5. Мои воспоминания о первом международном конкурсе имени а. Г. Рубинштейна

Часть денег, собранных от данных Рубинштейном за границей концертов, пошла на учреждение международного рубинштейновского конкурса молодых пианистов и композиторов.

Перед смертью Рубинштейн в своем завещании оставил 25 000 руб. на продолжение этого конкурса.

Согласно условиям конкурса каждые пять лет, в августе месяце, выдаются премии в 5000 франков (около 2000 руб.)—одна композитору, другая пианисту.

К участию в конкурсе допускались лица в возрасте от двадцати до двадцати шести лет всех национальностей и всех вероисповеданий.

Местом конкурса должны были служить по очереди: Петербург, Берлин, Вена и Париж, затем снова те же города в том же порядке.

Для композиторов — программа конкурса: концерт для фортепиано с оркестром, камерное произведение, с участием фортепиано, и фортепианные пьесы соло.

На первом конкурсе (в Петербурге) председательствовал сам А. Г. Рубинштейн.

Я помню еще, что для композиторов одним из условий допущения к участию в конкурсе было требование, чтобы свои произведения они сами исполняли на фортепиано.

*

Когда я за несколько дней до конкурса приехал в Петербург и зашел в консерваторию, Антон Григорьевич как-раз получил с почты массу рукописей молодых композиторов

<стр. 107>

из-за границы и, держа в руках большой пакет этих рукописей, обратился к присутствующим со словами:

— Ну, пойдемте куда-нибудь в класс, я сейчас проиграю эти сочинения.

Я набрался смелости и вошел вместе с остальными присутствовавшими при этом в избранный им класс.

Должен признаться, что никогда не приходилось мне слышать кого-нибудь, кто бы так изумительно читал ноты с листа. Казалось, что Антон Григорьевич давно знал эти произведения и предварительно их основательно разучивал.

Однако все прочитанные им композиции либо не удовлетворяли требованиям программы конкурса, либо были крайне слабы. Все они тут же были Рубинштейном забракованы. Одни только сочинения впоследствии знаменитого итальянского пианиста Ферручио Бузони были им одобрены.

Каким образом не менее остальных слабые произведения Наполеона Чези были допущены к исполнению на конкурсе, я до сих пор не знаю. Говорили, что, так как конкурс композиторов во что бы то ни стало должен был состояться, Антон Григорьевич из остальных конкурентов Бузони остановился почему-то на этом композиторе, чтобы только не сорвать конкурса. С сочинениями Наполеона Чези он, очевидно, познакомился раньше, так как в числе прочитанных им тогда рукописей этих сочинений не было.

Для того чтобы конкурс композиторов состоялся, Рубинштейну пришлось пойти еще на одну уступку — пришлось разрешить исполнение композиций Чези не им самим, так как композитор не мог приехать в Петербург.

Из русских молодых композиторов ни один не представил на конкурс своих сочинений, что, как вы увидите дальше, чрезвычайно огорчило Антона Григорьевича.

Пианистов допущено было к участию в конкурсе очень много, особенно иностранцев, самых различных национальностей. В числе их был Бузони, конкурировавший и как композитор и как пианист. Из русских пианистов должен был выступить недавно окончивший консерваторию Николай Александрович Дубасов.

*

Я уже писал раньше о том, как мало времени было у меня в распоряжении для того, чтобы разучить присланные мне сочинения Наполеона Чези, которые предстояло исполнить на конкурсе.

На другой же день по получении рукописей этих композиций пришлось сесть в поезд и поехать в Петербург, гак как нужно было успеть до конкурса прорепетировать одночастный концерт Наполеона с оркестром и его сонату со скрипкой.

<стр. 108>

Сидя трое суток в вагоне я, однако, не терял времени и за эти три дня не только ознакомился близко со всеми предстоящими к исполнению произведениями, но и выучил их наизусть, много раз прочитывая глазами ноты без инструмента. По приезде в Петербург мне оставалось только технически проработать весь этот материал на фортепиано и провести репетиции с оркестром и со скрипачом. Партию скрипки в сонате Чези должен был со мною исполнить известный талантливый, тогда еще совершенно молодой скрипач Эммануил Эдуардович Крюгер, бывший ученик профессора Ауэра, впоследствии профессор консерватории по игре на скрипке.

На репетиции концерта с оркестром оказалось, что партия оркестра до того неумело была написана композитором, что дирижер несколько раз в отчаянии бросал палочку. Духовые медные инструменты кричали все время на самых высоких нотах и своим резким, пронзительным звуком покрывали и партию рояля и партии струнной группы.

С оркестром и со скрипачом я имел только одну репетицию, и с одной репетиции должен был играть на конкурсе, так как для второй репетиции не оставалось времени.

На самом конкурсе, во время перерыва, объявленного после благополучного исполнения мною программы композиций Наполеона Чези, Антон Григорьевич зашел в артистическую и обратился ко мне) с той же своеобразной похвалой, какую мне раньше пришлось услышать от него после исполнения наизусть на ученическом вечере мною и ученицей Федоровой «Патетического концерта» Листа для двух роялей:

— Браво! Молодец! Этакую ерунду вы смогли выучить наизусть!

Кошмарнее всего было играть концерт с аккомпанементом кричавших во все горло духовых инструментов оркестра. Сонату со скрипкой и сольные фортепианные пьесы играть было гораздо легче, так как тут по крайней мере мне никто не мешал слушать то, что я играл, хотя произведения эти были не менее слабы по своим художественным качествам.

Бузони как композитор и по своему таланту, и по своей подготовке оказался на многоголов выше Чези. Ясно, что премия по композиции была присуждена ему.

Как пианист Бузони, однако, премии не получил. Несмотря на свое изумительное техническое мастерство, в отношении теплоты и поэтичности исполнения он в лице Дубасова имел тогда более сильного конкурента.

Как сейчас помню необыкновенно проникновенное исполнение Дубасовым ноктюрна до-диез-минор Шопена и последней (32-й) сонаты Бетховена.

Премия по игре на фортепиано совершенно справедливо была тогда присуждена Дубасову.

<стр. 109>

Но как изменчива бывает иногда дальнейшая судьба соревнующихся на конкурсах!

Бузони через несколько лет после конкурса приобрел как пианист мировое имя и до конца своих дней с исключительным успехом концертировал во всех крупных музыкальных центрах земного шара. Дубасов же, после блестящей своей победы на конкурсе, больше не выступал публично и впоследствии приобрел большое имя только как педагог-профессор игры на фортепиано в Петербургской консерватории.

Причины такого поворота в его судьбе были следующие.

После присуждения Дубасову премии на рубинштейновском конкурсе, он получил много приглашений на концерты в России и за границей, а также в Америку, но отказался от этих ангажементов вследствие тяжелой болезни отца, бывшего тогда профессором консерватории, так как не хотел покидать его. А затем вскоре у него самого появилось тяжелое заболевание руки, которое не поддавалось никакому лечению и делало невозможным выступления.

Не зная всех этих обстоятельств и основываясь только на том, что Дубасов после конкурса в концертах больше не выступал, многие, не бывшие на конкурсе и не слышавшие тогда его игры, и по сию пору думают, что премия присуждена ему была только потому, что жюри конкурса исключительно из патриотических чувств вперед решило дать премию русскому пианисту.

Однако, присутствуя на конкурсе и прослушав всех без исключения конкурировавших пианистов, я могу удостоверить, что премия была присуждена Дубасову по заслугам, чему наибольшей гарантией служит то, что председательствовал на этом конкурсе сам Рубинштейн, в своих мнениях не руководившийся ничем другим, кроме мотивов настоящей художественности и чувства справедливости.