II. Основываясь на фабуле, составьте обвинительную речь.

Кудрявцева К.Д., желая отомстить своему мужу, Кудрявцеву В.П., за несложившуюся семейную жизнь, а также растрату им 11 долларов США и продажу ее золотого кольца, уговорила своих родственников Иванова А.П. и Новикова К.М. избить его. Подстрекаемые ею Иванов А.П. и Новиков К.М. заранее договорились о совместном совершении преступления. Кудрявцева К.Д. должна была ночью вызвать мужа из дома и вместе с ними на автомашине вывезти его за город, а мужчины в ее присутствии избить Кудрявцева К.Д. и оставить там. 16 марта 2012 г. около 24 часов они насильно вывезли Кудрявцева К.Д. за город. Иванов А.П. и Новиков К.М. вытащили его из машины и в присутствии Кудрявцевой К.Д., несмотря на просьбы Кудрявцева К.Д. о прощении, избивали, пока потерпевший не потерял сознание. Ему были причинены телесные повреждения, которые характеризуются длительным расстройством здоровья (свыше 21 дня). Затем Иванов А.П., Новиков К.М. и Кудрявцева К.Д. оставили его в беспомощном состоянии одного в безлюдной местности при температуре воздуха –13 градусов Цельсия и уехали. Очнувшись, Кудрявцев К.Д. пытался ползти, но вновь потерял сознание. Жителем деревни, Семеновым А.М, утром 17 марта 2012 г. он был доставлен в больницу в тяжелом состоянии. У Кудрявцева К.Д. произошло обморожение обеих кистей рук четвертой степени, что повлекло их ампутацию и вызвало расстройство здоровья, соединенное со стойкой утратой общей трудоспособности в размере 1/3. Обстоятельства совершения преступления установлены на основании осмотра места происшествия, данных судебно-медицинской экспертизы, показаний свидетеля и потерпевшего, признательных показаний подсудимых.

Вариант 8

I. Выполните анализ речи н.П. Карабчевского по делу Шишкина.

Господа присяжные заседатели! Я ни на секунду не сомневаюсь в том, что всем нам равно присущее чувство правды, простое и бесхитростное, давно уже подсказало вам разгадку этого несложного дела. Но в делах судебных, по-видимому, одного простого чувства правды мало. Каждое явление живой действительности, носящее на себе хотя бы только внешние признаки нарушения писаного закона, становится достоянием юристов, подобно тому как мертвое тело, найденное при сомнительных условиях, – достоянием полицейских врачей и хирургов.

Мои почтенные противники – прокурор и поверенный гражданского истца в качестве заправских юристов проявили беспощадность хирургов при анализе события, имевшего место 2 февраля 1896 года в клубе общественного собрания г. Елисаветграда. В поведении Александра Шишкина, вызванном тяжким оскорблением, полученным им от отставного корнета Павловского, они не видят и не хотят видеть ничего другого, кроме умышленного покушения на убийство, хотя и совершенного в запальчивости и раздражении, но все же совершенного сознательно, с целью лишить жизни человека. Забывая на минуту все перипетии, все предшествующие моменту выстрелов отношения Павловского к Шишкину, я остановлюсь пока только на строго юридической точке зрения. Но и с этой формальной стороны в действиях Шишкина невозможно усмотреть покушения на убийство. Имеется налицо только самозащита человека, потрясенного тяжким ударом, неизвестно как и откуда исходящим, неизвестно чем еще впереди угрожающим. Наш закон знает «необходимую оборону», он позволяет с оружием в руках защищать свою жизнь, здоровье, свободу. Правда, в законе нет, к сожалению, специального указания на право защиты таким же путем своей чести. Но вы, вероятно, согласитесь со мной, что удар, сбивающий вас с ног, удар, за которым вы не знаете, не последует ли тотчас же другой, еще более сильный, и притом со стороны человека, заведомо для вас обладающего феноменальной физической силой и вдобавок носящего всегда в кармане револьвер, – такой удар, нанесенный вам притом изменнически, когда вы еще не разглядели противника, заключает в себе элементы не простого оскорбления и насилия, а явной, реальной угрозы не только вашей чести, но и вашей телесной неприкосновенности, вашему здоровью, если не самой жизни.

Еще не поднявшись с пола, оглушенный, ошеломленный жестоким ударом, Шишкин стал стрелять. Он выпустил три заряда. Легко понять то взбаламученное душевное состояние, в котором он находился. В подобном положении люди иногда и сами на себя от стыда и позора за незаслуженное оскорбление способны наложить руки. Чего же бы вы хотели: чтобы этот молодой человек, симпатичный, полный жизни и светлых надежд, и притом человек семейный, убил бы себя тут же на месте? Это более бы удовлетворило вас?

С достоверностью мы можем сказать одно: Шишкин стрелял в ответ на оскорбление, дабы реабилитировать себя в глазах того же многолюдного собрания, среди которого им было получено тяжкое оскорбление. Наконец, он мог, а пожалуй, даже должен был стрелять, чтобы дать острастку, чтобы дать знать Павловскому, что всякая дальнейшая попытка к нападению не пройдет уже для него безнаказанной. Пули, летевшие в разные стороны, в карнизы хор, в потолок, в ногу господина Дунина-Жуковского, не свидетельствуют ли нам о том, что стрелявший был в том расстроенном душевном состоянии, в том явном затемнении сознания, когда вообще о каком-либо сознательном намерении, а стало быть, о намерении лишить жизни именно господина Павловского, не могло быть и речи.

Местные землевладельцы, господа Стенбок-Фермор, Дмитриев и Шишкин, со своими женами, едва успели занять место в общем зале ресторана «Мариани», как вдруг с соседнего стола, занятого компанией каких-то офицеров, раздалась непечатная брань, грубая, пьяная, нецензурная.

Едва компания достигла коридора, как ее настигает господин Вальчевский, родственник и собутыльник Павловского, и предупредительно сообщает: «Разве вы не знаете, господа, с кем имеете дело? Это Павловский, сам Павловский!» Компания удаляется в отдельный кабинет. Запирают дверь на замок. Тщетная предосторожность! Своим огромным, всесокрушающим кулаком Павловский принимается колотить в дверь. Дверь трещит и начинает подаваться. Дамы доведены почти до обморочного состояния. Тем временем Шишкин послал за полицией, за воинским начальником, и когда власти прибыли, о происшествии произвели дознание, составили протокол и арестовали Павловского. Вот та «кровная обида», которую никак не мог простить Шишкину господин Павловский, которая, по соображениям моих противников, не могла быть ни забыта, ни прощена истинным дворянином и бывшим военным...

В таком случае Павловский должен явиться нравственно ответственным за все свое предыдущее поведение, прикрываемое им девизом чести. Чтобы основательно судить, в чем заключалось это поведение, достаточно одного последовательного перечня его деяний. Непечатная брань по адресу ни в чем неповинных женщин, избиение господина Фермера, изуродование его бороды, стреляние в Шишкина, принятие прощения своих собственных вин, нарушение данного честного слова, выслеживание Шишкина в течение более года с револьвером в руках и, наконец, нападение на него врасплох 2 февраля в общественном клубе. Выстрелы Шишкина, по указанию допрошенных здесь свидетелей, как и следовало ожидать, все же отрезвили Павловского. Насколько он гордо наступал, настолько же трусливо пятился назад, извиваясь, приседая и опасливо закрывая голову руками... Он растерянно выскочил из клуба, позабыв даже надеть фуражку. Ваш приговор невольно будет обнимать собой и нравственную оценку действий Павловского. Надо надеяться, что он еще более отрезвит его. Вы заставите его попятиться еще далее. Прошу вас вынести Шишкину оправдательный приговор.