Специфика этнополитического сознания германского общества

Специфика развития Германии в высокое Средневековье нашла свое выражение и сфере этнополитических установок сознания и поведения. Следует подчеркнуть, что процесс этнополитической консолидации в Германии протекал в ее землях и социальных общностях с разной интенсивностью: на Западе и Юге страны значительно быстрее, чем на Востоке и на Севере. Новые этнополитические мифологемы, свидетельствующие о зарождении национального самосознания, чрезвычайно сложно выстраиваются в некий общий рисунок. И, тем не менее, к концу рассматриваемого периода абрис этого рисунка уже становится более или менее просматриваемым, чтобы обрести ту полноту завершенности, которую он получит в более позднее время.

Сам ход исторического развития «подсказал» основные компоненты этого рисунка. Общегерманские этнообразующие мифы структурировались, с одной стороны, вокруг образов германских правителей, символизирующих мощь и единство германского государства, с другой – вокруг темы о национальных добродетелях, противопоставлявшихся порокам чуждого мира, будь то миры французский, итальянский, либо какой иной. Известная штауфеновская формула sacrum imperium («Священная империя»), появившаяся в 1157 г. в послании Фридриха I к князьям об организации похода против мятежного Милана, выражала идею неограниченной власти немецкого короля (императора) над Римом. По выражению одного современника, Фридрих направил против мятежных миланцев «острый, сверкающий и неизмеримый меч немцев (Theutonicorum) всей империи» (Vita Arnoldi archiepiscopi Moguntini).

Противопоставление «чужакам» играло важную роль в формировании представления об этнической общности. Колонизационное движение на Восток, итальянские походы дали мощную подпитку этим умонастроениям, во многом замешанным на мифологеме превосходства немцев. Так, автор «Саксонского зерцала» (XIII в.), устанавливая порядок избрания императора князьями, замечает, что «король Богемии» не участвует в выборах императора, «потому что он не немец».

Наряду с традиционно почитаемым образом Карла Великого возникают мифы об императорах – защитниках национальных интересов. Особо выделяются фигуры Фридриха Барбароссы и Фридриха II Штауфена. Их имена окружены легендами. Самая известная из них связана с образом императора, сидящего со своими рыцарями в заколдованном замке и хранящего немецкое единство и имперское величие. Наступит время, когда он восстанет со своей ратью и вновь воцарится во славу Германии. Первоначально эта легенда восходила к образу Фридриха II, внезапная смерть которого породила народные предания о том, что император не умер, что он вернется и освободит Германию от тирании пап. Позже этот образ трансформировался в образ его деда – дремлющего кайзера, готового прийти на помощь Германии в трудную минуту. Оба императора сделались символами борьбы с папством, в котором чем дальше, тем больше самые разные слои германского общества будут видеть главный источник своих бедствий. Это, конечно, миф, но он будет иметь долгую жизнь в германском культурном сознании, и будет актуализироваться в поворотные моменты национальной истории.

Формирующееся в эпоху классического Средневековья представление об этнической общности немцев нашло свое отражение в литературных памятниках эпохи. Автор «Песни о Нибелунгах» сознает эту этническую общность – повествуя о турнире в честь свадьбы Кримхильды и «гуннского» короля Этцеля, он называет гостей, представлявших разные народы. Наряду с немцами («tiutsche» – Deutsche) в поэме названы поляки и валахи, печенеги и греки, русские и датчане. Характерна оценка поэтом конца XIII в. Гуго фон Тримбергом своей книги: «В какие бы земли эта книга ни попала, в Швабию, Тюрингию, Баварию, Франконию, там пусть благодарят меня».

Безусловно, представление об этнической немецкой общности в эту эпоху не могло не носить двойственного характера. Саксонский анналист называет себя то «немцем», то «саксонцем», подобно тому как Оттон Фрайзингский – то «немцем», то «швабом». Акцентирование общеэтнического или локально-регионального компонента обусловливалось социально-историческим контекстом и потребностями конкретных носителей этнополитического самосознания. Так, в условиях необходимости объединения усилий немецких князей и рыцарства перед угрозой внешней опасности или перспективы завоеваний, у тех представителей этих социальных слоев, что разделяли общую потребность, на передний план выходил общеэтнический идеал. При обстоятельствах благоприятствующих закреплению политики средневекового сепаратизма (например, расширения феодальных владений тех или иных князей, или круга привилегий конкретных бюргерских общин), общеэтнический идеал уходил на задний план, уступая место акцентированию локально-этнической принадлежности того или иного этнополитического субъекта.

К концу рассматриваемого периода «общенациональный» компонент в культурно-политическом дискурсе становится все более актуальным и более четко артикулируемым в текстах источников. В середине XV века в монастыре Фульды была обнаружена рукопись сочинения Тацита «О происхождении германцев и местоположении Германии», что позволило сторонникам существования германской «нации» заговорить, апеллируя к еще не понятому прошлому, как о немецкой земле (Тeutschland), имевшей в историческом прошлом общность происхождения, культуры, языка, религии, нравов.

Трансформация государственной власти, обладатели которой все более сознавали себя не столько императорами Священной империи, сколько германскими королями, обнаруживается в целом ряде явлений. Фактически выборы германского короля делаются конституционным актом избрания императора, авторитет которого основывался в первую очередь на реальной власти германского государя. Королевская власть легитимизировала свое «национальное ″Я″» уже тем, что в «Золотой булле», этом уникальном правовом памятнике классического германского Средневековья, избрание короля Германии не оговаривается условием одобрения его кандидатуры папой. В 80-е годы XV века в ряде официальных документов появится название «Священная Римская империя германской нации», достаточно красноречиво говорящее о новой самоидентификации германского этнокультурного сознания. Наконец об этом убедительно свидетельствует и совпадение в ряде источников XV века понятий «немецкая нация» (natio Teutonica, teutsche Nation) и «немецкая земля» (Deutschland), при всем том, что сохраняется грань между этническими областями, политически и экономически замкнутыми феодальными княжествами, городами, накладывающая отпечаток и на формирующиеся «национально-исторические» мифы.