А. П. Сумароков

1718-1777

Драматург, поэт и публицист Александр Петрович Сумароков — автор трагедий и сатирических произведений, в которых он затрагивал острые политические вопросы своего времени. Сумароков ввел новые классические жанры

==754

в русскую литературу. Исходя из просветительских идей, он развивал положение о равенстве всех людей в естественном состоянии. В области философии он стоял на позициях материалистического сенсуализма, выступал против рационализма Декарта, отвергал учение о врожденных идеях. В статье «О разумении человеческом по мнению Локка» он утверждал положение о чувственном происхождении знания. С этих позиций Сумароков подходил и к решению проблем эстетики.

Сумароков развивал теорию жанров в духе Горация и Буало, но выдвигал новые положения просветительской эстетики классицизма. Он защищает принцип развития национальных основ искусства, включает в круг канонических авторов Шекспира, требует создавать не мифологические, а исторические образы.

Сумароков пересматривал понятия эстетики барокко и нормативно-рационалистического классицизма. Понятию идеальной гармонии он противопоставлял «естество». Он полагал, что совершенная красота заключена не в произведениях искусства, а в самой природе. «Естество выше искусства»,—говорил он. В соответствии с этим Сумароков доказывал, что художественное воображение не должно переходить границ «естества» и приукрашивать натуру. Он ограничивал роль поэтического вымысла в искусстве, но и не сводил художественное творчество к логическому мышлению. Всякую отвлеченность в искусстве он называл «мертвым» воображением, «бредом на яву».

Устанавливая познавательное и воспитательное значение искусства, он полагал, что оно отличается от науки не поэтическим вымыслом, а своим эмоциональным строем. Сумароков утверждал, что сила искусства заключается не в вымыслах и не в логических доказательствах, а в чувственном восприятии окружающего и эмоциональном воздействии, потому что «чувства сильнее разума, и следственно сильнее всякого доказательства». Но роль искусства не сводится только к чувственному удовольствию, оно «восхищает мысли», «расширяет понятия» и «изощряет ими разум».

СЛОВО НА ОТКРЫТИЕ АКАДЕМИИ ХУДОЖЕСТВ

[...] Полезна ты Архитектура, ибо ты даешь градам великолепие. Скажем по сем кая польза народу от старших твоих сестер, обитающих в сей новосвещенной ими. Академии. Не может ни История, ни Поэзия изъяснити телесных качеств геройских: Пиктура [живопись] и Скульптура в сем им помоществуют. А телесные качества великих мужей, начертываяся в умах наших, оживляют изображения душевных их качеств и придают охоты к подражанию оных; ибо в телесных видах сокрываются тончайшия качества душевныя. Желающу мне изобразити Александра поражающа Дария, мало мне единого исторического описания, мало помоществующей мне историческому описанию, не только общенародной, но и стихотворческой

==755

мысли. Чувства наши сильняе мыслей наших. Страдающий человек, колико бы он ни описывал болезни и печали свои, не может их живо другому ваяснити, колико бы тот ни старался осчувствовати их. Нет такой науки, которая бы могла довольно подражати естеству в изображении вкуса, обоняния и осязания, что бы кажется полезно было роду человеческому; но премудрое божество, ради многих обстоятельств, сокрыло сие от нас таинство, или паче не исполнило противустоящаго разуму дела; но слух и зрение наше всего естеству подражания ради общей пользы не лишилися. И тако кто не ослепив понятия своего, скажет, что Пиктура и Скульптура маловажны? Видели Горапиев поражающих Куриясов их современники; но мы так живо оного не видим, а ежели бы очам нашим оставлено •было сие сражение, так бы то и мы видели. А таковые виды умножают героический огнь и любовь к отечеству.

Перьвая должность упражняющихся в сих хитростях, изображати Истории своего отечества, и лица великих в оном людей, Монархов, победителей и протчих. Сие многое подаст потомству в Истории просвещение, услугу потомству, силу заражения в подражании славных дел, утеху любопытным, и пользу миру. Довольно бы почтения и сим только сии два художества заслужили, но польза от них изречена еще не вся. И вымыслы толико же почти возбуждают героические души к подражанию, колико История. Гомерова Илияда служила Александру ради подражания Историею: тако и Пикторския и Скульптурския выдумки зрителям Историею служить могут. Пиитические выражения и их изображения, хотя они и вымышлены, служат познанию естества, подражанию великих дел, отвращению от пороков, и всему тому, чево человечество к исправлению требует: и не редко больше имеют они успеха нежели проповедуемая Мораль. Не редко глаза пасомых животных привлекаются более цветоносными нежели тучными лугами. А ежели луга и цветоносны и тучны, не сугубою ли они привлечения имеют силу? Влиянная с небеси действует во свободных хитростях сила, услаждающая наши чувства ή восхищающая наши мысли. [...]

Человеческая статуя подобной человеку вид имеет; довольно искусства ради человека, что он камень человеку уподобляет. Естество выше искусства, но искусство ближе к естеству нежели человечество к божеству. И хотя бы и никакой иной пользы от свободных не было хитростей; так и сей довольно, что мы изощряем ими разум, и перед прочими тварями являем свое преимущество, уподобляеся подражанием естества создателю, питая воображения свои, расширяя понятия и силу величества душ наших, плаванием во тончайшем естества познаний. Говорил бы я о украшении творимом Пиктурую Скульптурою; но сие слабо или паче бесполезно будет; ибо на что

==756

доказательство, что и без него ясно. Ни смерть, ни любовь, каковы они, доказательства не требуют. Той всякое животное и без негоустрашается, а сей и без него всякое дыхание жертвует. Одна без. доказательства страшна, другая без доказательства приятна. Чувства сильняе разума, а следственно сильняе всякого доказательства. От чево же непросвещенныя люди и глаза имея не умеют отделять хорошего от ходова, когда чувства наши сильняе разума? От того, что разум их, или паче безумие, рассеивает их мысли чувством совокупленный. Видит невежа Рафаилову, Рубенсову или Тициянову хартину, и не хвалит оныя, не как Пиктор [живописец], но как человек только, и не услаждает, видя своего зрения, глаза его видят согласно положенное Пиктором устроение, но в самое то же мгновение, все сие согласие и рассеивается [...] Тухнет огнь, когда нет способного к питанию его вещества: погибают Науки и Художества когда способных нет людей к оным [...] Обманываются все, которыя говорят то, что воспитание есть основание и начало премудрости: оно основание чистоты сердечныя. Ежели благовоспитанный человек просветится премудростию, премудрость будет чистому сердцу его подпора: ежели не просветится премудростию, привычка сердцу его подпора будет; ибо привычка вторая природа, а не редко бывает еще и сильнее природы. Одни примые Философы на рассудке основание имеют, и весь остаток рода человеческого "на привычке и на данных им, поболыпей части, несвязных сопротивляющихся понятию правилах. Основанный на понятии вещи во всех четырех частях мира одни, а основанные на предрассудках везде разны; так потребно хорошее воспитание, дабы люди и некоснувшияся премудрости, и по единой привычке правильно рассуждали. Одни великие души великия качества имеют, а хорошее воспитание и мадыя души в распорядке жизни великим душам уподобляют [...]

Лучше нечто доброго, нежели ничево; а сие ничто, во множестве народа, будет нечто великое, а повремени будет еще и больше [...) Испорченные во младенчестве и юношестве сердца наши, едина премудрость исправляет; но вкоренившиеся страсти и оныя силу часто побеждают; так воспитание более власти над ними имеет, нежели сама премудрость. Вот колико воспитание роду человеческому потребно. Чтож касается до свободы данныя сей Академии Художникам, и кодико она потребна и полезна наукам и Художествам, о том я при другом могу на помянути, что она источник человеческия премудрости, и что колико вредно своевольство общему блаженству, вредна наукам и художествам толико неводя.

А. П. Сумароков. Полное собрание сочинений, ч. II. М-, 1787, стр. 259— 261

==757

(о естественности в искусстве}.

Стихотворцы, которые следуя единым только правилам, а иногда и единому только желанию полсти на Геликон ни мало не входя в страсть, и ни чего того, что им предлежит не ощущая, пишут только то, что им скажет умствование или невежество, не спрашиваяся с сердцем, или паче не имея удобства подражать естества простоте, что всего писателю трудняе, кто не имеет особливого дарования, хотя простота естества издали и легка кажется. Что более Стихотворцы умствуют, то более притворствуют, а что более притворствуют, то более завираются, и уподобляются сей оплакивающей смерть мужа своево вдовице, которая шедь за гробом пела дурацкую песню.

«О неестественности». Там ж е, ч. VI, стр. 301—302

Свобода, Праздность и Любовь, суть источники Стихотворства. Они способны в изображении естества человеческому остроумию и в самой грубой природе. Чувствие человеческое равно, хотя и мысли непросвещенны. Мысли наши единым чувствием провождаемы, летучими словами изображаются нежели искусством, хотя искусство природе и весьма потребно. Щастливы те, которых искусство не ослепляет и не отводит от природы, что с слабостью разума человеческого не редко делается. А говоря о стихотворстве, которое чистейшим изображением естества назваться может, оно всего больше ослеплению искусства подвержено, что ясно доказали старающиеся превзойти Гомера, Софокла, Вергилия и Овидия. Останемся лучше в границах природы и разума, и в мысли таковой, что человеку человечества превзойти не удобно. Природное чувствия изъяснение изо всех есть лутчее [...]

«О стихотворстве камчадалов». Там же, ч. IX, стр. 248