Глава седьмая взяли малую шалегу за горло

Словом, первая блиц-попытка организации в Малой Шалеге колхоза увенчалась неудачей. Малошалежцы торжествовали победу. Только недолго им это довелось делать. 5-го августа, к концу рабочего дня, когда все возвращались с полей, прибыл новый обоз, на этот раз в меньшем составе, но зато под красным лозунгом «Кто в колхоз не хочет, тот нищеты просит» и в сопровождении двух милиционеров. Малая Шалега демонстративно забилась по избам, не желая устраивать бузу на перекрестке. Но и у агитаторов на этот раз тактика была иной. Сейчас они никуда не торопились, поскольку все деревни в округе в колхозы уже были записаны, оставалась лишь непокорная Малая Шалега. И взять ее решили не мытьем, так катаньем. Дом Ивана Лазаревича Назарова из-за удобства своего расположения вновь был избран в качестве клуба для заседаний. Сбор жителей был произведен элементарно просто. Двое гражданских лиц и двое милиционеров прошли каждый по своему порядку, постучали в окна, и стопроцентная явка была обеспечена. И привычного шуму на собрании поначалу не было. Мужики угрюмо молчали. Председательствующий поднялся и объявил:

- Решается сегодня один бесповоротный вопрос: организация сельскохозяйственной артели в деревне Малая Шалега.

Собрание молчало.

- О необходимости создания артели с цифрами в руках расскажет товарищ Тимофеев, инспектор РАЙФО.

Инспектора также выслушали молча. И следующих выступающих тоже. За окном давно стемнело. Зал молчал.

- Значит, будем голосовать?- потерял терпение председательствующий.- Кто за создание в деревне Малая Шалега коллективного социалистического хозяйства с обобществлением общественного труда?

И тут мужиков прорвало. Загорячились братья Тороповы Павел Парфенович и Осип Парфенович. Прошедшие гражданскую войну (во время ее на Кубани случайно встретившиеся), грамотные, бойкие, они находили такие доводы, что загоняли агитаторов в тупик.

- Вы ответьте, товарищи дорогие,- пытал приезжих Павел Парфенович,- когда десятеро несут одно бревно, можно нескольким человекам лодыря свалять? Что нам теперь, нахлебников обрабатывать?

- Вы у нас нашу землю отобрать хотите, за которую мы на гражданке кровь проливали? А на что давали тогда? Подразнить разве?- поддерживал брата Осип Парфенович.

- Обдумайте мысль мою,- заставил умолкнуть зал почитаемый в деревне старик Корнил Ерофеевич Басов (тот, которого из Большой Шалеги в Малую «в лукошке принесли»), - от отцов знаем, а они крепость испытали: не будет проку от того, что всех в кучу собьют. Раньше интересу не было оттого, что на богача работали, а нонче не будет оттого, что на государство. Абы день прошел – вот и весь интерес.

- Р-разговорчики!- вскипел председательствующий.- Вы мне эти кулацкие штучки бросьте. За них, знаете, куда?.. В Нарым можно загреметь, на Соловки, или, вон, как ваш Иван Киселев, на Беломорканал, или еще куда дальше.

- А ты, милко, не стращай меня,- с невозмутимостью заключил Корнил Ерофеевич,- пужаный я, да и годков мне раза в два поболе, чем тебе.

Собрание затянулось чуть не до полночи, но сломить упрямых малошалежцев приезжие не смогли.

- Тогда так,- заявил председательствующий,- расходимся до утра. Утром ждем всех с заявлениями. Кто не принесет, пеняйте на себя.

Плюнули мужики, опрокинули в сердцах лавки и побрели на улицу, но отнюдь не по домам. Под темным августовским небом на воле взяли и устроили второе собрание.

- Что делать будем, мужики?- вопросил Климентий Корнилович Басов.- Всё одно переломают они нас. Не сегодня, так завтра. По одному переломают. Задание им такое дадено – без полной коллективизации в район не возвращаться. Костьми полуночные лягут, а своего добьются…

- Да-а,- протянул кто-то в темноте, попыхивая цигаркой.

Замолчали, не находя ответа на тяжкий вопрос.

- Надо уступить,- проговорил без уверенности Климентий Корнилович.

- Надо,- тихо поддержали со стороны.

- Придется,- с другой стороны.

- Но тут надоть, однако, по-умному поступить,- заметил другой.- Власть колхозную признать, а порядки свои установить. Наш колхоз, мы и командуем, как хотим.

- Верно!- поддержали со всех сторон.- Голову своего выберем, тогда нам сам кум не сват.

- А вот Клима и выбрать…- предложил голос из темноты.

- Верно!- с тем же жаром поддержали несколько голосов.

- Больше некого,- бесповоротно заключил голос одного из братьев Тороповых.

Так скоропостижно и неожиданно решилась дальнейшая судьба деревни Малая Шалега, и начался новый, самый мучительный, самый сложный этап ее жизни. Выделили малошалежному колхозу, одному из последних образовавшихся в районе, безоговорочное имя «Путь Сталина». Многозначительное и ко многому обязывающее.

И повел дед мой Федор Арефьевич свою любимую лошадь Тамарку в колхозный табун. Ах, что это была за лошадь! Тамаркин ум дед ставил деткам в пример, когда сильно на них серчал за бестолковые поступки. Но что проку описывать переживания крестьянина-единоличника после Шолоховской «Поднятой целины». Если что и отличало малошалежцев от прочих, так это то, что против колхоза они все выступали чохом, и в колхоз вступили так же все. Не ведая, что творят, ибо ведали о том умные головы наверху. А от крестьянина требовалось единственное – не рассуждать.

И если хором и категорично малошалежцы отвергали поначалу колхоз, то, став колхозниками, следуя верному русскому национальному принципу «Эх, навались!», принялись вершить колхозные дела. Осенью первого колхозного года именно малошалежцы первыми в районе отправили в райцентр Красный обоз с семенами льна. Последовал призыв к остальным колхозам равняться на колхоз «Путь Сталина». А за призывом – обдираловка, вернее выгребаловка. Выгребли из колхозных сусеков все, что только имело растительный вид, не заботясь о семенах 32-го года.

Несмотря на приличный урожай, зима в Малой Шалеге оказалась не шибко сытой. Но как это неприлично звучит в сравнении с голодом, охватившим Украину и юг России, где из-за отсутствия хлеба и прочих продуктов питания вымирали целые села.