51. Смысл жизни. Проблема смысла жизни, смерти и бессмертия.

Смысл жизни

Вопрос о смысле жизни и предназначении человека волнует и мучает в глубине души каждого, это естественный вопрос, возникающий у каждого из нас. Часто оно так и остается глубоко запрятанным в нашем подсознании, и нам бывает трудно объяснить и четко сформулировать, к чему, собственно, мы стремимся и что хотим понять. Имеет ли жизнь смысл и если да — то какой именно? Для чего дана чело­веку жизнь, каково его предназначение? Ответы давались и даются самые разнообразные. Но прежде чем мы рассмотрим различные точки зрения, логично поставить такой вопрос: «А что такое «смысл»?» «Каков смысл смысла?» Ведь рассуждая об этом, мы пред­полагаем, что речь идет не только о том, в чем видит смысл, значение своей жизни отдельный человек, но и о том, каков объективный результат этой жизни. Есть смыслы ситуативные и субъективные (для отдельного человека) и есть смыслы перспективные и объективные (для человека как таково­го). В первом случае «смысл» имеет субъективное содержание и зависит от того, что вкладывает в него человек, во втором - опре­деляется как результативность человеческой жизни.

Когда в поступках и действиях человека отсутствует смысл, это автоматически сказывается на качестве самой его жизни. Жизнь без смысла означает, что человек лишен глубокой внутренней мотивации, внутреннего стержня и мощного «мотора», которые позволили бы ему взять собственную судьбу в свои руки. В результате он становится слабым, теряет опору, любая неблагоприятная жизненная ситуация, любая проблема выводит его из равновесия.

Он также становится легко управляемым — отсутствие смысла лишает прочных жизненных критериев и устремлений. В результате страдают его индивидуальность, его способности, таланты и потенциалы. Человек становится легкой добычей тех, кому подобная слабохарактерность нужна для достижения собственных корыстных целей и интересов. Его можно убедить в чем угодно, а любое чужое мнение, представление или мировоззрение он тут же воспринимает как свое собственное. Вместо того, чтобы самому распоряжаться своей судьбой, человек позволяет управлять собой другим людям и даже внешним обстоятельствам.

Жизнь без смысла часто является тревожным признаком того, что человек устраняется от ответственности за других людей. Появляется своего рода «слепота» и «глухота» по отношению к чужой боли, к чужим потребностям. Раз не видится другого смысла, все силы сосредоточиваются на единственном объекте, который становится центром жизни, — на себе самом. Это хорошая диагностика: видимо, человеку все еще не удалось ответить на вопрос, кому он нужен, какое применение могли бы иметь его силы и способности. А именно это всегда является основным источником растерянности, внутренних проблем и нестабильности.

Разные эпохи и культуры, разные религии и философские течения через века давали свою концепцию смысла жизни. В той или иной форме все пытались ответить на вопрос, ради чего стоит жить, что в жизни главное и как построить свою жизнь, чтобы это «главное» не упустить. В религиозных системах и во многих философских концепциях смысл жизни раскрывался в контексте Высшего Начала и его проявлений — Бога и богов, в контексте законов Вселенной и эволюции всего сущего, в контексте Высшего Блага для человека и исходящих из него добродетелей. Это порождало особую систему высших этико-моральных ценностей, высших законов или, для кого-то, «заповедей», которым должен следовать человек. Принимая разные формы, за каждой системой высших ценностей стояла одна и та же сокровенная задача, один и тот же сокровенный смысл жизни: стать ближе к Богу — для одних, или к богам — для других, или к Божественным Законам — для третьих, а для немногих — даже слиться с Богом или Божественным в единое целое.

Многие мыслители Древней Греции – стоики, киники – сводили жизнь к страданию. Они доказывали, что человек должен оставаться «нагим и одиноким», замкнуться и свернуть­ся, чтобы защитить свою сущность. Он должен страдать и страдани­ем, аскетизмом, одиночеством достичь полной, абсолютной свободы, сосредоточенности духа и бессмертия. Античные философы-гедонисты считали (Аристипн, Эпикур), что жить надо ради удовольствий, приверженцы эвдемонизма провозглашали смыслом жизни счастье, другие считали главным достижение удовольствия, а высшим удовольстви­ем называли отсутствие страдании и безмятежное состояние духа – атараксию (от греч. ataraxia – невозмутимость), к которой можно прийти, избавившись от страха перед богами, смертью и загробным миром. Сократ утверждал, что лишь добро придает нашей жизни смысл. Человек должен стремиться не к удаче, не к счастью, а к добру и справедливости. В этом смысл его жизни, в этом нравствен­ная задача.

Средневековье настаивало на том, что смысл жизни может быть связан только с богом, а в конечном счете, вся жизнь земная является предпосылкой жизни загробной, к которой и должен стремиться человек как к единственной важной цели.

Акценты смещаются в эпоху Возрождения и Нового времени. С т. зр. антропоцентризма и гуманизма в человека главным является не его божественная предопределенность, а творческое, самосозидающее начало.

И. Кант видел смысл жизни в следовании принципам нравственного долга, Л. Фейербах — в стремлении к счастью на основе всеобщей любви людей друг к другу, К. Маркс и Ф. Энгельс — в борьбе за коммунистические идеалы, Ф. Ницше — в «воле к власти». Выдающийся физик, создатель теории относительности, квантовой теории света А. Эйнштейн (1879 -1955) отмечал, что человек, считающий свою жизнь бессмысленной, не только несчастлив, но вообще едва ли пригоден для жизни.

Известный фило­соф С. Л. Франк в работе «Смысл жизни» (1925), подробно анали­зируя круг тем, связанных с проблемой смысла жизни («что делать, к чему стремиться, чтоб жизнь обрела смысл?»; «как жить, чтоб спасти мир и тем самым оправдать свою жизнь?» и т.п.), приходит к выводу, что эмпирическая жизнь человека бессмысленна, если не направлена на служение «высшему и абсолютному благу», како­вым является «сам Богочеловек Христос, который есть для нас «путь, истина и жизнь» и который именно поэтому есть вечный и ненарушимый смысл нашей жизни».

Постоянно мучительно размышлял о смысле жизни великий русский писатель Л. Н. Толстой. В произведениях «Исповедь», «Крейцерова соната» и др., всесторонне рассматривая эту проблему, он делает вывод, что жизнь человека заключается в постоянном совершенствовании лич­ности, в том, чтобы «трудиться, смиряться, терпеть и быть милости­вым». Однако это не означает, что Л. Н. Толстой разрешил для себя эту проблему. Он вновь задавал себе «вечный вопрос»: «За­чем я живу, что выйдет из моей жизни?» И после трудных поисков делал вывод: ответ разумный один - этого хочет бог, «начало и тела человеческого и его разума». Именно вера в бога «придает жизни такой смысл, который не уничтожается смертью». Любовь для него является также важнейшей предпосылкой смысла жизни. «Я уверен, - утверждает он, что смысл жизни для каждого из нас — просто расти в любви».

На рубеже XIX–ХХ веков инициативу в изучении проблемы смысла жизни перехватили психологи, философы-экзистенциалисты. Изучая данный вопрос, основываются на анализе того, как конкретный человек пытается найти смысл жизни, что происходит, если этот смысл найти не удается, и какие общие выводы, полезные для всех, можно извлечь из всего этого. В сферу интересов психологии попадает также вопрос о том, как и благодаря каким факторам происходит формирование смысла жизни и какое влияние оказывает на личность обретение или, напротив, утрата смысла жизни.

На основании многочисленных опросов разными психологами была сделана классификация «смыслов жизни» и жизненных приоритетов. Хотя ответы различались в зависимости от возраста и уровня образования, полученные результаты были в рамках ожидаемого: в качестве приоритетов лидируют здоровье, взаимоотношения, разные хобби и увлечения (в особенности у молодежи). Деньги и материальное благополучие, к счастью, не на первом месте, но, к сожалению, далеко не на последнем. Лишь у выдающихся людей на первом месте были выделены любимое дело и вера.

Многие ученые исследовали в наше время довольно распространенную проблему — жизнь без осознанного смысла. Оказывается, отсутствие смысла в жизни человека создает особые проблемные ситуации, а также существенно влияет на внутреннее ощущение и психический склад человека. Итальянский психолог Сальваторе Мадди предлагает назвать эту проблему «экзистенциальным недугом» или «экзистенциальным неврозом». Эту специфическую болезнь Мадди описывает как состояние, в котором в результате отсутствия смысла жизни появляются скука, общая незаинтересованность и явно выражена пассивность в ситуациях, когда нужно сформировать собственное мнение и взгляд на что-либо, сделать сознательный выбор, принять самостоятельное решение. Психолог даже выявил группу риска: это, как правило, люди-конформисты, лишенные индивидуальности, с мало развитой работой сознания. Им свойственно принимать тот смысл жизни, который внушается извне

Мадди описал три формы «экзистенциального недуга». Крайний случай — когда для человека ничто не имеет смысла. Вторая форма — «нигилизм», стремление агрессивно дискредитировать все, что может претендовать на смысл. Третья форма — «фанатизм»; в его основе — потребность постоянно действовать, чтобы не осталось времени на размышления. Не рискуют заболеть «экзистенциальным недугом» те, кто имеет ярко выраженную индивидуальность. Это, как правило, люди, ясно понимающие, к чему стремятся и в чем их цели и задачи, имеющие широкий кругозор и многогранные интересы или желающие этого, склонные к работе над собой и к творчеству в любой форме, к размышлениям, особенно если к этому добавляется работа воображения и интуиции.

Подлинный прорыв в понимании смысла жизни произошел в 40–50 годы XX столетия. Он связан с именем австрийского психолога Виктора Эмиля Франкла (1905—1997), основателя особого направления в психологии — логотерапии (от греческого логос, «смысл»), учения о смысле, можно даже сказать: об «исцелении» благодаря смыслу.

Франкл предлагает особый подход к поиску смысла, основанный на философии человеческой ответственности: если ты знаешь, ради кого и ради чего живешь и сражаешься, тогда ты находишь силу преодолевать любые препятствия. Когда ищешь смысл и особенно когда его находишь, нужно пробудить и поддерживать в себе особое внутренне состояние. Но каким бы ни был наш смысл жизни, самое главное — это позиция, которую мы занимаем по отношению к судьбе, особенно когда находимся во власти обстоятельств, которые мы не в силах изменить. Человек не всегда может изменить обстоятельства, но он волен занять осмысленную и достойную позицию по отношению к самой тяжелой ситуации и открыть во всем, что проживает, глубокий жизненный смысл, великую пользу для собственной души. Страдания, если они выпадают на нашу долю и неотвратимы, лучше принять и использовать во благо, поскольку, как учит Франкл, «мы мужаем и растем в страданиях. Они делают нас богаче и сильнее». Интуитивно отыскивать глубокий смысл, кроющийся в важной или трудной ситуации, по Франклу, способна совесть.

Проблему смысла жизни исследовал З. Фрейд, который пришел к выводу, что нет удовлетворительного ответа на поставленный вопрос. Сам он стремился решить эту проблему в следующем аспекте: каковы цели и смысл жизни людей, если судить об этом на основании их собственного поведения; чего люди требуют от жизни и чего стремятся в ней достичь? И отвечал: люди стремятся к счастью, они хотят стать и пребывать счастливыми. Он писал, что это стремление имеет две стороны, положительную и отрицательную. Отсутствие боли и неудовольствия, с одной стороны, переживание сильных чувств наслаждения – с другой. «В узком смысле слова под «счастьем» подразумевается только последнее». Итак, смысл человеческой жизни, по Фрейду, – быть счастливым, получать различного рода наслаждения, удовольствия и избегать болезней и несчастий.

В 20 в экзистенциалисты (Ж.П. Сартр, А. Камю, М. Хайдеггер, К. Ясперс) и др. рассматривают «жизнь как бытие к смерти». Перед лицом смерти человек способен обрести понимание смысла жизни, освободившись от ложных целей и ненужных мелочей. Он начинает иначе смотреть на себя и окружающий мир. Таким образом, в экзистенциальной философии анализ проблемы смерти приобретает важное значение для постижения тайн жизни человека, определения ее смысла. Другим важным постулатом экзистенциализма является отрицание универсального смысла, смысл жизни может быть только уникальным, как уникальна человеческая индивидуальность.

Обобщая все сказанное, можно сделать вывод, что объективный смысл жиз­ни человека, в конечном счете, состоит в развитии человека как самоцели, в его всестороннем совершенствовании. Поэтому назначение, призвание каж­дого развивать свои способности, внести вклад в общественное развитие и развитие культуры. Индивидуальная жизнь конечна, че­ловек смертен. И объективным смыслом (результатом) его жизни оказывается то, что он оставляет после себя людям. Поскольку человек — существо общественное, то и смысл его жизни определя­ется соотношением интересов личности и общества. Единство лич­ности и социума преодолевает трагизм индивидуальной смерти, так как человек сохраняется в результатах его деятельности, опредметив свою социальную сущность, знания, опыт, замысел в формах социальной жизни, культуры и цивилизации, оставить след в благо­дарной памяти потомков.

В этом и заключается смысл жизни отдельного человека, кото­рый он реализует через общество. Но в принципе таков и смысл жизни общества, человечества в целом: не кто иной, как сам человек создает необходимые условия для общественного развития, которое есть не что иное, как собственное развитие человека.

Проблемы смерти и бессмертия

По роду своей работы врачу часто приходится сталкиваться со смертью. Философские по сути проблемы смысла жизни и смерти, пожалуй, самые главные и самые сложные. Не получив решения, они остаются крайне мучительными для людей, ибо никто не может считать себя свободным и независимым от них. Хотя во псе време­на они глубоко волновали человека, но в XX в. обрели особое, драматическое звучание и актуальность, поставив уже перед всем человечеством вопрос: «Быть или не быть?»

Как биологическое существо человек смертен, но смертен он и как существо социальное. В современной науке выделяют четыре стадии наступления смерти, которая приходит постепенно в обрат­ном порядке по сравнению с тем, как развивается жизнь. Им пред­шествуют необратимые биологические изменения в организме, ха­рактеризующие его старение. Начиная с 25-летнего возраста и осо­бенно после 4.5 лет ежедневно отмирают десятки нервных клеток (нейронов), которые «укомплектовываются» к моменту рождения и затем не обновляются. В коре головного мозга их насчитывается более 40 млрд и потому «для нормально функционирующего мозга это не сопряжено с серьезными последствиями, так как в нем про­должают нормально функционировать десятки миллиардов нейро­нов».

Реально уход из жизни начинается тогда, когда наступает социальная смерть, характеризующаяся тем, что человек все больше уходит в себя, отдаляясь от люден и изолируясь от общества. Затем следует смерть психическая, когда конец жизни становится очевид­ным и неотвратимым. На стадии мозговой смерти полностью пре­кращаются деятельность головного мозга, контроль над различными функциями организма. И завершается этот процесс физиологиче­ской смертью, при которой все функции человека, характеризующие его как живой организм, окончательно угасают.

В наши дни социально-этические и нравственно-гуманистические аспекты проблемы смерти привлекают к себе все возрастающее вни­мание. Однако несмотря на интерес, который вызывает тема смерти у людей независимо от эмоционального типа или принадлежности к топ или иной социальной среде, для большинства из нас очень труд­но говорить о ней. Это объясняется, по крайней мере, двумя причи­нами. Одна из них — в основном психологического, пли культур­ного, характера. Сама тема смерти — табу. Мы, по крайней мере подсознательно, часто сталкиваемся со смертью в какой-либо фор­ме. Неизбежно люди оказываются перед перспективой собственной смерти: картина ее как бы приближается и делается более реальной. Таким образом, разговор о конце жизни с психологической точки зрения может рассматриваться как косвенное приближение к смер­ти. Несомненно, многие воспринимают любые упоминания о ней как нечто такое, что вызывает в сознании настолько реальный образ смерти, что ощущается близость собственной кончины. Чтобы убе­речься от подобной психологической травмы, они решают просто избегать затрагивающих эту тему разговоров, насколько это воз­можно.

Другая причина коренится в природе нашего языка. Слова, со­ставляющие его, относятся преимущественно к вещам, знания о ко­торых мы получаем благодаря нашим физическим ощущениям, в то время как смерть лежит за пределами сознательного опыта, так как большинство из нас не переживали ее. Поэтому часто, говоря о ней, мы сравниваем ее с чем-то знакомым из повседневного опыта. Одна из аналогий - уподобление смерти сну. Умирание, говорим мы себе, похоже на засыпание. Другие предпочитают иное, но сходное сопо­ставление: умирание -- это забывание. Когда человек уходит из жизни, он забывает все горести, навсегда исчезают мучительные и неприятные воспоминания.

Как бы ни были стары и широко распространены эти аналогии, их нельзя признать вполне удовлетворительными. По сути, обе они утверждают, что смерть — просто исчезновение нашего сознания. Но если это так, тогда она не имеет нп одной из привлекательных черт засыпания пли забывания. Ночной сон, доставляющий отдых, делает часы бодрствования, следующие за ним, более приятными и продуктивными. И забывание всего нашего опыта подразумевает устранение не только мучительных воспоминаний, но также и приятных. Таким образом, при тщательном рассмотрении ни одна из аналогии не является настолько адекватной, чтобы дать утешение пли надежду перед лицом смерти.

Существует и точка зрения, которая не приемлет утверждения, что смерть есть исчезновение сознания. Согласно этой возмож­но, еще более древней — концепции определенная часть человече­ского существа продолжает жить и после того, как физическое тело прекратило функционировать и полностью разрушилось. Такая по­стоянно существующая часть получила названия «психика», «душа», «разум», «я», «сознание», «сущность». Но как бы она ни именовалась, представление о том, что человек переходит в какой-то неизвестный мир после физической смерти, относится к числу самых старых верований. На территории Турции, например, были обнаружены за­хоронения неандертальцев, возраст которых около 1 млн лет. Най­денные там окаменевшие останки позволили археологам установить, что древнейшие люди погребали умерших на ложе из цветов. Это позволяет предположить, что они относились к смерти как к празд­нованию перехода из данного мира в другой. Действительно, захо­ронения самых ранних эпох во всех районах мира свидетельствуют о вере в продолжение существования человека после смерти его тела.

Отношение к смерти во многом определяет формы религиозных культов. Например, для древних египтян земное существование вы­ступает как подготовка к загробному бытию. Отсюда важный для всего строя их жизни культ мертвых, построение и украшение гроб­ниц, необычайно развитое искусство бальзамирования и т. д. Весьма широко распространен также культ предков. Древние японцы вери­ли в то, что человек после смерти существует в потомках и только при отсутствии таковых исчезает окончательно.

Вообще же, если сравнивать жизненные настроения минувших эпох, можно прийти к неожиданному выводу: внутренняя неуверен­ность перед лицом жизни и в особенности проблемы смерти появи­лись в новое время. Чем больше мы углубляемся в прошлое, тем менее загадочны представления люден о смерти.

Откуда же проистекает эта неуверенность в жизни, которая се­годня встречается очень часто и которая влияет на мысли и реше­ния? Те сильные потрясения, которые выпали на долю человечества в XX в., не могут быть внутренне преодолены, потому что сознание ограничено пределами рождения и смерти. Сущность же человека выходит за эти рамки. И если пытаться регулировать жизнь, исходя из сознания, заключенного в период между рождением и смертью, неизбежно возникнут такие же осложнения, как если бы взрослый вздумал придерживаться правил питания, годных лишь для младен­цев: это приведет к болезненным явлениям.

Речь идет о том, что проблема смерти должна изучаться с помо­щью всех современных средств познания. Общепризнанно, что сре­ди известных способов наибольшим доверием пользуется естествен­нонаучный. Однако применительно к рассматриваемому вопросу он не дает ответов по существу. Естествознание опирается на мате­риальный остов организма и связанные с ним органы чувств. Оно, как одна из предшествующих форм сознания, приспособлено к изучению минерально-физических связей в природе. То, что при этом другие стороны бытия оказываются обойденными, понятно и почти неизбежно. Трагическое впечатление может создаться, если посмот­реть, как оно тщетно старается решить проблему смерти: эта попыт­ка с самого начала обречена на неудачу, поскольку не считается с границами естественнонаучных методов. Они могут дать только знания о материальных процессах, в то время как то, что, собствен­но, делает смерть проблемой - духовно-душевные связи, — остает­ся недоступным для естествознания.

Через всю духовную культуру человечества проходит стремле­ние преодолеть смерть и обрести бессмертие. В многообразных учениях и концепциях последнее трактуется по-разному. Материа­листические учения, как правило, основываются на отрицании физи­ческого бессмертия человека, таким образом, ставя данный вопрос в драматически правдивой форме. Это трудный, мужественный шаг, стоицизм, не оставляющий надежды на загробную жизнь, возможно­сти утешения, хотя бы иллюзорного. В то же время требуются стро­гое соблюдение моральных норм и ответственность в поступках. Бессмертие понимается лишь переносном смысле — как продолже­ние нравственной и духовной жизни человека после его биологиче­ской смерти в других людях (в памяти о нем, а главное в перенятии его опыта, знаний, нравственных поступков н т. д.), а также в определенных результатах материальной н духовной деятельно­сти.

В религиозных, иррационалистических, эзотерических, идеали­стических учениях и некоторых современных концепциях подход принципиально иной. Суть позиции сводится к признанию возмож­ности существования человека в других мирах. В последние деся­тилетия опубликовано много трудов, в которых описываются слу­чаи внетелесного существования... Например, академик В. Хро­мов считает, что на сегодняшний день можно говорить об установ­лении физической природы явления, которое называют душой. На­чало его изучению положили разработки ученого-нейрофизиолога О. Бехметьева, который выяснил, что душа человека не относится к продуктам головного мозга, а представляет собой излучение всех живых клеток организма. Управление ею мы осуществляем преимущественно через глаза. Энергетический стержень души про­низывает все тело человека от макушки до пят. После смерти она покидает его н может растекаться в пространстве до немыслимых размеров, что, по словам В. Хромова, фиксируется специальными компьютерами. У некоторых особо одаренных людей есть возмож­ность вполне реально путешествовать среди звезд, а редкие люди (Нострадамус, А. С. Пушкин) именно с помощью душевной энергии даже совершали далекие броски в будущее, т. е. обладали способно­стью узнавать, что ждет человечество через тысячелетия...

Множество случаев, связанных с опытом внетелесного суще­ствования человека, описано в работах американского философа Раймонд Моуди. Несмотря на разнообразие обстоятельств близкого знакомства со смертью, а также типов людей, переживших это, несом­ненно, что в рассказах о таких событиях имеется значительное сход­ство. Можно выделить около 15 элементов, которые вновь и вновь встречаются в сообщениях. На основании некоторых идентичных моментов выстраивается некоторая последовательность описания опыта, «теоретическая модель», которая включает общие элементы в том порядке, в каком они обычно отмечаются.

Человек умирает в тот момент, когда его физические страдания достигают предела. Он слышит, как врач признает его мертвым. Возникает неприятный шум, громкий звон в ушах пли жужжание, и в то же время он чувствует, что движется с большой скоростью сквозь длинный темный тоннель. После этого человек обнаруживает себя вне своего физического тела, но еще в том же физическом окруже­нии. Он видит тело со стороны, на расстоянии, как посторонний зритель, наблюдая при этом за попытками врачей вернуть его к жизни. Обладая этим небольшим преимуществом, он находится в состоянии эмоционального шока.

Через некоторое время умирающий собирается с мыслями и по­степенно привыкает к новому положению. Он замечает, что у него есть тело, но совсем иной природы н с совсем другими свойствами, чем то, которое он покинул. Вскоре начинаются другие события. Он чувствует приход людей — умерших родственников и друзей. Перед ним появляется светоносное существо, от которого идут та­кая любовь и душевная теплота, каких он не встречал прежде. Без слов оно задает ему вопросы, позволяющие оценить его жизнь, про­водит его через мгновенные картины важнейших событии, следую­щих перед его взором в обратном порядке.

В какой-то момент умирающий чувствует, что приблизился к некоему барьеру пли границе, представляющей, по-видимому, раздел между земной и последующей жизнью. Он переполнен ощущением радости и покоя, однако обнаруживает, что должен вернуться обрат­но, что час его смерти еще не наступил. Несмотря на свое нежела­ние, он тем не менее каким-то образом воссоединяется со своим физическим телом и возвращается к земной жизни.

Далеко не все разделяют точку зрения Р. Моуди и его сторон­ников. Профессор В. Мороз, с 1965 г. работающий в реанимации, прямо заявляет: «Современной науке про бессмертие ничего не из­вестно. Конечно, всякая гипотеза имеет право на существование, и заведомо отвергать ее нельзя. Однако для серьезного разговора нужны факты, а в нашем случае их нет. С „того света" до спх пор никто не возвращался...»

Некоторые специалисты предполагают, что нее виденное во вре­мя клинической смерит вызывается наркотическими лекарствами, которые обычно вводят и момент кризиса. То, что такие средства способны вызвать у некоторых людей галлюцинации, медики знают довольно давно. Тот же Р. Моуди отмечает, что одна из пациенток видела «ангелов» во время пребывания в кресле дантиста, когда дали двуокись азота. В то же время она хороню слышала, о чем говорят врач с сестрой. Второй вариант научного объяснения со­стоит в том, что ори клинической смерти мозг хуже снабжается кислородом и это приводит к возникновению различных видений. И наконец, третий путь толкования психоневрологический: при сильном нервном расстройстве некоторые люди способны восприни­мать себя как бы со стороны. Известно также, что пребывающие в долгой п полной изоляции пли тяжело больные могут галлюци­нировать, т. е. вполне отчетливо видеть то, чего на самом деле нет.

Итак, мы видим, что однозначного решения вопроса о смерти и бессмертии не существует. Но следует помнить, что навязывать своп суждения по данной проблеме недопустимо. Учитывая психологию и индивидуальность человека, надо исходить из того, что каждый из нас должен искать ответ самостоятельно. Философия же призвана лишь помогать в этом, анализируя предшествующий опыт п совре­менные достижения науки. Насильственное внедрение какой-либо точки зрения может повлечь за собой серьезные издержки в нрав­ственном развитии неподготовленных людей: разрушение смысла жизни, сложившихся идеалов, искажение общей направленности жиз­ни и деятельности.

В заключение еще раз подчеркнем, что врачевание - это не только наука п искусство распознания болезней, но и проникнове­ние в область высшего, душевного мира пациента. Первым и, пожа­луй, абсолютно обязательным условием формирования личности врача является воспитание в нем мировоззренческой культуры, куль­туры философского мышления. Недаром в работах последнего вре­мени все чаще мировоззрение воспринимается как непосредствен­ный инструмент практической медицины, лечения, подготовки спе­циалистов п конкурентной борьбы различных школ медицины.

На его актуальность указывает и осознание того обстоятельства, что медицина ныне стала сферой активного взаимодействия научно­го и вненаучного знания. Современный уровень развития науки не позволяет формировать «абсолютно» научную медицину п требует разработки методологии соединения научного и вненаучного зна­ния, а также доктрины, в которой последнему нашлось бы определенное место. Важнейшую роль в этом должна сыграть филосо­фия.

Кроме того, философский фундамент может спасти врача от ма­лодушия в условиях внезапно возникших трудностей и противоре­чий, которыми изобилует медицина. Для подлинно культурного ума наличие противоречий это сигнал появления проблемы. Л истин­ная культура мышления в том п состоит, чтобы выносить все напря­жение противоречия, уметь полемизировать с самим собой, взве­сить все «за» и «против», одержав самую трудную из побед - над самим собой. Только это оберегает от превращения иллюзии в «аб­солютную истину». Кроме того, с широтой философского кругозо­ра непосредственно связано стремление врача идти «нехоженой до­рогой», браться за самое сложное, особенно в научной работе.