В) Сочетание реального и фантастического в произведениях н. В. Гоголя

Реальное в сюжетах Гоголя соседствует с фантастическим на протяжении всего творчества писателя. Но это явление претерпевает некоторую эволюцию — роль, место и способы включения фантастического элемента не всегда остаются одинаковыми.

В ранних произведениях Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки», «Вий») фантастическое выходит на передний план сюжета (чудесные метаморфозы, появление нечистой силы), оно связано с фольклором (малороссийские сказки и легенды) и с романтической литературой, которая тоже заимствовала такие мотивы из фольклора.

Отметим, что одним из «любимых» персонажей Гоголя является «чорт». Различная нечистая сила часто появляется в сюжетах «Вечеров на хуторе близ Диканьки» в лубочно-фарсовой, не страшном, а скорее смешном виде (есть и исключения, например, демонический колдун в «Страшной мести»).

В произведениях более позднего периода сильнее чувствуется мистическая тревога автора, ощущение присутствия чего-то зловещего в мире, страстное желание победить это смехом. Д. С. Мережковский в своей работе «Гоголь и чорт» выражает эту мысль удачной метафорой: цель творчества Гоголя — «высмеять чорта».

В петербургских повестях фантастический элемент резко отодвигается на второй план сюжета, фантастика как бы растворяется в реальности. Сверхъестественное присутствует в сюжете не прямо, а косвенно, опосредованно, например, как сон («Нос»), бред («Записки сумасшедшего»), неправдоподобные слухи («Шинель»). Только в повести «Портрет» происходят действительно сверхъестественные события. Не случайно Белинскому не понравилась первая редакция повести «Портрет» именно из-за чрезмерного присутствия в ней мистического элемента.

Наконец, в произведениях последнего периода («Ревизор», «Мертвые души») фантастический элемент в сюжете практически отсутствует. Изображаются события не сверхъестественные, а скорее странные и необычайные (хотя в принципе возможные). Зато манера повествования (стиль, язык) становится все более причудливо фантасмагорической. Теперь ощущение кривого зеркала, «смещенного» мира, присутствия зловещих сил возникает не благодаря волшебно-сказочным сюжетам, а через посредство абсурда, алогизмов, иррациональных моментов в повествовании. Автор исследования «Поэтика Гоголя» Ю. В. Манн пишет, что гротеск и фантастика у Гоголя постепенно переходят из сюжета в стиль.

Г) Смех Гоголя

Со времени публикации первой повести Гоголь становится известным и входит в пушкинский круг писателей. Русская литература золотого века к началу 1830-х годов достигла расцвета, и нужно было обладать талантом, чтобы молодого писателя заметили Пушкин и его друзья. Они сразу почувствовали богатое дарование Гоголя, который выстрадал свою тему и свое понимание жизни.

В душе Гоголя зрела романтическая идея с сильным религиозным уклоном. Суть ее состояла в том, что современная действительность обезличивает человека, превращает его в ничто. Она — произведение Антихриста — принимает разные виды: то откровенного зла, то незаметного; то прикидывается обольстительно красивой, то угрожает своим безобразным ликом.

Зло легко меняет маски, и чаще всего человек не выдерживает с ним встречи и терпит поражение. Однако человек по природе, по рождению добр. Следовательно, он должен отстаивать добро в себе, которое вдохнул в его душу Бог. Это означало, что человек должен вести непримиримую и постоянную битву с дьявольскими силами, искажающими его природу, вести борьбу с современной жизнью, которая обезличивает души.

Оружием писателя в этой борьбе за судьбы мира и человечества становится смех, создаваемый словом. Почему смех? Да потому, что слезы остаются невидимыми и неслышимыми миру, и только смех способен их обнаружить. Писатель, избирающий своим оружием смех, уничтожает искажающее, кривое зеркало и открывает истину.

Такой писатель-проповедник — пророк, поскольку он несет миру Божье Слово. Но, чтобы нести Божье Слово, его нужно выстрадать, сделать своим, иначе люди ему не поверят. В этом случае имеется только один путь: как Бог вместил в себя всю боль человечества и страдал за него, так и писатель обязан пропустить боль всего человечества через свое сердце, испытать великое страдание, знаком которого и выступают невидимые миру и неслышимые им слезы. Такова цена полного горечи смеха, отмывающего жизнь от грязи и всяческой нечистоты. Гоголь сохранил высокое, восходящее к романтизму представление о миссии писателя до конца дней.

Главное литературное оружие Гоголя. Объявляя смех своим литературным оружием, Гоголь, как и писатели Просвещения, ставил перед собой задачу исправлять души не только путем сатирического обличения, но и посредством возвращения к их естественной и истинной основе.

Даже незначительные недостатки находят в Гоголе не снисходительного комического писателя, который беззлобно потешается над слабостями людей и прощает их, а взыскательного автора.

Смех Гоголя — это угол его зрения на мир и способ описания мира. Поэтому он должен охватить все стороны и все оттенки жизни и быть столь же всеобъемлющим, как сама жизнь. Смех Гоголя сатиричен и юмористичен, беззаботен и грустен, радостен и трагичен, весел и горек. Его нельзя свести к одной бичующей сатире. Он шире — в нем есть и юмор, и ирония, и насмешка. Он сопряжен с эпическим и с лирическим началом. В нем много объективного, идущего от самой жизни, но много и лирического, внесенного автором. Этот смех бывает пронзительно жалостлив, глубоко горек и мучительно трагичен. Все эти грани гоголевского смеха появлялись постепенно, по мере того как созревал и мужал талант Гоголя. Важно усвоить одно — Гоголь в целом не сатирик, но сатира у него есть; Гоголь не снисходительный юморист, но и юмор ему присущ. Гоголь — комический писатель, у которого комическое оборачивается драматическим и трагическим смыслом.

При всем комизме художественный мир Гоголя энциклопедичен, универсален и глубоко философичен. Его творчество – едва ли не единственный пример высокого религиозного комизма в русской литературе

д) Роль детали в произведениях Н. В. Гоголя Роль описаний. Гоголь — общепризнанный мастер художественных описаний. В. В. Набоков (эссе «Николай Гоголь») писал, что для Гоголя пейзажи, портреты, интерьеры намного важнее, чем сами сюжеты. Описания в прозе Гоголя самоценны, их манера и стиль очень выразительны, прежде всего благодаря обилию предметно-бытовых, портретных, языковых и других деталей. Детализация — важный аспект реалистического письма, в русской литературе начало ему положил Гоголь.

Но необходимо помнить, что реализм Гоголя очень своеобразен, в нем всегда есть элемент гротеска и фантасмагории. Мир Гоголя можно сравнить с мозаикой кривых зеркал. В каждом маленьком кусочке мир гротескно преломляется, становится пародией на себя. Вещь искажается под «микроскопически» точным описанием Гоголя (в «Шинели» — жирный и грязный ноготь, точно «у черепахи череп» и др.).

Мир вещей. Гоголь видит вещи как бы под микроскопом, так близко, что они меняют свой привычный облик. Вещь в изображении Гоголя часто наделена самостоятельной жизнью, даже характером (так, мебель в доме Собакевича словно бы кричит: «Я тоже Собакевич!»). В свою очередь, метафорическое сближение вещи с живым существом композиционно уравновешивается противоположным приемом — включением «вещных» мотивов (например, сравнений с вещами) в портреты людей (например, в описаниях помещиков в «Мертвых душах»). Благодаря этому создается образ омертвевшего, превратившегося в «вещь» человека. Мир вещей в поэме показан как хаос, бессмысленное нагромождение, куча-мала, своего рода кладбище вещей. Вещь часто находится не на своем месте, выглядит бессмысленной, потерявшей назначение. (примеры этого в интерьерах Манилова, Ноздрева, Плюшкина, в изображении ненужного хлама (Плюшкин), безделушек (Манилов, Ноздрев). Эти образы вещей выражают характеры помещиков) Благодаря таким описаниям вещей создается картина своеобразного «антимира» или «ада» в миниатюре.

Отдельно можно говорить о детали в портрете. Если в романтической традиции важны глаза, то у Гоголя их или вовсе нет в портрете, или они ассоциируются с животным, вещью и т. п. (у Плюшкина «маленькие глазки... бегали...'как мыши», Манилов «имел глаза сладкие, как сахар», дырочки, которые «натура... ковырнула большим сверлом» — у Собакевича и др.).Много выразительных деталей и в пейзажных описаниях.

Деталь у Гоголя не функциональна, как у Чехова или Толстого, а самодостаточна, автономна, независима. У Гоголя всегда много мелочей, казалось бы, ненужных. Нагромождение «лишних» имен, фамилий, упоминание «случайных» персонажей. Чичиков спрашивает Коробочку, живет ли поблизости Собакевич, а она в ответ говорит про каких-то «Боброва, Свиньина, Канапатьева, Харпакина, Трепакина, Плешакова» (глава III). Другой пример: «Все подалось: и председатель похудел, и инспектор врачебной управы похудел, и прокурор похудел, и какой-то Семен Иванович, никогда не называвшийся по фамилии, носивший на указательном пальце перстень, который давал рассматривать дамам, даже и тот похудел» (см. начало главы X). Все эти детали призваны создавать ощущение абсурда и поддерживать его в читателе. Поражает воображение огромный список помещичьих семейств, у которых когда-то гостил Чичиков, где нормальные имена чередуются с необычными типа «Маклатура Алексеевна» и т. п. (см. главу VIII, Чичиков развлекает дам незадолго до появления Ноздрева). Или: «Показался какой-то Сысой Пафнутьевич и Макдональд Карлович, о которых и не слышно было никогда; в гостиных заторчал какой-то длинный, длинный, с простреленною рукою, такого высокого роста, какого даже и не видно было»(описание слухов о Чичикове, гл. IX).Создается ощущение фантасмагорического мира, хаоса, мира «мертвых душ».

«Живопись» Гоголя сродни гротескному и грубо-комическому народному лубку, но он всегда хотел преобразить этот лубок в возвышенное полотно вроде «Явления Христа народу» (сам он позировал художнику Иванову для этой картины) или «Последнего дня Помпеи» (он лично знал и Брюллова), а в конечном счете — и в икону, в соответствии с известным тезисом ранневизантийских отцов Церкви: «Все должно стать иконой». Поэтому нельзя не учитывать православное миросозерцание писателя и тот духовный путь, который он прошел, и тот крест, который нес – крест своего таланта и своего предназначения. Но Гоголь всегда остается в мире лубка и мозаики кривых зеркал, и здесь он уже непревзойденный мастер, от него пошла традиция, связанная с юмором и абсурдом (в XX в. — Д. Хармс и др.).