Глава одиннадцатая первые послевоенные годы

И принялись малошалежцы переиначивать жизнь на мирный лад, вспоминать довоенный уклад. Районная газета 24 мая сообщала: «В малошалежном колхозе «Путь Сталина» правление колхоза за отличную работу на весеннем севе премировало 11 лучших колхозников. 14-летнему колхознику Мухину Н.А., который на пахоте выполнял норму на 175%, начислено дополнительно 5 трудодней. 70-летний колхозник Назаров Л.М. премирован 5 трудоднями. 60-летний колхозник Киселев Ф.А. премирован отрезом мануфактуры. Премированы также колхозники Буянов В.А., Охлопков К.Г., Киселев Миша и кузнец Гневышев Т.И.». Отцу моему, оказавшемуся среди награжденных, было 13 лет. А вскоре он, среди прочих, был награжден медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны».

Первые послевоенные годы старики вспоминают неохотно. Голод, неразбериха в колхозных делах, новая волна притеснений со стороны власть предержащих… Народ ждал Победы, как Христова дня, мечтая, что вот кончится война, и настанет райская жизнь. Увы, все складывалось по-иному. Государство выкачивало из деревни все, что могло. Конечно, необходимость этого диктовала и сложнейшая обстановка в стране, обусловленная разрухой, но вновь и вновь приходится повторять, что усердие твердолобых исполнителей-администраторов на местах не имело никаких границ. Дали Шалежскому сельсовету задание по мясопоставкам, невыполнимое даже при полном убое колхозного скота, умри, но сделай. И приходилось буквально грабить личные дворы у колхозников.

В 1945 году сельсовет занял по мясопоставкам первое место в районе. Зиму малошалежцы хлебали пустые щи. Молока от собственных коров не оставлялось даже для детей. Годовой удой по колхозам района в 45-м году оставил лишь 845 кг. от коровы – на 300 кг. меньше довоенного. Свиней осталось 2059, тогда как в первые годы коллективизации их было в 4 раза больше. Овец и коз осталось 7492 (в 1939-м одних овец было 29722). Лошадей же осталось и вовсе наперечет. В ряде колхозов весеннюю пахоту вынуждены были производить на коровах! Причем не колхозных, а частных. В Малой Шалеге до такого, к счастью, не дошло.

В добавление ко всем напастям годы 1945-46 были крайне неблагоприятными по метеорологическим условиям. Все это и вызвало голод в стране. Характерно, что в Малую Шалегу в эти голодные годы устремились «на кормление» несколько семейств, выехавших когда-то из деревни. Так, в 1946 году приехал с женой и пятерыми детьми Захар Арефьевич Киселев, бывший председатель райисполкома. Род Киселевых поделился с ними своими скудными запасами. Федор Федорович, вернувшись из плена, заставил деда продать срубы дома, который тот начал, было, ставить для сына. Вырученные деньги пошли на то, чтобы поддержать родню в прорухе.

В плачевном состоянии находилось колхозное хозяйство. Ни тягловой силы, ни скота, ни инвентаря. Заняв у Никифора Арефьевича Киселева, умевшего ковать деньгу, колхоз купил три жатки. Разведав, что в освобожденной Прибалтике можно приобрести за небольшие деньги крепких лошадей торийской породы, отправили туда гонцом председателя колхоза Павла Лазаревича Назарова. Так появились в Малой Шалеге прекрасные лошади. Но, увы, кочующие цыгане были не менее прекрасными умельцами в своем деле: темной ночью выкрали лошадок. Это было трагедией для деревни. Похитителей, правда, нашли, однако, украденных лошадей смогли компенсировать лишь худосочными цыганскими.

Другое бедствие было спровоцировано самим государством. Началась кампания по сокращению посевов ржи. А что означает такое сокращение для ведения хозяйства с учетом тысячелетнего опыта предков? Ржаная солома – легкие почвы, обеспечивающая ей в составе навоза дыхание. Та же картошка даже от голой соломы прибавку в урожайности дает. И выстраивается безрадостная цепочка: нет ржи, значит, нет соломы; нет соломы – нет навоза, а лишь тягучая бячка; нет навоза – нет урожая: нет урожая – нет ничего. Крестьянский разум Павла Лазаревича взбунтовал против нововведения. Ценой, можно сказать, жизни скрывал неучтенные посевы ржи, чем сохранил плодородие земли, а когда кампания схлынула, сделался героем дня за достижение наивысшей урожайности.

Но восстание председателя против объединения колхозов в 1950-м году успеха не имело. Ты что, против директивы партии на укрупнение мелких хозяйств? Ты против политики партии?!- был суровый окрик сверху. И осекся Павел Лазаревич, съежился, в себя ушел, хотя и принял председательство новым колхозом под названием «Новый путь», объединивший Малошалежный, Большешалежный и Шишкинский колхозы. Всего же в районе 200 с лишним колхозов были слиты в 32. Объединение диктовалось необходимостью рационального использования машин, кадров, достижений науки и передового опыта, и проводилось, якобы, «на добровольных началах». Надо полагать, тех же самых, что и в годы коллективизации.

На мой взгляд, объединение это после продразверстки двадцатых и коллективизации тридцатых годов явилось третьим и последним шагом к «успеху» в деле раскрестьянивания. Пахарь окончательно отчуждался от земли, родной и единственной, дающей жизнь ему и людям, которых он кормил. В объединенном колхозе отдельные деревни становились падчерицами у нелюбезной и своенравной мачехи, которой не милы сводные братья и сестры, да и просто-напросто времени на догляд за ними всеми не хватает. А если учесть, что Малая и Большая Шалеги в особом ладу друг с другом не жили, то можно представить, как у нового колхоза пошли дела. Именно с 50-го года и началось топтание на месте колхоза «Путь Сталина», ставшего отделением в колхозе «Новый путь», а, в конечном итоге, более быстрым шагом пошла Малая Шалега к своей гибели.

Что такое две соседние деревни, тем более одинаково называющиеся, в составе одного колхоза? Это повод для соперничества, но и для зависти; повод для дружбы, но и вражды. Как-то так исторически сложилось, что брать невест из самой ближней деревни считалось зазорным (тем более из своей деревни). Вроде, мол, парень не мог чего получше найти - взял то, что под руками лежит. Вот и ездили сватать девушек в деревни дальние. Малая Шалега, к примеру, особо почитала Карпово, Шитово и Горячевку, а вот из Большой Шалеги невест не было ни одной! Это лишь один штрих к отношениям двух деревень. А если взять все многообразие связей? Понятно потому, сколь неохотно пошли Малая и Большая Шалеги в один колхоз.

Правление обосновалось в одной деревне, две другие, стало быть, были ущемлены и обиделись: мы хуже других, что ли? Естественно, и председатель получил возможность бывать в одной деревне чаще в ущерб другим. Центральная усадьба всегда, в первую очередь и в большем количестве получала материальных средств для своего развития. Неравноправие деревень узаконивалось. Уязвленное самолюбие упрочивалось. Создавались предпосылки для процветания одних, тех, кто ближе центру, и увядания других, тех, кто на периферии.

Справедливости ради, надо отметить, что с начала пятидесятых в сельское хозяйство стали вкладываться куда более значительные средства, нежели ранее. Зато и «обдираловка» была установлена самая настоящая. Натуральный налог опутал крестьянина так, что только взвыть оставалось. С крестьянского двора взималось по 40 кг. мяса, 50 штук яиц, 300 литров молока, 2 центнера картошки, 2 кг. шерсти. Хочешь не хочешь, а держи каждый буренку и хряка, курей да ярочку. Да огород держи такой, чтобы по всем овощным поставкам рассчитаться. Все грядки, посадки обмерены, яблони, кусты сосчитаны. Сколько чего государству сдать обязан – все до грамма разложено. А что у тебя неурожай, недород, болезнь на скотину напала, никого не волнует. Ты – лишь агрегат для производства необходимой продукции. Словом, у деревни отбиралось все ради «сталинского снижения цен», которое с таким упоением вспоминается сегодня иными вздыхателями по старым временам, не знающими, не представляющими, что такое уплата продналога.