Глава десятая война

Рассказывая о военных годах деревни Малая Шалега, я отступлю от строгой хронологичности изложения. Во-первых, этот период имеет немного документальных свидетельств; во-вторых, почти все мои рассказчики, с чьих слов во многом пишу я эту книгу, находились на фронте и про жизнь деревни узнавали из писем; и, в-третьих, в воспоминаниях женщин, переживших те дни, столько хаотичности, эмоций, что трудно по ним восстановить строгую историю 1941-45 годов.

Весна 41-го была на редкость капризной. Сев закончили (когда это видано!) в начале июля. Все дни дожди, дожди и дожди. Зато вымахала трава, какой давно не видывали. 22 июня с утра сеял холодный, нудный дождь. Сидели по домам, дожидались прогалины в небе. Во второй половине дня из окон дома Анны Крайней увидели под горой человека на коне. Кого нелегкая несет в такую непогодь? Конь взбирался в гору, скользя копытами. Всадник подбадривающе хлопал ладонью по мокрой гриве. Въехав в деревню, пустил коня во весь опор к дому Климентия Корниловича Басова, председателя сельсовета. Так нарочный из Титкова принес в Малую Шалегу известие о войне.

Приняли это известие без паники. За последние годы привыкли к самому слову «война». То в одной стране, то в другой начинается. Шутя победили финнов, как-нибудь и с Гитлером справимся. Раз война, значит, работать надо вдвое больше прежнего всем, и старым, и малым.

«На полевых работах,- уже 3 июля 1941 года сообщала районка в заметке «Вместе с родителями»,- активное участие принимают подростки Юра и Вова Киселевы, Витя Басов и многие другие».

А вот заметка «На военный лад» от 7 августа. «Пять лет не принимали участие в работе престарелые Арина Васильевна Комиссарова и Корнил Ерофеевич Басов. А нынче тов. Комиссарова первая вышла на жнитво ржи и выполняет норму на 130%. Корнил Ерофеевич встал на пост сторожа. Нашли себе дело и подростки. М.Киселева, К.Мухин, В.Комиссаров, Шура и Витя Басовы теребят лен. М.Лебедев и М.Торопов культивируют и боронят пар, выполняя норму на 150%». Отмечу, что Корнилу Ерофеевичу (тому самому, что в Малую Шалегу из Большой «в лукошке принесли») исполнилось в 41-м 77 лет. Малой Шалеге, стало быть, 76.

События «на военный лад» развивались в деревне быстро. 4 июля отправился на войну Михаил Иванович Мухин. А в сентябре прислал последнее письмо жене Марии Яковлевне: «Прости. Поехал в бой». Из боя Михаил Иванович не вернулся.

7 августа взяли на войну Алексея Филипповича Охлопкова, за ним последовали другие. Отправили на фронт вместе с колхозной машиной шофера, начали вывозить знаменитых малошалежных лошадей. Оставшись без тягловой силы, дошлые малошалежцы показали пример всему району, начав использовать быков. Районка также не преминула сообщить об этом 17 сентября в заметке «Работаем на быке»:

«В малошалежном колхозе «Путь Сталина» четырехлетнего быка Известный легко приучили ходить в упряжи. За это взялся сам председатель И.Л.Назаров. Сначала быка в упряжи пускали за лошадью, а потом он приучился ходить и самостоятельно. Шея у быка толстая и хомут поэтому сделали специально широкий с мягкой войлочной подкладкой. Надевают его через голову, рога маленько опилили. На перевозке грузов он заменяет пару лошадей».

Удивительное дело, работать с упрямыми быками, этими по нраву среднерусскими ослами, доверяли подросткам, даже детям. Мой отец, которому осенью 41-го исполнилось 10 лет, был в числе первых «бычьих шоферов». И хлебнул же он слез со своими подопечными…

Осенью малошалежцы, следуя уже сложившейся традиции, первыми в районе рассчитались по картофелепоставкам. Как во все трудные годы, картошка малошалежцев выручила, спасла от голода. Под посадку ее использовались даже самые малые клочки земли возле дома: палисадники, яблоневые междурядья в садах, неудобицы у бань, сараев, погребов. Необходимо было выжить. Выживешь ты, выживет страна.

Несмотря на народную беду, немало находилось охотников нажиться на этой беде. Помнят малошалежцы пришлых «коробейников», продававших мыльные печатки, оказавшиеся на деле деревяшками, облепленными тонким слоем мыла. Ладно, догадались при дельцах разрезать печатку. Прохиндеи еле ноги унесли.

А мужиков в Малой Шалеге все убывало. Особенно много было взято на фронт в 1942-м. Дошла очередь и до председателя колхоза Ивана Лазаревича Назарова. Председателем стал мой дед, Федор Арефьевич. Было ему в ту пору 55. За председательскую работу взялся с доброй совестью. Дисциплину в колхозе держал и в особенности собственному семейству спуску не давал. Чуть какая работа, сыновей-дочерей оправлял на нее в первую очередь. Отец мой, тогда мальчик совсем, расхныкается порой:

- Не могу, тятя. Быки одолели совсем!

- Можешь, Минька, можешь,- сурово ответит дед, и весь сказ, не смей ослушаться, вожжа у тяти всегда под рукой.

И себя дед не жалел, это уж точно. В один из студеных зимних дней проработал в лесу до темени, промерз до последней косточки, еле до дому дополз. Да тут и умер. Обмыли деда, в гроб уложили. День дед пролежал, два, на третий утром хоронить собрались. Бабка всю ночь последнюю у гроба просидела, а под утро вдруг померещилось ей: муж покойный в гробу шевельнулся. Да нет, не померещилось! Поднимается покойник из гроба и ногу на пол, будто с кровати, свешивает. Обмерла бабка, а дед – на волю, нужда скопилась. Как врачи потом объяснили, случилась с дедом короткая летаргия, вот и проспал в гробу более двух суток… После этого жил еще 25 лет.

В 1944 году большой грех на душу принял, чем всю дальнейшую жизнь себя корил: здание Титковский церкви под организованную здесь МТС ломал. Милиция охотников для этого дела со всех деревень собирала, да не пошел никто. А председателям да завхозам приказали. Собрался в тот день к церкви весь приход, готовый разорвать христопродавцев. Тут и бухнулся дед в ноги толпе:

- Простите, ради бога, не по своей воле работу окаянную зачинаю.

Начальство по поводу таких слов сделало впоследствии свои оргвыводы, но так или иначе труднейшие военные годы дед председательствовал и, похоже, неплохо. Весной 43-го колхоз победил в соревновании 8 колхозов сельсовета по подготовке к севу. Вывезли на поля 1560 центнеров навоза, 5 центнеров птичьего помета. Привели в исправное состояние 22 плуга, 10 борон, 15 телег, сеялки. И урожай получили отменный, что позволило обеспечить трудодень натурой. На него было выдано по 1,5 кг. зерна и по 2 кг. картофеля. И кого бы я из стариков о голоде в военные годы не спрашивал, все отрицательно мотали головами:

- Нет, не было голода. После войны, это да. Всякое бывало… А в войну умудрялись сытыми быть. И скотину не терять.

Итак, опять коровка, как в начале 20-х, выручила. Последнюю солому с крыш у хлевов посымали, а коровку сохранили. Не случайно ведь в 44-м в сытую Шалегу три семьи эвакуированных из Калининской области «на прокорм» направили. Малошалежцы их приютили, обогрели, крестьянскому труду обучили. Да так калининцы в деревне на жительство и остались, домой на пожарища не вернулись.

А вот иных малошалежцев в годы войны от крестьянского труда усердно отучали. Особенно молодых незамужних женщин. Речь идет о работе в лесу, работе тяжелейшей, на износ, с гарантией на приобретение хронических заболеваний и, как следствие, на короткую жизнь. Сколько женских судеб не состоялось по этой причине! Изломав себя на лесозаготовках, не смогли стать матерями Мария Никифоровна Киселева, Степанида Петровна Киселева, Василиса Антоновна Буянова и другие.

А как портились крестьянские нравы на работах, где хватало и уголовного элемента, и пьяниц, и насильников! Женщина, работающая в мужском коллективе, теряла свои истинно женские качества, «омужичивалась». Описывать же подвиги женщины с топором и лучковой пилой в руках районка не скупилась. 17 февраля 1944 года сообщала, например: «Образцы работы в лесу показали малошалежные колхозницы Акулина Виноградова и Степанида Киселева. Вместо нормы 2,5 кубометров они заготовили по 3 кубометра каждая». То есть спилили деревья, раскряжевали их, раскололи на метровые плахи, сложили в поленницу, сучья сожгли…

Слов нет, война диктовала использование женского труда во всю мощь, мужики родину защищали. Но, тем не менее, разве не виновны мы перед ними?

Самый скорбный свой урожай война собрала, конечно, на фронте. 27 сынов Малой Шалеги отправились на поле брани, вернулись домой только 12. Ранеными, покалеченными. Павел Лазаревич Назаров, вернувшись инвалидом, сменил на посту председателя моего деда и проработал здесь 16 лет. А у председателя сельского совета К.К. Басова в 1943-м погиб сын Алексей 1925 года рождения.

Александр Осипович Торопов девятнадцати лет отправился на войну от юной жены Анюты. Недолго поступала военная почта в опустевший дом живительным ручейком. Махом иссушила ручеек зловещая похоронка. Безутешно было Анютино горе. Справили роднёй поминки по погибшему, и уже, было, коростой времени рану скорби затягивать стало. И вдруг, спустя четыре месяца после похоронки, приходит письмо… от живого мужа из госпиталя в Череповце. Помчалась Анюта к своему невероятному счастью, не веря до последнего мига в реальность письма. А увидела запеленатого в окровавленные бинты супруга, от радости чуть разума не лишилась.

История возрождения Александра Осиповича такова. В своем последнем бою он, буквально изрешеченный автоматной очередью, потерял сознание. Очнувшись, собрал последние силы, в полубреду пополз в тыл. По дороге подобрал шинель у убитого. Своя же, дырявая и сырая от крови, осталась на месте с документами. Так погиб, по документам, Александр Торопов. Привезла Анюта мужа в Малую Шалегу, но кратким было ее воскресшее счастье. Тяжелораненые из Череповецкого спецгоспиталя тянули недолго. Через несколько месяцев Александр Осипович скончался.

Незадачливой была военная судьба и дяди моего, Федора Федоровича. Попав в Норвегии в плен в первый же день войны, он пробыл в нем до освобождения лагеря американцами. Впрочем, у кого из малошалежцев судьба была не особенной?

Весну 45-го деревня прожила как во сне. Каждый день ждали сообщения о победе, о возвращении земляков домой. А пришла она, и разрыдалась Малая Шалега. Кто от радости, что все беды позади; кто от горя, что не все увидят этот светлый праздник.