Глава VI

ПРОБЛЕМА МОРАЛИ

§ 1. Иррациональная мораль: мистицизм или традиционализм

[301—306] Новые философии, стало быть, прежде всего являются моральными учениями. И, кажется, эти учения можно определить так: мистицизм действия. Это позиция не новая. Она была позицией софистов, для которых также не существовало ни истины, ни заблуждения, а просто успех. Она была позицией после аристотелевских про бабилистов и скептиков, позицией некоторых номиналистов во времена схоластики, позицией субъективистов XVIII века, а именно — Беркли.

NB NB

510

Доктрины интеллигентских анархистов, как Штирнер и Ницше, опираются на те же предпосылки.

Таким образом, в реквизите нынешнего номинализма и прагматизма слова новее вещей...

Когда некоторые модернисты, как Леруа, находят в прагматизме оправдание католицизма, они там не видят, пожалуй, того, что некоторые философы — основатели прагматизма — хотели в нем почерпнуть. Но они черпают в нем выводы, которые могут быть из него сделаны законным образом и которые, впрочем, из него сделали, или почти сделали, выдающиеся прагматисты, как У. Джемс и философы чикагской школы. Кажется, я могу сказать даже больше того. Я думаю, что Леруа делает единственные выводы, которые законным образом должны были бы быть сделаны из этого образа мыслей...

Для прагматизма характерно то, что истинно все, что удается и что так или иначе приспособлено к моменту: наука, религия, мораль, традиция, обычай, рутина. Все должно приниматься всерьез, и всерьез должно приниматься то, что осуществляет цель и позволяет действовать...

Чем до сих пор разрушались традиции и догмы? Наукой, или, если предпочесть орудие изделию, разумом. Наука живет свободой; разум есть не что иное, в конце концов, как свобода обсуждения. Притом наука и разум прежде всего революционны, и построенная на них греко-западная цивилизация была, есть и будет цивилизацией бунтарей. Бунт доселе был нашим единственным средством освобождения и единственной формой, в которой мы могли познать свободу. Я имею в виду духовный бунт разума, господствующего над собой, а не грубый бунт, который был лишь оболочкой — часто полезной, порой необходимой — драгоценного металла, каким является первый.

Таким образом, главной помощью, которую можно оказать традиции, сохранению древних моральных ценностей, пользуясь модным термином, является обесценение науки. Вот почему прагматизм, номинализм должны были иметь логическим следствием, как это очень хорошо видело большинство тех, которые к нему примыкали, при разумном понимании дела оправдание некоторых мотивов действия: религиозных, сентиментальных, инстинктивных, традиционных.

NB

В той же плоскости, что и мотивы действия, почерпнутые в научном познании, или, еще логичнее, в более высоком плане, ибо наука имеет в виду лишь промышленное действие, новая философия должна была привести к узаконению иррациональной морали: порыв сердца или подчинение авторитету, мистицизм или традиционализм. Традицио-

511

нализм иногда даже заходит так далеко, что некоторые (У. Джемс, например) не колеблются возвращаться в морали к абсолютному рационалистских теорий морали...