2.2 Бытовые трудности
Итак, женщины массово пошли на войну. И, как писала С.А. Алексиевич, армия не была готова к тому, чтобы принять их57. На начало войны для них не было буквально ничего, начиная от обмундирования, заканчивая предметами личной гигиены. К тому же женщины не умели многого из того, что было необходимо для жизни, для существования на войне, например, наматывать обмотки или портянки. Вспоминает Альбина Александровна Гантимурова, служившая сначала в медсанбате, а после ранения в морской пехоте: «И когда в ночь - я не помню числа - мы вышли из Ленинграда, мы шли в обмотках - сапог тогда у нас не было. Обмотки падали - нас учили их мотать, но мы еще не научились. У меня тридцать пятый размер ботинок, а мне дали сорок первый и все, что у меня было гражданское, у меня было на ногах - иначе ногу можно было ставить в ботинке и вдоль, и поперек»58. Еще одно, похожее от переводчицы Ирины Михайловны Дунаевской: «кто этих молодых девчонок научит нормально наматывать портянки? Я помню, меня саму солдат один учил, говорил: «через год научишься нормально наматывать, а потом год еще будешь отвыкать от них». Он был абсолютно прав, так и получилось…»59.
О том, что в начале войны не было обмундирования по размеру вспоминают буквально все. Ирина Владимировна Яворская: «С обмундированием была отдельная история. У нас же стрелковый полк, и до нас женское обмундирование просто не доходило. Может быть, в ротах связи было какое-то специальное обмундирование, но я же среди мужиков, и мне выдали все солдатское. Я помню, что ватные штаны, что мне выдали зимой, мне были страшно велики. Я в них провалилась, как в комбинезон, и узкий брючный ремень этих штанов у меня был выше груди, я его под мышками затягивала. Поверх этого одевала гимнастерку, и на талии затягивала обычный широкий ремень. Кальсоны с завязочками, белая рубашка с завязочками – ни о каком женском обмундировании и речи не было»60. Еще одно воспоминание от Ирины Михайловны Дунаевской: «Что касается женского обмундирования, то до 1943-1944 года никакого женского обмундирования не было. Женщин одевали в мужскую форму малых размеров, сапог маленьких размеров не было, чтобы их перешить, нужно было расположение начальства. Я, поскольку бывала в городе, эту проблему решила в городе. Что касается белья, то это невидимые миру слезы. <…> Специального женского не было, а мужское, извините за натурализм, зверски трет. Совершенно беспощадно»61. Однако далее Ирина Михайловна вспоминает, что и введение отдельной женской формы не исправило положения: «Обмундирование было такое: бюстгальтеры совершенно фантастического фасона, повязки на случай месячных, которые для этой цели совершенно не годились, юбки, чулки на подвязках с карабинчиками. Какие юбки? Людям надо ходить в сапогах, какие чулки?»62. И более опытные женщины даже не стали в нее переодеваться, оставшись в чем были. Более точно время выдачи нового обмундирования вспоминает Нина Федотовна Афанасьева (Соловьева): «В 43-м году, в январе или феврале, нам форму поменяли»63.
Что касается такой абсолютно женской проблемы, как менструация, с ней все боролись как могли. В начале войны, как уже было сказано, никаких средств личной гигиены не было. Кому везло, добывали вату и бинты, иногда получали официально но редко, а того, что получали не хватало. Снова обратимся к воспоминаниям Нины Федотовны Афанасьевны (Соловьевой): «Хоть и давали вату, и что-то ещё, но не хватало. Вот наволочки и рвали»64. Послаблений в критические дни не было почти нигде единственное упоминание об этом я встретила у летчицы-бомбардировщицы Малютиной Елены Мироновны: «Если говорить об особенностях женского организма, то в критические дни отстраняли от полетов только тех, кто плохо переносил. Вот, у меня штурман, например, очень тяжело переносила - она лежала в лежку. В эти дни мне ее заменяли»65. Некоторые вспоминают об уколах и таблетках, которые нарушали цикл, и у них год не было менструации вовсе. Как это зачастую сказывалось на женском организме, не трудно догадаться.
Помимо прочего женщины, которые служили в преимущественно мужском коллективе сталкивались с такой прозаической проблемой, как туалет. Минометчица Нина Арсентьевна Смаркалова: «Женщинам очень тяжело в армии было. <…> Все время на передовой, все время с солдатами, даже в туалет не сходить»66. Ирина Михайловна Дунаевская: «Был общий туалет, будка над ямой. Если вас, женщин, двое в части, то надо группироваться - одна стоит на подступах и не пускает мужиков, а вторая в это время делает свои дела. Если вы, женщина, в части одна, то надо терпеть дотемна. Еще вариант - если часть в обороне, и ходы сообщения и окопы тесно населены, то тихого уголочка не найдешь. Так что надо в каком-то месте поспокойнее вылезать на бруствер, а там трассирующие пули. Вот так на войне жили женщины»67.
Условия жизни у женщин, живущих на передовой подле мужчин тоже были поистине спартанские. Нина Ивановна Куницина (Зинченко) вспоминает: «Тут же было наше общежитие. В летном общежитие летчики спят в ряд: раздвинешь и ложишься. Без конца лезли, - но вот так мы жили. А что делать? В такой ситуации было очень трудно...»68. Евгения Константиновна Табачникова: «Несмотря на то, что там находились сооружения Карельского укрепрайона, мы жили в землянках. И вообще, где бы я не была на фронте, я везде жила в землянках. Поэтому удивительно, что мы еще до сих пор живы – здоровье мы себе сильно «посадили» в тех окопах и землянках»69. Нина Арсентьевна Смаркалова: «У нас была отдельная женская землянка, жили мы в ней впятером. Спали в землянках на деревянных нарах, на которые был накидан лапник. Плащ-палатка служила простыней, а накрывались шинелью»70.
Особенно трудно к военной жизни было привыкать городским девушкам: «Мне, городской девушке, было сложно приспособиться к жизни в лесу. Я многого не знала»71. Или вот еще воспоминание коренной ленинградки: «И он мне приказал немедленно отправляться на противоположный берег, в тыл. Я не умела в то время по лесу ходить одна, компаса у меня не было, карты тоже, я в трех соснах могу заблудиться! Так что я просто отошла в сторонку, сдуру расположившись рядом с радистами. Те установили связь, комполка Козино подошел, увидел меня, рассердился: «Я кому приказал! Марш отсюда!» Я ему в ответ: «товарищ майор, я не ориентируюсь в лесу!» - «Чему вас учили в ваших университетах?!» Этому точно не учили, хотя военное дело у нас было»72.
Но в то же время городским было проще в случае перебоев продовольствия, голода: «Девки, особенно деревенские, голодные были! Они всё-таки привыкли дома кушать много, у них овощей полно. Мы-то, городские, за войну, за 41-й год привыкли к нормам - нам ничего, а они обычно меняли сахар на лепёшечки. Гражданские приходили к части, сахара у них нет, – и вот они кусочек сахару меняли на лепешечки, - ну вот такая с ладошку лепёшечка. Три кусочка – три лепёшки. Хоть чуть-чуть сытнее!»73.
О том, что помыться часто было негде и порой они месяцами не видели бани, думаю, не стоит подробно упоминать. И проблему вшивости они со стеснением вспоминают почти все, за редким исключением.
Хорошо было то, что руководство осознало в некотором смысле специфику службы женщин в армии и в сентябре 1942 года специальным распоряжением начальника Главного военно-санитарного управления (ГВСУ) были введены нештатные гинекологи армий, фронтов и округов. 26 октября того же года должности гинекологов включены в штат военно-санитарных отделов армий и военно-санитарных управлений фронтов74.
Но, пожалуй, самая главная проблема, с которой столкнулись женщины, попав на фронт – это мужчины. Свои же офицеры и солдаты. Впрочем, ситуация отношений между женщинами и мужчинами отнюдь не однозначна, а потому я считаю необходимым посвятить ей отдельную главу.