Из программы «500 дней». Лето 1990 г.

Главная цель реформы — экономическая свобода граждан и создание на этой основе эффективной хозяйственной системы, способной обеспечить динамичное развитие народного хозяйства и достойный уровень благосостояния гражданам страны, преодолев отставание от других стран.

Человечеству не удалось создать ничего более эффективного, чем рыночная экономика. Она создает сильные стимулы к самореализации возможностей человека, повышению трудовой и хозяйственной активности, резко ускоряет научно-технический прогресс...

Трудный, но необходимый для судеб страны перелом, который требуется осуществить, состоит в том, что на смену государственной опеке, иждивенчеству и уравниловке, апатии и бесхозяйственности, порожденным административно-командной системой, должны прийти свобода хозяйственной деятельности и ответственность каждого гражданина за свое благосостояние, напряженный и хорошо организованный труд, вознаграждение в соответствии с его результатами.

Рыночный механизм — это единственный механизм, позволяющий соединить различные государства и их экономические системы. Поэтому только переход к нему позволит создать основу для добровольного объединения суверенных республик в рамках обновленного Союза.

Вопросы и задания: 1. Используя приведенные документы, дайте оценку основным этапам экономическою реформирования в СССР за годы перестройки. 2. Назовите причины неудач в реформировании экономики в эти годы 3. Охарактеризуйте программу «500 дней». Почему она так и не была принята? 4. В чем заключается радикальный характер провозглашенного курса на переход к рынку? 5. Почему руководство СССР так и не приступило к его реализации?

§ 50. Политика «гласности»: достижения и издержки

На пути к «гласности». Если в экономике перестройка началась с постановки задач ускорения, то в духовной и культурной жизни ее лейтмотивом стала «гласность».

Большая открытость в деятельности высшего руководства проявилась уже в первые месяцы перестройки. Однако сам термин «гласность» как свидетельство новых подходов в политике впервые прозвучал в выступлении Горбачева на XXVII съезде КПСС (февраль 1986 г.). Он появился лишь тогда, когда реформаторам понадобилось в условиях нарастания перемен активнее опереться на общественное мнение. «Гласность» замышлялась изначально не более чем обновление скомпрометированной официальной идеологии. Это движение шло поначалу под девизом: «Больше демократии, больше социализма!», «Назад, к Ленину!». «Гласность» должна была, по замыслу «архитекторов перестройки», способствовать укреплению «социализма с человеческим лицом». Поэтому с самого начала «гласность» вовсе не означала свободу слова. Это была полусвобода слова — разрешение говорить лишь то, что требовалось руководству, и лишь в тех пределах, которые оно допускало.

Как и во времена хрущевской «оттепели», даже умеренная критика сталинизма использовалась реформаторами в узкополитических целях — для обоснования правильности проводимого курса. Не удивительно, что главный идеолог партии Е. К. Лигачев рассматривал попытки объективного прочтения истории на страницах печати как «кампанию очернительства», а лидер российских коммунистов И. К. Полозков требовал монополии КПСС на «гласность». Причем такая монополия, ведшая к сохранению традиционного «единомыслия» в обществе, выдавалась даже за некое благо, так как «человеку, у которого раздвоено сознание, трудно жить и работать». Борясь против такого «раздвоения личности», лидеры КПСС в большей степени были обеспокоены тем, что критика сталинизма неизбежно вела к осуждению самой системы, сохранившейся со сталинских времен.

Тем не менее остановить начавшееся раскрепощение сознания было уже невозможно.

Литература. Особый размах «гласность» приобрела после январского (1987 г.) пленума ЦК КПСС, обозначившего радикализацию демократических процессов в обществе. С конца 1986— начала 1987 г. стали публиковаться литературные произведения, не допущенные в печать в период брежневской ресталинизации,— «Дети Арбата» А. Рыбакова, «Белые одежды» В. Дудинцева, «Зубр» Д. Гранина, «Исчезновение» Ю. Трифонова, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана, «Ночевала тучка золотая» А. Приставкина, поднимавшие проблемы судеб интеллигенции, национальных отношений в годы сталинского режима. Были опубликованы долгие годы находившиеся под запретом работы отечественных литераторов 20—30-х и более поздних годов: «Мы» E. Замятина, «Повесть непогашенной луны» Б. Пильняка, стихи М. Волошина, Н. Гумилева, романы А. Платонова «Чевенгур», «Котлован», «Ювенильное море», произведения В. Ходасевича, И. Шмелева, В. Набокова, явившиеся в свое время предупреждением о грядущем тоталитаризме. Впервые люди прочитали воспоминания Н. Берберовой, Н. Мандельштам, А. Цветаевой, Л. Разгона, А. Лариной (Бухариной), Е. Драбкиной, А. Жигулина, представителей послеоктябрьской оппозиции, дававшие совершенно непривычную для читателя трактовку Октября 1917 г. и последовавших за ним событий.

Вернулись к отечественному читателю труды крупнейших российских философов — Н. Бердяева, В. Соловьева, П. Сорокина, В. Розанова, В. Лосского, А. Лосева и др., раскрывавшие истоки и смысл русского коммунизма, проблемы самобытности российской истории и др.

Были опубликованы работы эмигрантов «третьей волны» — И. Бродского, А. Галича, В. Некрасова, В. Аксенова, В. Войновича, за которые они были лишены советского гражданства. Одним из ярких событий литературной жизни стала публикация работ А. И. Солженицына, представлявших собой наиболее полную историко-литературную картину сталинского ГУЛАГа.

В то же время в литературных кругах в течение всех лет перестройки шли горячие дискуссии о направлении и путях дальнейшего развития общества. Звучала резкая критика писателей, выступавших за коренные преобразования в стране (Б. Васильев, Г. Бакланов, С. Залыгин, С. Баруздин, А. Рыбаков, А. Приставкин, Д. Гранин). Доставалось и тем, кто выступал за сохранение традиционного пути (Ю. Бондарев, В. Распутин, А. Иванов, С. Михалков, А. Проханов и др.).

Значителен был вклад в «революцию умов» литературных критиков и публицистов Н. Шмелева, О. Лациса, Г. Попова, В. Селюнина, Ю. Черниченко, И. Клямкина, Ю. Карякина и др. Благодаря критике и.ми частных «деформаций социализма», сталинизма как явления «механизма торможения» в обществе начало происходить осознание того, что причина всех неудач — в системе организации общества.

В эти годы были изданы литературные произведения и научные исследования западных авторов, раскрывающие природу тоталитарного государства,— «1984» Д. Оруэлла, «Большой террор» Р. Конквеста, «Открытое общество и его враги» К. Поппера, «Большевики приходят к власти» А. Рабиновича, «Сталин: путь к власти» Р. Такера, «Бухарин» С. Коэна, «Фашизм» Ж. Желева и др.

Кино, театр. Наряду с литературой, «гласность» коснулась и других сфер духовной жизни — кинематографа, театра, музыкального и изобразительного искусства. Летом 1986 г. состоялся очередной съезд Союза кинематографистов СССР, ставший заметным событием в культурной жизни. Во всех творческих союзах произошла смена прежнего, «рекомендованного» партийными инстанциями руководства, было осуждено подавление в прежние годы творчества представителей новаторских направлений.

Годы перестройки были отмечены появлением как запрещенных ранее фильмов («Комиссар» А. Аскольдова, «Проверка на дорогах» А, Германа и др.), так и новых произведений антитоталитарного звучания — «Покаяние», «Завтра была война», «Холодное лето пятьдесят третьего», «Слуга», «Так жить нельзя», «Власть соловецкая» и др.

В ведущих театрах страны были поставлены пьесы М. Шатрова «Брестский мир», «Дальше... Дальше... Дальше...», по-новому трактовавшие казавшиеся всем известными события революции и гражданской войны. Наметилось обращение деятелей культуры и к дореволюционным событиям и судьбам исторических личностей.

Новые популярные передачи появились на телевидении, которое все чаще стало работать в прямом эфире и благодаря открытости и острой полемичности завоевывало большие зрительские симпатии («Взгляд», «До и после полуночи», «Пятое колесо»). Совершенно необычным явлением для страны стали прямые трансляции заседаний XIX партконференции КПСС, съездов народных депутатов СССР, приковывавшие внимание огромного количества людей.

Именно литература, кинематограф и театр во многом подготовили советское общество к продолжению реабилитации жертв политических репрессий.

Реабилитация. В 1987 г. была создана комиссия Политбюро по реабилитации жертв политических репрессий во главе с А. Н. Яковлевым. За три года работы были пересмотрены все сфальсифицированные при Сталине политические процессы 30-х гг., реабилитированы и восстановлены в партии Н. Бухарин, А. Рыков, Л. Каменев, Г. Зиновьев, Г. Сокольников, Л. Серебряков и многие другие крупные деятели советской власти.

В 1989 г. были признаны антиконституционными действовавшие в 30-х — начале 50-х гг. «тройки» и «особые совещания», их внесудебные решения были отменены, все осужденные ими лица реабилитированы.

В 1990 г. указом Президента СССР были признаны незаконными репрессии в отношении крестьян в период коллективизации, а также всех других категорий лиц, осужденных по политическим, социальным, национальным и иным мотивам в 20— 50-х гг.

В ноябре 1989 г. Верховный Совет СССР принял Декларацию, признавшую незаконными и преступными репрессии против народов, подвергшихся насильственному переселению в годы сталинского режима.

Началась планомерная научная разработка проблем сталинизма.

Издержки «гласности». Естественно, критика сталинизма и борьба против его последствий не оставила равнодушными сторонников Сталина. В марте 1988 г. в газете «Советская Россия» было помещено обширное письмо преподавательницы из Ленинграда Нины Андреевой под заголовком «Не могу поступиться принципами». В нем открыто осуждалось «заимствование на Западе» антисоциалистической по сути политики «гласности» и перестройки, сводимой, по мнению автора, к фальсификации «истории социалистического строительства», открытой ревизии марксизма-ленинизма в его сталинской редакции. Андреева призывала защитить Сталина и сталинизм.

На следующий день после публикации этой статьи Лигачев (Горбачев находился в это время за границей) объявил ее «образцом большевистской принципиальности». Этой оценки оказалось достаточно, чтобы вся местная пресса перепечатала статью Андреевой.

В региональных парткомах это было воспринято как сигнал к отходу от критики сталинизма, что означало бы смену вех горбачевской перестройки.

Вплоть до опубликованной через месяц «ответной» статьи в «Правде» (означавшей, по тем временам, отражение официальной точки зрения ЦК), ни в одной газете не появилось ни строчки критики не только в адрес Н. Андреевой, но и в адрес Сталина и созданной им системы. Статья в «Правде» содержала резкую и предметную критику сталинизма и характеризовала апологетов Сталина как прямую оппозицию курсу партии на перестройку. После этого в печати вновь поднялась волна критики тоталитарной системы, возобновилась дискуссия о путях развития советского общества.

Однако выступления Андреевой и других защитников сталинизма имели под собой достаточно весомую социальную основу. Общество оказалось во многом не подготовлено к стремительной и радикальной переоценке ценностей. Обнародование ранее тщательно скрывавшихся фактов вызвало растерянность, душевный надлом даже у представителей более подготовленной к переменам интеллигенции.

«Гласность» способствовала резкому столкновению различных идейных, социальных, политических, национальных, религиозных течений, групповых интересов. Недовольство положением дел в обществе вылилось в конце концов в массовое недовольство той системой организации власти, которая существовала в стране десятки лет и казалась всем не только незыблемой, но и единственно правильной. Для большинства советских людей «гласность» обернулась большой душевной, а порой и личной драмой. Но из этого вовсе не вытекал вывод о том, что сокрытие правды, новая неправда были бы в этой ситуации лучше.

Кроме внутренних проблем, «гласность» показала людям и западный мир с его гуманистическими ценностями, непривычным образом жизни, демократическими традициями. Это было для многих равнозначно открытию окна в мир, но одновременно способствовало формированию у значительной части населения впечатления беспросветности их собственного существования, обреченности.

Тем не менее именно «гласность», превратившаяся за годы перестройки из политического лозунга в мощное средство реформирования общества, во многом определила необратимый характер перемен.