишь путем вербализации возможен взаимный обмен фантазиями представителей разных полов друг о друге, а также проигрывание этих фантазий в реальных взаимоотношениях. Именно этой способностью мы, люди, отличаемся от всей прочей природы.

Глава II. Насилие в фантазиях Фантазия и реальность

Фантазия считается — как это написано в психологическом словаре — силой воображения или представлениями, “...которые возникают в нашем сознании и связаны с наличным содержани­ем сознания. Решающее значение имеет своеобразие, отсутствие опыта переживания в прошлом подобных фантастических ком­бинаций. В большинстве случаев они не содержат ни воспомина­ний, ни узнавания, хотя и могут быть новыми комбинациями уже имевшегося опыта” (F. Dorsch, 1982). При всех сложностях попыток дать определение фантазиям, всесторонне описать их как способ человеческих переживаний, провести границы между категорией фантазии и категориями сна, грез, галлюцинаций, интуиции, умозрительных построений или других психологиче­ских явлений, в той или иной мере связанных с фантазией, все же один разграничительный признак обнаружить легко: фан­тазия — это не реальность.

Но что такое реальность? Является ли реальностью то, что воспринимается органами чувств и, как нам хорошо известно, подвержено многочисленным иллюзиям восприятия? Является ли реальностью общепринятое мнение об объективности опреде­ленного опыта или состояния? (P. Berger, Т. Luckmann, 1980). Являются ли реальностью материальные или материализован­ные структуры человеческих отношений?

Чтобы выразить все эти вопросы в одном конкретном образе, я напишу так: можно находиться в определенное время в опре­деленном месте при определенных обстоятельствах и при этом в своих чувствах и мыслях жить на фантастической планете где-то в необозримых просторах Вселенной или быть рыцарем в дале­ком прошлом. Но где субъективно мы находимся при этом на са­мом деле? В здесь-и-теперь или в там-и-тогда? Или же вообще в будущем? (J. Roberts, 1980).

Похоже, работа над темой фантазии вносит лишь путаницу и неясность. Фантазию невозможно определить однозначно, как научное понятие. Ее нельзя операционализировать или вклю­чить в социальные прогнозы. Эта реальность, наоборот, кажется закрытой для всех рациональных попыток найти в ней законо­мерности, логику или такую ось проблемы, с помощью которой ее можно было бы сделать осязаемой. Куда ни бросишь взгляд в политике или педагогике, едва ли найдется такое развитие событии, которое можно было бы назвать естественным и рацио­нальным, слишком уж большое количество противоречий заклю­чено в каждом из них. Это заставляет предположить, что фанта­зия как в хорошем, так и в плохом смыслах, скорее всего, явля­ется определяющим признаком реальности (С. Buttner, 1985 а).

Например, экран кажется реальным материальным компо­нентом видеоигры (как поверхность проецирования), а сама же игра представляет собой материализацию фантазии. С другой стороны, реальным покажется проведение игры, когда играющий нажимает на клавиши, реагируя на раздражители. Напротив, его включенность в процесс игры можно воспринимать как нечто в высшей степени иррациональное, пусть даже весь его внутрен­ний мир будет всецело поглощен игрой. Без знания о смысловом содержании игровой фантазии не информированный наблюдатель не догадается, что на самом деле означают действия видео игрока.

Различие между фантазией и реальностью становится понят­ным, когда можно одновременно указать смыслообразующие связи между ними. Итак, для чего необходимы фантазии, какую реальную цель они могут достичь? В своем дальнейшем обсуж­дении темы фантазии и реальности я хотел бы ограничиться дву­мя аспектами, кажущимися мне психологичными, т. е. имеющи­ми смысл: фантазия как исполнение желаний и групповая фан­тазия или лейтмотив политических процессов.