1.2«Магия заключения»

Другой блок документов – воспоминания захваченных в плен к казахам, но разными способами освободившихся солдат, офицеров или крестьян – может быть интересен нам как иллюстрация магических техник, призванных закрепить пленника на территории новоиспеченного хозяина, лишив воли к сопротивлению. В качестве примера, мы приведем сообщение пленного доктора из экспедиции Гавердовского и выдержку из опубликованного в 1872г. в Петербурге исторического очерка «Народы России. Киргизы», где делается попытка осмыслить «магию заключения».

«Выехав на пространное место, слез он с лошади, снял с меня верхнее платье и, оборвавши, что было, оставил в одной рубашке, шейном платке, шароварах и сапогах. Потом, ниспровергнув меня на землю, опершись в грудь коленом, вынул нож и готовился отнять жизнь.. Он, злодей, видев меня объятого великим страхом, все как будто приготовлялся еще к бесчеловечному сему поступку, хватая одною рукою за шею, а другою прикладывая нож, потом, оставив сие действие, начал сыпать песок на мою голову. Довольно посыпав, накрыл чем-то оную, и вскоре опять сняв покрывало, «тур»- вскричал он, подымая меня за ворот.. Проехав несколько, слез с лошади, стащил меня и повторял снова те же самые действия, которые производил прежде, равным образом и я, стиснув зубы, зажмурив глаза, дожидался решительного окончания, но чувствуя, что сыплется песок на голову и кладется покрывало, не знал, что думать. «Не погребает ли он меня живого? – сказал я сам себе, - или по своему суеверию производит какие-либо очарования?» ..Произносимые мною слова «Алла! Худай!» не приносили мне ни малейшей пользы»[6,259]

«Пятый разряд чародеев – Джа-адугар, они очаровывали прежде невольников и пленных, которых имели киргизы. В силу их чар, пленники не могли будто бы никуда уйти, а убегая, снова попадались в руки их прежних хозяев или вообще киргиз. Чтобы достигнуть этого, чародеи вырывают у пленника несколько волос, спрашивают его имя и ставят посреди кибитки, на расчищенном и посыпанном золою месте, на котором обыкновенно раскладывают огонь, потом делают заговоры, и в это время приказывают пленнику трижды отступить назад, плевать на свои ступни и каждый раз выскакивать из кибитки. Наконец сыплют пленнику на язык несколько золы, на которой он стоял, и этим колдовство оканчивается»[7,74]

Кроме посыпания песком или золой, во втором сообщении приводится описание манипуляций с именем и волосами пленного. Архаичные представления самых разных народов о том, что в волосах сконцентрирована человеческая сила, известны давно и описаны многократно. Еще одна кросскультурная универсалия – сакральное отношение к именам и словам, свойственное всем архаическим обществам мира. Североамериканский индеец, к примеру, "относится к своему имени не как к обычному ярлыку, но как к самостоятельной части своего тела (подобно глазам или зубам) и пребывает в уверенности, что от дурного обращения с именем проистекает не меньший вред, чем от раны, нанесенной какому-нибудь телесному органу. Такого же мнения придерживаются многочисленные племена, занимающие пространство от Атлантического океана до Тихого. С этим обычаем связано большое число любопытных правил, относящихся к сокрытию или изменению собственных имен". На старости лет некоторые эскимосы выбирают себе новое имя, надеясь с его помощью обрести новые силы. Туземцы племени толампу на острове Целебес верят, что, записав имя человека, вы можете вместе с ним унести и его душу. Многие из современных первобытных людей считают имена существенной частью самих себя и прилагают много усилий, чтобы скрыть свои подлинные имена и тем самым не дать в руки злоумышленников оружие против себя.(..)

Ироничное отношение Фрезера и мн.др. антропологов к сакрализации имен и слов не вполне оправдано. Ведь наше мышление – лингвистично: человек моделирует свою субъективную (а иногда и коллективную) реальность словами, доступными ему лингвистическими штампами. Завершаем этот раздел двумя сообщениями о сакрально-магическом отношении казахов к именам.

«Имена женщин скрывают, и если скажет, то совсем не то, какое они носят. Я спросил у мужа имя его жены, которая в это время, сидя у огня, выделывала овчину. Он отвечал мне: нельзя сказать, грех: Макмет (Магомет) запретил сказывать – на том свете не признает тебя жена. Если грех, то пусть грех, отвечал я, по крайней мере дозволь мне посмотреть головной убор твоей жены. Нельзя бы, но уж для теюя, сказал он, - и велел своей жене развязать головную повязку и показать, как она складывается и навязывается. Не грех показывать джяуру (неверному), как убирается голова, а грех сказать её имя, подумал я.»[7,59]

«..Она должна скромно уступить дорогу старшим родственникам и не смеет пройти перед ними. Считается позором для молодой жены показать им свое лицо, и точно так же она не должна произносить их имен. Более того, если имя одного из старших родственников сходно по звучанию с названием какого-либо предмета, она должна найти для этого предмета новое название или выйти из положения, описав этот предмет. Например, если старшего родственника зовут Каскыр Бай (букв.: волк-господин), то она называет волка по-татарски бору или улулама (воющий). Если его имя Койши (Овечий пастух), то овцу она назовет манграма (блеющая). Если его зовут Кожа, что звучит похоже на слово козы (ягненок), то ягнят она называет манграманынг баласы (детеныш блеющей). Этот обычай нередко дает повод для самых комических сцен. Так. мне рассказали один киргизский анекдот. Молодая женщина из-за имен своих деверей не должна была произносить слова: волк, ягненок, вода, камыш. Однажды она, к ужасу своему, увидала, что по ту сторону водоема волк потащил сквозь камыши ягненка. Тогда она закричала своему мужу, находившемуся недалеко от юрты: «Посмотри туда, там лающий по ту сторону плещущей несет детеныша блеющей через шумящие!».[10, 310]