Литературный институт имени А. М. Горького

Высшие литературные курсы

Дипломная работа

«Весь свет внутри»

сборник стихотворений

Работу выполнил слушатель __________ М. П. Семериков

Руководитель семинара __________ А. В. Василевский

Москва 2017

Пролог

Поэт Максим Павлович Семериков родился 19 февраля 1981 года в провинциальном закрытом городе Озёрске, родился чудом. Меня спас хирург-акушер, что принимал роды, за что я его сразу же и отблагодарил, вылив на него поток, скопившейся во мне жидкости, именно он и назвал меня Максимом и назвал не случайно потому, как 19 февраля именины Максима.

Всё детство меня воспитывали мама и бабушка и вложили в меня всю любовь, какую только можно дать ребёнку, за что я им предельно благодарен. Своего отца я никогда не видел и по сей день никто не знает о его судьбе, знаю лишь, что ещё до моего рождения его вывезли за пределы города за дебоширство.

С раннего детства мама с бабушкой читали мне много творений Пушкина, Чуковского, Маршака и других прекрасных поэтов. Я слушал, как зачарованный и просил перечитывать мне произведения по несколько раз. И, наверное, именно этот факт и наложил отпечаток в детской душе и привёл меня к поэтической стезе в дальнейшем. Как сейчас помню, первый стих я написал в 7 лет, когда мы с мамой отдыхали в южном санатории «Чайка», тогда стоял дождливый день и провести его нам пришлось, не выходя из дома, тогда я обратил внимание на мотылька, летавшего у нас и, само собой, написал про него стих «Моль Матерьяловна», я тогда подумал, что это большая моль.

«Моль Матерьяловна, Моль Матерьяловна,

Съела много материала и из материала стала

Моль Матерьяловна, Моль Матерьяловна,

Ты проела валенки и к тому же сапоги,

Ги-ги, ги-ги, ги-ги-ги-ги, ги-ги.»

Это, наверное, и был первый шаг в поэзии. Учился я в школе с творческим уклоном, всегда был хорошистом и не хотел быть не ниже и не выше. А где-то класса с 7-го у меня начались проблемы с поведением, в 9-ом классе мою маму вызывали в школу по нескольку раз в неделю, в итоге мама закрыла глаза и перестала в неё являться.

После школы я решил поступать в лицей, обучаться на частного охранника, где и проучился 3 года (3года занимался Дзюдо и 3 года Карате до). А после я загорелся желанием поступить в военный университет, выбрал Тольяттинский и поехал, но в первый раз поступить не удалось, этим же летом я пытался поступить в пожарную академию в городе Екатеринбурге, но и там и там я завалил математику. Мне уже вручили повестку и должны были призвать в армию, но я успел поступить в МИФИ на менеджера и помахал в военкомате справкой о том, что я являюсь студентом.

Именно в МИФИ я познакомился с Александром Щербаковым, который послужил своеобразным толчком к написанию стихов. Как сейчас, помню, сидели мы с ним на паре, а он мне и говорит: «Макс, а ты пробовал писать стихи? Давай по две строчки, две ты, а две я?» Тогда я приходил после института домой, закрывался в своей комнате часа на 3 и делал пробы пера. Через полгода меня отчислили по неуспеваемости, ведь я там не учился, а отбывал время для дальнейшего поступления, и я отправился уже вторично поступать в Тольятти, на этот раз поступил. Вся военная атмосфера меня очень быстро разочаровала, я понял, что там я жить не смогу, жить постоянно ограничивая свою свободу, делая всё лишь по команде, матерясь как сапожник, а всё ради чего? Через 1,8 года я написал заявление об отчислении (заявление написал 1-го апреля, чем вывел из себя командира взвода) и меня направили для прохождения дальнейшей воинской службы, куда бы вы подумали? Отправили в стройбат города Самары, это были самые странные годы. 1,5 года, что я служил в Самаре мне приходилось быть «пацаном» и жить по понятиям, иначе там не выжить. Разумеется, всё время пребывания в рядах Российской армии я почти ничего не писал, уж очень угнетала меня армейская атмосфера. Но выбравшись на свободу я продолжил поэтическое творчество и к 23 годам стал позиционировать себя, как поэтическую личность. Не буду говорить, что я не могу не писать, поэзия мне просто необходима – это то, чего никогда не отнять, то что придает сил и что питает тебя изнутри и снаружи, это своеобразный внутренний стержень, что обрастает новыми рифмами вновь и вновь. Думаю, для того, чтобы писать, нужно всегда оставаться в душе ребёнком, кто кроме ребёнка способен «так» видеть мир?

P.S.: Хочу от всего сердца поблагодарить весь преподавательский состав, в частности А.В. Василевского за огромную работу, проделанную с нами, дай Бог Вам здоровья. А теперь я решил поступать в театральный.

«Весь свет внутри» «Шаги, подкованного едкой болью» Незнакомка

Алгоритмами движений,

Разрезая воздух парка;

В манто незнакомка

Для меня лучше подарка.

Пропархала юною феей

(Шлейф в чудесной оправе).

Совладав со скамеечной ленью

Принялся за нею шпарить.

Горизонт опустел силуэтом,

Засосало под ложечкой подло.

Не удастся знакомство поэта

С очаровательной незнакомкой.

Переплетенья пыльных улиц,

Шум механических устройств;

Шелест былых расстройств

Пронзает разум пулей.

Вальс поступи уже знакомой

Тревожит сконцентрированный взгляд.

Я заворожен и встревожено

Выкидываю ноги битам в такт.

Докидался. «Добрый вечер»!»

В ответ волшебная улыбка.

Удалось знакомство поэта

С очаровательной незнакомкой.

Карма

Ноги-сваи в твердь вбиваю,

Взор стегает чудо-дол.

Где-то там за мутным краем

Бог мой смотрит из окон.

Поглощаю терпкий воздух,

Извергаю цепи слез.

Утром лишь тревожу ложе –

Морфею на поруки мозг.

Трачу нервов вереницы,

Загонял до крови дух,

Но опять смогу скрепиться,

Навострить свой взор и слух.

Смена

Время - камуфляжная вечность,

Растопырило в часах минуты.

Эталон страха - скоротечность,

Индикатор концентрации смуты.

Солнце дерзко срывает Луна -

Точное зеркало жизни и сна.

Сменены шестерни, исхудалась корма.

Яркость рождения, смерти тьма.

Всхлип заветшалого тела

Сменяет возглас упругого.

Незыблемый союз угля и мела

Привычно стелется картиной нудною.

Потугами плюется трость,

Походка твердая хохочет.

Обреченно догнивает кость -

Погребения верного хочет.

Снег

Подспорье миру вечно злому

Ищу в бескрайних дебрях мук.

В бесстрашном перманенте Рубикона,

В чистом царстве белых мук.

Что любят нежно плавностью паденья

Меня и богом избранных живых,

Где бьет ключом процесс кипенья

И вдохновенье бьет в под дых.

От диалога с зимним пухом

Мой мир совсем уже отвык.

Чувства-стрелы заряжаю в лук я,

Стреляю в снег, что дарит стих.

Там каждый элемент на перепутье,

В каждом из них бесится судьба,

В узорах: сети, нити, прутья,

Микроном даже пренебречь нельзя.

Вплетаюсь в эту белую систему,

Чтоб все поставить на круги своя

И быть единым с белым снегом,

Стать гласной частью немого полотна.

Мартовское

Квинтэссенция весны в ударе

Растреплет зимний организм

Напором мартовским, с азартом

(давно уже природный алогизм)

Здоровой вдохновенной хваткой

Зарядит разум порциями правды,

Экий весенний Нео пацифизм.

Расстелется блестящей плёнкой луж

Вечерней, жидкой, тёмной мглою,

Что кроет в глубине своей конфуз:

Борьба идей мирских, не скрою,

А импульс строк сознанья – туз,

Как стимулятор приходящих муз

Выскакивает точно этою порою.

Порой депрессии сознания в зените,

Когда уставший ум воспалён

Сторонний, с изумленьем смотрит зритель,

Сопоставляет обособленность имён.

Я ж примеряю наизнанку китель,

Как подземелья верный житель

И трепещу, как мирозданья клён.

Шаги

Шаги, подкованного едкой болью

В экстазе лета, принимающем иных.

Томящий кокон июля может, сдохнет,

А может, вскинет вехи цвета свежей крови.

Суицидальный показатель для остальных.

Гримёрка духоты, кипящего июля

Сверкнёт звёздами лиц, огарками ролей.

Мой персонаж ветошью чувств окован,

И предназначен харкать слюни –

Слова международных ассамблей.

Когда приснится явь сюрреализма,

Её развал в плену зыбких костей.

И подорожник истин верно светит,

Дабы смести с моей дороги кризис,

А может быть фурор левых людей.

Тогда галопом слов нерукотворных

Пробежку в выси даст моя печаль,

Рывком к созвездиям, к цветам,

Хаосом мира злобного порабощённых

Я всю свою возможную любовь отдам.

Ночь

Сумрак слижет солнца паутину,

Надвинет на глаза темные очки,

И света фонарного светлые клинья

Стругают исправно пучки.

Вскоре звезды замерцают над домами,

Что облиты, синей краской темноты.

У повседневного, вязкого хлама

Сгладятся, смажутся прежние черты.

Окутает в объятия сладкая ночь,

Затеет с Пегасом скачки до утра,

И я опять уйду от мира прочь

Дарить чистым листам пробы пера.