3.3. Роберт Нозик

Роберт Нозик является той фигурой, благодаря которой восстает из забвения проблематика «права на утопию», подразумеваемого миллевским идеалом свободы. Конкретно, в заключительной части своей книги «Анархия. Государство. Утопия» (1974 г.) Нозик размышляет над институциональной структурой, способной реализовать «право на утопию», предлагая модель т.н. «рамки для утопии». Напомним, что в первой части своей книги «Анархия, Государство и Утопия» Нозик критикует анархистское представление о моральной ущербности любого государства, моделируя возможное возникновение минимального государства из доминирующей защитной ассоциации в результате стихийного процесса (как выражается Нозик, в «процессе невидимой руки»), при которой не происходит несправедливого ущемления чьих-либо прав. Во второй части книги он критикует модели государств, по объему своих функций и полномочий превосходящих минимальное (например, осуществляющих перераспределение в пользу наименее преуспевших по Роллзу). Наконец, в третьей части Нозик эксплицирует модель минимального государства как «рамки для утопии»³². Логика его рассуждений такова: если мы принимаем ситуацию (относительного, но весьма значительного) ценностного плюрализма как факт, нам остается только одна возможность: предложить утопический проект не как путь к воплощению конкретного идеала, а как форму, дающую право стремиться к воплощению почти любого идеала³³. Замечание «почти» здесь означает, что даже такой проект предполагает существование некоторого общего ценностного базиса (например, «этики добровольности») и запрещает практики и проекты, противоречащие этому базису³⁴. Нозик описывает «рамку для утопии» как «многообразие сообществ, членами которых люди могут стать, если их примут; которые они могут покинуть, если захотят; которым они могут придать форму, в соответствии со своими желаниями; общество, в котором можно воплощать утопические эксперименты, можно выбирать стиль жизни, а также можно в одиночку или совместно с кем-то реализовывать разные представления о благе». Его модель есть лишь последовательная реализация миллевского идеала свободы, неизбежно ведущая к «пролиферации сообществ»: «Утопия будет состоять из утопий, из множества различных неоднородных сообществ, в которых люди будут вести разный образ жизни в разных институциональных условиях <…> Утопия – это рамка для утопий, место, где люди вольны добровольно объединяться, чтобы попытаться реализовать собственный идеал хорошей жизни в идеальном обществе, где, однако, никто не может навязать другим собственные представления об утопии. Утопическое общество – это общество утопизма <…> утопия – это метаутопия: это среда, в которой можно проводить утопические эксперименты».

Касательно предложенной модели «рамки для утопии» необходимо отметить следующие проблемные моменты:

1. В модели Нозика все проекты называются утопиями (что некорректно), так что его «рамку для утопии» можно назвать «панутопизмом». Однако такое несколько «вольное» словоупотребление возникло, конечно, не потому, что Нозик не отдает себе отчета в том, что в содержании многих проектов может не быть ничего специфически утопического.

2. Нозик постоянно использует понятие добровольность, не проводя исследования возможных смыслов данного понятия. Можно сказать, что он использует это понятие в самом широком, инклюзивном смысле.

3. Чрезвычайно трудной проблемой является проблема границ добровольности, ибо на этих границах мы порой сталкиваемся с её парадоксальной сущностью. Возможно ли, например, добровольное вступление в сообщество, устав которого запрещает выход из него? Возможен ли добровольный отказ от дальнейшего использования права на добровольность? Нозик отвечает на подобный вопрос утвердительно: «любой индивид имеет право добровольно связать себя любыми конкретными ограничениями и, таким образом, имеет право использовать добровольную рамку, чтобы выйти за её пределы»³⁵ [C. 403-404]. Более того: «будет ли свободная система позволять ему продать себя в рабство? Я считаю, что да» [C. 403]. Проблема добровольной продажи себя в рабство³⁶ является чем-то гораздо большим, нежели просто умозрительным казусом. Проблему «продажи себя в рабство» не обошел вниманием еще Милль, и его позиция в этом вопросе противоречит позиции Нозика: «у нас и в большей части других цивилизованных государств признается недействительным обязательство, по которому человек продает себя в рабство или соглашается на подобную продажу; силу такого рода обязательств равно отрицают и закон, и общее мнение. Почему в этом случае власть индивидуума над самим собой подвергается ограничению, очевидно само по себе. Действия индивидуума, касающиеся только его самого, признаются не подлежащими ничьему вмешательству единственно из уважения к его индивидуальной свободе; свободный выбор индивидуума принимается за очевидное свидетельство, что избранное им для него желательно, или по крайней мере сносно, и его личное благо признается наилучше для него достижимым при том условии, если ему предоставлена будет свобода стремиться к этому благу теми путями, какие признает за лучшие. Но продажа себя в рабство есть отречение от своей свободы; это - такой акт свободной воли индивидуума, которым он навсегда отрекается от пользования своей свободой, и, следовательно, совершая этот акт, он сам уничтожает то основание, которым устанавливается признание за ним права устраивать свою жизнь по своему усмотрению. С минуты совершения этого акта он перестает быть свободным и ставит себя в такое положение, которое не допускает даже возможности предположить, чтобы он мог оставаться в нем по своей воле… Принцип свободы нисколько не предполагает признания за индивидуумом свободы быть несвободным. Признать за индивидуумом право отречься от своей свободы не значит признавать его свободным». Проблема для Милля решается просто, видимо, потому, что он рассуждает о рабстве буквальном, физическом, существовавшем в его время как социальный институт³⁷. Однако помимо физического возможно и духовное рабство, реализующееся путем индоктринации, ограничения доступа к информации, «промывки мозгов» и т.д. В действительности, если понимать добровольность как способность к информированному (включая знание перечня альтернатив) осознанному выбору, то продажа себя в духовное рабство не есть некое исключительное событие, а, напротив, наиболее типичная жизненная ситуация. Это ситуация «бегства от свободы», возлагание бремени «всех этих решений» на ту или иную авторитарную инстанцию. В свою очередь запрет на продажу себя в рабство (физическое либо духовное) означает институционализацию принуждения к добровольности.

4. Очевидно, что постулирование Нозиком права на отказ от добровольности открывает простор для существования в «рамке для утопии» любых тоталитарных сообществ, практикующих индоктринацию, духовное рабство. Однако в другом месте своего сочинения Нозик уделяет внимание проблеме индоктринации, осознавая её лишь как проблему ограничения доступа к информации: «некоторые сообщества, чтобы помешать оттоку членов в другие сообщества, могут попытаться скрыть от части своих членов информацию о природе тех сообществ, к которым они могли бы захотеть присоединиться». Далее, высказывания Нозика по проблеме предотвращения индоктринации местами выглядят противоречивыми. С одной стороны он пишет, что в добровольных сообществах допустимы «ограничения того, какие книги разрешены в данном обществе» [С. 392], с другой – «Еще более сложные проблемы возникают с детьми. Следует каким-то образом гарантировать им, что они получат информацию о возможностях, которые открывает перед ними мир»³⁸ [С. 403]. Однако нам представляется, что проблема ограничения доступа к информации затрагивает лишь внешний по отношению к субъекту аспект проблемы индоктринации, и совсем не затрагивает внутренний – бегство субъекта от свободы как от непосильного бремени. Так или иначе, зафиксируем, что если мы вкладываем в понятие добровольности информированность, осведомленность субъекта об альтернативах, из которых он волен выбирать, то реализация такой добровольности требует институционализации принуждения к добровольности. Поскольку феномен бегства от свободы представляется неискоренимым (как писал Б. Рассел, «Многие люди скорее умрут, чем начнут думать и умирают, так и не начав»), мы можем мыслить принуждение к добровольности лишь как самопринуждение, реализующееся в некой «элитарной» подрамке внутри «рамки для утопии» Нозика. Что же касается возможности добровольно продать себя в рабство, нам представляется, что избежать парадоксов здесь можно, если наложить всеобщий запрет на необратимый отказ от добровольности, призванный учесть тот факт, что за время, минувшее после отказа от добровольности (т.е. отказа от права выхода из сообщества), человек может пересмотреть свои взгляды и понять, что он уже не тот, кто столь недальновидно «продал себя в рабство».