ЛЕКЦИЯ № 1.

Языковая норма, её роль в становлении и функционировании литературного языка.

Литературный язык — образование в определенной степени ис­кусственное. Нормы литературного языка — это набор языковых характеристик, противопоставляющих в представлении говорящих правильное и неправильное употребление. Установлением литера­турных норм занимаются филологи-русисты. Наиболее важные нор­мы, такие, как Правила орфографии и пунктуации, обсуждаются на государственном уровне. На разных этапах развития русской куль­туры цели и источники кодификации языка были различны.

Рассмотрим несколько примеров из истории русского литера­турного языка.

Глава государства как нормализатор языка. Культурные реформы и языковая политика Петра 1

Для Петра Великого языковая политика была неотъемлемой частью культурных реформ, направленных на европеизацию обще­ства, на его «перевоспитание» в светском духе (перемена платья, бритье бород, переименование государственных должностей, заведе­ние ассамблей, устройство публичных триумфальных шествий, мас­карадов, пародийно-кощунственных-зрелищ). Принятие новой куль­туры было для подданных Петра знаком преданности новому поряд­ку. Новая культура должна была создать для себя новый язык. Наиболее наглядным образом создание нового, светского, противопо­ставленного церковному, языка выразилось в реформе азбуки — во введении гражданского шрифта, инициированном самим Петром. В 1708 году Петр I издал указ о замене церковнославянского шрифта русской гражданской азбукой с упрощенным и более округлым на­чертанием букв. Проект начертаний букв был лично одобрен импе­ратором, по его же приказу первые комплекты литер были заказаны в Голландии. Кроме того, Петр I устранил ненужные для русского языка буквы (омегу, большой и малый юсы), однако оставил дублет­ные буквы: е и ять (Ъ), ф и фиту (О); г и ц.

Труднее было переустроить язык в целом и вытеснить церковно­славянский из сферы светской культуры. Однако на протяжении всего царствования Петр заботился об этом неустанно. Об этом свидетель­ствует целый ряд его распоряжений, чтобы та или иная книга была написана на «простом» или «общем» языке, без «высоких» слов и т. п. Переводчикам иностранных пособий по географии, геометрии, исто­рии и составителям словарей Петр предписывал «высоких слов славенских не класть», а писать «простым русским языком». Книги, не удовлетворявшие этому условию, Петр отсылал обратно для исправ­ления. Подобная правка включала, например, замену дабы. на чтобы, егда на когда, аки бы. на будто, яко на что, неопределенных форм глагола на -ти типа быти на формы на -ть — быть, форм на -ся на формы на -сь: учуся — учусь, форм второго лица единственного числа на -ши на формы на -шь: учиши — на учишь. Даже для неспециалиста, очевидно, что проводимые замены имели систематический харак­тер и приближали русский язык к его современному состоянию.

Влияние идеологии на установление норм русского литературного языка

В ХVIII-Х1Х веках выработка норм русского литературного язы­ка шла постоянно. Значительную роль в этом сыграли светская и духовная цензуры, ограничивавшие и запрещавшие употребление в издаваемых книгах определенных слов. Приведем один пример. В конце 1830-1840-х гг. духовная цензура ограничивала употребление в религиозных сочинениях заимствованных слов, таких, как герой, идея, система, гармония, натурализм, патриотизм, контора. Тер­мин контекст предлагалось заменить на выражение состав речи. Изгонялись из духовной литературы и слова «подлые и грубые», т. е. простонародные: жранье, цалую, ретко, водить за нос, хлопать уша­ми, плут, пьяница, мальчишка. «В 1854 году митрополит Филарет, направляя в цензуру одно духовное сочинение, предлагал "особо по­просить цензора, чтобы он почистил некоторые слова и словосочета­ния, например, вместо картошки поставил бы картофель". В других случаях он мог указывать, что "слово свечка мелочно для сочинения серьезнаго и строгаго" или что слово тятька есть "неприличное в печати, особенно в статье, которая взялась рассуждать догматически и канонически. В 1851 году духовная цензура отвергает книжку "Беседы с больным крестьянином", указывая, в частности... что "везде в обращениях к наставляемому больному употребляются такие слова сердечной нежности, в которых высокая и святая любовь христианская не имеет нужды для своего выражения, как-то: мой милый, мой сердечный, дружочек, голубчик"».

В данном случае нормализатором определенной сферы использования языка является церковь, выступающая против проникновения в «чистый» язык духовных сочинений заимствований и простонародных, «площадных» слов. Духовная цензура ведет себя более жёстко и непримиримо, чем цензура светская, с точки, зрения которой некоторые из нежелательных в религиозной литературе слов вполне допустимы. Дополнительным критерием для дозволения или запрещения того или иного слова, помимо чистоты языка, служит христианская идеология. Весьма сильное отталкивание от простонародных элементов видно в борьбе митрополита Филарета с выражением начинать с Бога. Филарет настаивает на том, что правильно лишь: начинать от Бога, хотя норме светского литературного языка той поры, как и современного русского языка, соответствуют оба варианта. Употребление переводчиком духовного сочинения конструкции начинать с Бога Филарет гневно объясняет следующим образом: «...Так, по его мнению, говорит народ, и притом безграмотный. Надобно ли, чтобы и в духовную словесность проникало это идолопоклонство народу, от которого падает не одна словесность?» Конечно, полностью изгнать то или иное слово из языка духовным цензорам было не по силам. Но нас эта ситуация интересует как пример влияния идеологии на действия официальных органов по кодификации русского языка.

Первая орфографическая реформа

Самые известные и волнующие широкую общественность нормализаторские акты — это орфографические реформы. Первой орфографической реформой принято называть реформу, проведенную в 17 году сначала Временным правительством, а затем Советской властью. История реформы такова.

Еще в 1860-е годы культурная интеллигенция России — филологи, учителя, журналисты — подняла вопрос о необходимости реформы русского письма. М. Н. Катков, редактор журнала «Русский Вестник», писал в 1862 году: «Нам кажется, что дело следует начать с отмены ера в конце слов, но мы полагаем, что для этого нужно согласие, по крайней мере, нескольких из наиболее распространенных наших журналов. Мы заранее заявляем готовность присоединиться к договору. Сбережение от устранения буквы Ъ составило бы примерно 8% на набор, печать и бумагу. Издания, тратящие на эти предметы 100 000 руб­лей, будут платить за букву Ъ примерно 8000 рублей».

На рубеже Х1Х-ХХ вв. обсуждение возможной реформы активи­зировалось. 14 февраля 1904 года на заседании Отделения русского языка и словесности Академии наук в ответ на запрос главного управ­ления военно-учебных заведений о русской орфографии было приня­то решение образовать рабочую группу для решения вопроса о рус­ском правописании. В Орфографическую подкомиссию вошли члены Академии — крупнейшие русские филологи того времени. Вопрос стоял так: желательно ли упрощение русского правописания, а если да, то должна ли реформа включать изменение алфавита, то есть отмену букв Ъ, Ь, в, Ь или, по крайней мере, некоторых из них. На первом заседании Орфографической подкомиссии обсуждались вопросы: ка­кую букву из двух, обозначающих звук [и] отменить — г или и, писать о или а в первом слоге слов типа собака, король; ы или и писать в слове Цицерон, з или с писать на конце приставок без-, воз- и т. д.

Пока ученые разрабатывали проект реформы, в прессе разгоре­лась жаркая дискуссия. Противники реформы называли деятель­ность Орфографической подкомиссии «жалкой и презренной войной с буквой ять», обвиняли академиков то в поспешности и недобросовест­ности, то в антирусской ориентации, то в отходе от священных традиций основателей славянской письменности Кирилла и Мефодия. Реакционная газета «Новое время» призывала общество «крепко стоять на страже наших священных кирилло-мефодиевских тради­ций, за которые приходилось некогда, правда, при других условиях, бороться и первому устроителю русского правописания — Ломоно­сову. Россия слишком широка, чтобы перестраивать свою письмен­ность по выговору "Масквы пасада, авашнова ряда", и слишком ста­ра, чтобы переучиваться грамоте у московских или казанских шуль-мейстеров». Против реформы выступали многие русские писатели и поэты. Л. Н. Толстой в беседе с корреспондентом газеты «Русь» на­звал реформу «нелепой», «типичной выдумкой ученых, которая, ко­нечно, не может пройти в жизнь». -

Тем не менее, работа продолжалась, и в 1912 году вышло «Поста­новление Орфографической подкомиссии», в котором предлагались следующие нововведения;

• в русском правописании Ъ заменить на е, О на ф, I заменить на и;

• устранить букву ъ как «твердый знак», но сохранить ее на конце приставок в значении знака разделительного;

• не писать ь в конце слов за всегда твердыми ж и ад, например, в именительном и винительном падежах единственного числа слов женского рода (писать рож вместо рожь, плеш вместо плешь), во 2-м лице единственного числа настоящего и будущего времени (вместо ходишь, дашь писать ходиш, даш), на конце наречий и союзов (вместо лишь, сплошь, настежь писать лиш, сплош, настеж);

• не писать ь в положении за всегда мягкими ч, щ на конце слов:

ноч, пгоч в точ, вещ, помощ;

• передавать звук [о] буквой о там, где он явственно слышится после ч и ад (пчолка, черный), но там, где слышится [е], так и писать букву е пчела, чернеть);

• в приставках, оканчивающихся на з, перед всеми глухими со­гласными писать с: разбить, но рассердить',

• писать в родительном падеже единственного числа прилагатель­ных, местоимений и причастий мужского и среднего рода -ого, -его вместо -аго, -яго: мужского, среднего;

• писать во всех трех родах они, одни, одних, одним, одними (ранее было женского рода);

• исключить из правописания правило, требующее писать ея в ро­дительном падеже местоимения женского рода, и писать ее. Последовал еще больший взрыв эмоций в прессе, были выпуще­ны специальные циркуляры Министерства народного просвещения в защиту ь и ъ. Комиссия для утверждения постановлений подко­миссии так и не была созвана.

В начале 1917 года Первый Всероссийский съезд преподавате­лей русского языка средней школы единогласно принял решение о «необходимости скорейшей реформы русского правописания в том направлении, какое намечено проектом Орфографической подкомис­сии при Академии наук», и обратился в Академию наук с ходатай­ством о скорейшем завершении работы над реформой. В Академии была образована новая комиссия, в которой преобладали сторонники умеренной реформы. Поэтому на утверждение Совещания по вопро­су об упрощении русского правописания 11 (24) мая 1917 года был вынесен компромиссный проект с сохранением ь, двух букв для зву­ка [и], непоследовательными правилами употребления е/о после шипящих и ц и т. д. Однако Совещание повело себя неожиданно радикально и постановило принять проект 1912 года, за исключени­ем правил написания о и е после шипящих и ц, а также отмены ь после шипящих на конце слов типа речь, ходишь, режь, настежь.

По установленной новой орфографии должны были печататься учебники и другие книги и периодические издания, выходившие под эгидой Министерства просвещения. Но в других ведомствах, в пери­одической печати, книгах сохранялась старая орфография. Там ре­форма была проведена только декретами Советского правительства от 23.12.1917 г. и 10.10.1918 г. «Декрет о введении нового правопи­сания» гласил:

«Все правительственные и государственные издания, периоди­ческие (газеты, журналы) и непериодические (книги, труды, сборни­ки и т. д.), должны печататься согласно новому правописанию с 1 ян­варя 1918 г.

Во всех школах республики переход к новому правописанию должен быть произведен согласно следующим основаниям:

1. Реформа правописания проводится постепенно, начиная с млад­шего отделения начальной школы.

2. При проведении реформы не может быть допущено принуди­тельного переучивания для тех, кто уже усвоил правила прежнего правописания».

Таким образом, орфографическая реформа, которая незнающими людьми приписывается большевикам, была разработана еще в Рос­сийской империи и запущена в действие при Временном правитель­стве. Конечно, для новой власти окончательное уничтожение букв ъ и ь было частью борьбы с «пережитками старого мира», но важно понимать: орфографическая реформа имела хорошо продуманную лингвистическую основу и была нацелена на усовершенствование правописания, а не являлась просто выполнением идеологической задачи.

Несостоявшиеся орфографические реформы второй половины XX века

Не меньше мифов и заблуждений связано с несостоявшейся ор­фографической реформой 60-х годов. Якобы она заключалась во вве­дении «забавных» написаний типа мыш и огурци. Дело обстояло гораздо серьезнее: целью реформы было упрощение и упорядочение орфографии, устранение ненужных исключений, «снятие» проблем в тех случаях, где даже грамотные люди делают ошибки.

Три главные предложения реформы 60-х годов:

1. Писать мыш,рож, помниш, еште, печ, стричся, настеж, т. е. отменить мягкий знак в тех словах, где он не обозначает мягкости (после всегда твердых или всегда мягких шипящих), а употребляет­ся традиционно.

2. Писать после ц всегда и: ципленок, огурци.

3. После всех шипящих под ударением писать о, без ударения — е: жолудь, но желудей, шолк, но шелковистый.

Отрицательная реакция общественности не позволила воплотить

этот проект в жизнь.

Последний проект орфографической реформы разрабатывался уже на наших глазах, но тоже остался нереализованным. Он предполагал, например, следующие существенные нововведения:

1. Писать последовательно без буквы и перед е нарицательные имена существительные с компонентом -ер: конвеер, стаер, феерверк, плеер. В остальных словах (преимущественно редких и экзотиче­ских) и перед е и я сохраняется (дуайен, фойе, аллилуйя, майя, папайя, паранойя, секвойя и др.).

2. Приблизить к произношению написание слов брошура, пара-шут, которые раньше в порядке исключения писались с ю. По неиз­вестной причине в остальных исключениях то сохраняется: жюлъен,

жюри и др.

3. Расширить употребление разделительного ъ перед е, ё, ю, я:

теперь с ъ предлагается писать также и сложносокращенные слова. (военъюрист, детъясли, инъяз и т. д.). В этих случаях ъ будет указы­вать на твердость согласного.

4. Изменить принцип написания сложных прилагательных.

5. Изменить правописание некоторых окончаний существитель­ных, а также н/нн в суффиксах причастий типа стриженый, писа­ный.

Достоинством проекта, которое не было понято многими его кри­тиками, была возможность в некоторых случаях выбирать вариант "написания по усмотрению пишущего, например, для не носящих ус­тойчивого или терминологического характера сочетаний типа крича­ще яркий (кричаще-яркий), детски беспомощный (детски-беспомощ­ный), барски пренебрежительный (барски-пренебрежительный) и т. п. Кроме того, в проекте давалось объяснение следующему случаю, в котором авторская орфография произведений русской художествен­ной литературы часто вводит нас в заблуждение. Оговаривалось, что, в отличие от общего правила, в художественной, особенно поэтиче­ской, речи допускается написание форм предложного падежа существительных среднего рода на -ье (обычно при предлоге в) с оконча­нием -и (вместо -е), например: В молчанъи шел один ты. с мыслию великой (А. С. Пушкин), в сраженъи, в усердьи. Но современный че­ловек должен писать -ье: в Запорожье, в сраженье.

Проект реформы давал пишущему гораздо больше свободы, чем раньше, при переносе слов.

Проект отразил и изменения в общественной жизни России, ска­завшиеся на современной орфографической практике: в нем пред­лагалось узаконить написание с прописной буквы слов Бог, Господь, Богородица, названий религиозных праздников. При этом в выраже­ниях типа ей-богу, боже мой, не бог весть что и др. слово бог продол­жало бы писаться со строчной буквы.

Проект реформы не был принят, но, вполне вероятно, что возвра­щение к дискуссии об изменении русского правописания произойдет уже в ближайшее время.

Современные проблемы кодификации языка

В настоящее время главным учреждением, занимающимся ко­дификацией языка, является Институт русского языка Академии наук РФ им. В. В. Виноградова. В нем работает телефонная спра­вочная служба, составляются самые авторитетные толковые, орфо­графические, орфоэпические и другие словари, например, готовятся переиздания знаменитого словаря Ожегова, к которому мы обраща­емся, когда хотим узнать значение какого-либо слова.

Одна из главных проблем, с которыми сталкиваются кодифика­торы сейчас, «вымирание» элитарного типа речевой культуры. Имен­но на элитарный тип привыкли ориентироваться специалисты при установлении норм. В наше время говорящих элитарного типа — единицы. Большинство культурных, грамотных людей, даже тех, кого мы безоговорочно готовы признать языковыми авторитетами, принадлежат к так называемому среднелитературному типу рече­вой культуры. Носитель языка среднелитературного типа не дела­ет грубых ошибок в произношении, употреблении, образовании форм слов и в построении предложений, обладает достаточно богатым словарем, умеет говорить и писать правильно, понятно и выразительно, понимать сложные тексты, следует речевому этикету. Но в речи таких говорящих, особенно спонтанной, неподготовленной, многие кодифицированные нормы заменяются на узуальные (не узаконенные, но частотные). Вместо кодифицированного в слова­рях обеспечение, такой говорящий скажет обычно обеспечение (даже зная, что это неправильно), вместо надеть туфли — одеть туфли (потом человек может спохватиться и исправиться) и т. п. Созда­ется разрыв между кодифицированной нормой (предписаниями словарей и справочников) и нормой узуальной, сложившейся в упот­реблении (подчеркнем: в речи образованных, культурных людей). Возникает, соответственно, вопрос: не следует ли отказаться от «мертвых» кодифицированных норм и узаконить нормы «живые», узуальные? Это невозможно. Невозможно точно определить, что зна­чит «большинство образованных, грамотных людей»: какое боль­шинство? как его подсчитать? каких людей признать «образованны­ми, грамотными» — всех, кто имеет высшее образование? как быть с невольными ошибками спонтанной речи, оговорками, описками? Кро­ме того, радикальная замена кодифицированной нормы на узуаль­ную нежелательна потому, что она резко увеличит разрыв между языком поколений, что затруднит передачу информации и породит культурные конфликты. Поэтому кодификаторы языка, по самой 'сути своей специальности, обязаны быть консерваторами, обязаны чутко прислушиваться к новым тенденциям в употреблении и при этом немного притормаживать их легализацию. Это вполне объяс­нимо: представьте, что было бы, если бы правила орфографии и пунктуации менялись несколько раз за время вашего обучения в школе или если бы каждые пять-десять лет радикально менялись бы нормы произношения! Подведем итоги.

Культура речи — умение говорить и писать правильно, понятно, выразительно. Критерии правильности, понятности и выразительно­сти различаются в разных сферах использования языка.

Основой культуры речи служит соблюдение норм литературно­го языка. Кодифицированные нормы едины и обязательны для всех носителей русского языка, устанавливаются специалистами-фило­логами и фиксируются в справочниках и словарях. В речевой прак­тике образованных носителей языка складываются узуальные нор­мы, которые могут конкурировать с кодифицированными. Широко распространенные узуальные нормы, не противоречащие духу языка и здоровым тенденциям его развития, могут со временем кодифи­цироваться.

Кодифицированный литературный язык существует в нескольких стилевых разновидностях, каждая из которых обслуживает свою функциональную сферу: официально-деловую, научную, публицистическую, бытовую коммуникацию, художественную литературу. За пределами литературного языка — диалекты, жаргоны, просторечие — сферы ненормированного употребления.

Понятие литературно-языковой и стилистической норм

Литературно-языковая норма и стилистическая норма — это поня­тия, которые раскрываются в тесной связи друг с другом.

Литературно-языковая норма

Норма языка (языка вообще) — это общепринятое и закрепленное

в данное время в данном языковом коллективе употребление

языковых средств.

С нормой же литературного языка обычно связывают критерий об­разцовости. Ее определяют как образцовое применение (употребление) языковых средств, как способ выражения, закрепленный в лучших образцах литературы и предпочитаемый образованной частью обще­ства. Литературно-языковая норма — сложное и неоднородное образо­вание, отличающееся от диалектной нормы не только сознательной кодификацией, большей строгостью и обязательностью, но и функци­онально-стилевой дифференциацией. По существу литературная нор­ма представляет собой систему норм, варьирующихся применительно к тому или иному функциональному стилю.

Стилистическая норма Стилистическая, или функционально-стиле­вая, норма представляет собой проявление литературно-языковой нормы в аспекте функционального стиля, т.е. ее функционально-стилевую (или стилистическую) разновидность. Иными словами, единая литературно-языковая норма распадается на общую норму и частные, функционально-стилевые нормы. Общая норма едина для литературного языка в целом, для всех его функционально-стилевых ответвлений. Она связывает стили, подстили и разновидности стилей в единую систему литературного языка.

Общая норма, точнее, общие нормы охватывают чуть ли не всю филологию с ее системой склонения и спряжения многие модели словообразования, ели словосочетаний, многие структурные схемы предложения, наконец основную часть словарного состава — стилистически нейтральную лексику.

Частные нормы затрагивают преимущественно такие языковые средства, которые имеют языковую стилистическую (кроме нулевой) или речевую функционально-стилевую окраску. В морфологии это некоторые падежные формы для отдельных разрядов имен существительных (на-мер, в отпуску), ряд видовременных значений глаголов (настоящее историческое, настоящее актуальное и др.) и переносных форм наклонения (сделай он это...), формы причастий и деепричастий и некоторые другие формы; в словообразовании — некоторые модели, имеющие экспрессивную окраску (доходяга, глазастый, ночевка) и функционально-левую окраску (теплопроводность, революционизировать и др.); в синтаксисе — довольно значительное количество типов предложения, например, определенно-личные, некоторые разновидности безличных, предложения усложненной структуры, периоды, в значительной мере порядок словорасположения, типы интонации и логического ударения; в лексике — стилистически окрашенные и функционально окрашенные яства (термины, лексические канцеляризмы). В целом частные, функционально-стилевые или стилистические нормы в отличие от общей языковой нормы обладают значительно меньшей обязательностью и четкостью границ. Однако нормы функционального стиля не­однородны: их ядро составляют нормы в достаточной мере строгие, (периферийные же нормы действительно факультативны и менее четки, например, научному стилю абсолютно противопоказан типичный для разговорно-обиходного стиля порядок слов, однако отдельные разговорные элементы лексики в нем допустимы.

Язык есть изображение всего, что существовало, существует и будет су­ществовать — всего, что только может обнять и постигнуть мысленное

око человека.

А.Ф. Мерзляков

Язык есть драгоценнейшее сокровище народа, первое средство его разви­тия и залог всех духовных успехов, главное право на славу в потомстве.

М.П. Погодин

Нормы одних стилей, например научного и разговорно-обиходного, отчетливо противопоставлены друг другу; нормы других стилей, например научного и официально-делового, могут иметь значительно меньше отличий.

Так, для научного стиля обязательна полнота синтакси­ческой структуры, границы предложения могут быть весьма протя­женными; разговорно-обиходному стилю, напротив, присуща непол­нота, к тому же не только на синтаксическом, но и на других уров­нях; длина предложений ограниченна. В научном тексте порядок слов подчинен логическому принципу, варианты словорасположения ограниченны. В разговорной речи порядок слов, отражая ее эмоцио­нально-экспрессивный характер, может иметь различные варианты, в том числе и расположение компонентов словосочетания в удалении друг от друга. В научной речи преобладают слова с отвлеченным зна­чением, в разговорной — с конкретным значением. Прямо противо­положными являются и условия функционирования указанных сти­лей: опосредованность общения и тщательная подготовленность — в научном, непосредственность общения и неподготовленность — в разговорно-обиходном. Различаются они и по форме проявления. Первичной, а иногда и единственной формой большинства научных жанров является письменная форма, первичной формой разговорно-обиходного стиля (если не считать жанр бытовых писем, который не­которые ученые относят к разговорному стилю) — устная форма, а его письменное отражение в художественной литературе не является зеркальным.

Нормы официально-делового стиля, отчасти со­впадая с нормами научного стиля, особенно на уровне синтаксиса, весь­ма существенно отличаются от последних. В официально-деловом стиле очень сильна тенденция к стандартизации выражения, захватывающей не только отдельные языковые средства, но и целые жанры данного сти­ля (строго установленные формы документа). Официально-деловому стилю категорически противопоказаны такие элементы «оживления» речи и тем более образности, как стилистически сниженная лексика, сравнения, метафоры, олицетворения, находящие — в известных пределах — место в отдельных разновидностях научного стиля.

Нормы публицистического стиля имеют широ­кую вариативность в связи с обилием жанров указанного стиля, а также проявлением его не только в письменной, но и в устной форме (речь агитатора и пропагандиста, отдельные виды «беседы» по теле­видению и т.п.), однако в целом они определяются присущей ему функцией сообщения и идеологического воздействия, порождающей синтез информативных и экспрессивных языковых средств, а для языка газеты ввиду ее оперативности и стандартизованных средств, т.е. соединение «экспрессии и стандарта».

Нормы языка художественной литературы, как уже отмечалось, настолько широки, что могут выходить отдельными своими сторонами за рамки литературного языка. Для языка художественной литературы характерен синтез разговорных и книжных языковых средств. Однако разговорная речь лишь в препарированном виде получает отражение в языке художественной литературы

прежде всего потому, что многие структурные качества разговорной речи, связанные с ее устной формой, неподготовленностью, непосредственностью общения между говорящими, не могут быть в чистом виде перенесены в письменный художественный текст. Обще­ние автора с читателем является опосредованным и односторонним,

лишенным обратной связи.

Нормы художественной речи приобретают индивидуальные чер­вы в творческой лаборатории писателя, отражая его художественные Воззрения и языковые вкусы, а также жанр, тему и идею произведе­ния. Если стиль официального документа в принципе безличен, стандартизован, шаблонен, то стиль художественного произведения в принципе индивидуален, оригинален и неповторим. Языковые шаблоны и штампы, встречающиеся в тех или иных литературных произведениях, свидетельствуют об их низком художественном качестве (если, разумеется, эти шаблоны и штампы не вводятся автором в художественных целях).

Русский язык чрезвычайно богат, гибок и живописен для выражения про­стых, естественных понятий.

В. Г. Белинский

Истинный вкус состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, та­кого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности.

АС. Пушкин

Борьба за чистоту, за смысловую точность, за остроту языка есть борьба за орудие культуры. М. Горький