28Палама, Григорий. Беседы (Омилии) в 3 т. Т.1[Текст]/Григорий Палама; пер. С греч. Архимандрит Амвросий (Погодин). – м., Паломник, 1993. – с. 163.

противоречие в творении человеком культуры заключено в ее тленности. Человек творит, напрягая все силы души – но убеждается, что все, созданное им погибает. Как же выйти из этого противоречия? Ясно, что однозначного ответа быть не может. Не есть ли заповедь творчества всего лишь наказание

за грех прародителей в раю, обязанность "возделывать землю, из которой человек взят"(Быт. 3, 23)? Не лучше ли человеку, желающему спасти свою душу для вечности просто отречься от всего и от всех? "Нет, – отвечает учитель безмолвия, – человек создан по образу Творца, призван творить и тем возвыситься над миром ангелов, которые не создают сами ничего, а служат лишь созданиям Божиим и охраняют человека – творца"²⁹.

Последний основной аспект антропологии св. Григория Паламы – тема о конечной судьбе человека. Поскольку эта антропология христианская, постольку смысл человеческого существования не может вмещаться в рамки временного бытия. Вместе с тем речь можно вести лишь о личной вечной жизни человека, рассматриваемого в своем глубинном персоналистическом значении, о человеческой ипостаси, ибо в данном контексте неуместна даже постановка вопроса о посмертном растворении индивида в безличном Божестве. Св. Григорий Палама ясно говорит о теозисе как конечной цели человеческого существа в его всецелом душевно-телесном единстве. Важно отметить, что он учит об изначальной предуставленности человека к обожению: "...Естество человеческое преимущественно пред всеми твореньями было создано по образу Божиему: ибо настолько у него была близость к Богу, что и стало возможным сойтись ему с Ним во едину Ипостась..."³⁰.

_____________________________

²⁹Киприан (Керн), архимандрит. К. Э. Антропология св. Григория Паламы[Текст] / Архимандрит Киприан (Керн). – М.: Паломник, 1996. – C. 377-378.

³⁰Палама, Григорий. Беседы (Омилии) в 3 т. Т.1[Текст]/Григорий Палама; пер. с греч. архимандрит Амвросий (Погодин). – М., Паломник, 1993. – С. 163.

Как же понимается теозис в исихазме? Относительно понимания этого термина могут иметь место две крайности: пантеистическая, когда человеческая личность растворяется в Божестве без остатка и метафорическая, не принимающая действительной реальности теозиса.

Далее, обожение есть богоуподобление, толковать которое могут как уподобление только лишь нравственное или же интеллектуальное. На основании анализа святоотеческих текстов, куда органично вписываются и сочинения исихастов, мы можем сказать, что обожение понимается здесь гораздо глубже, а именно – как реальное преображение всецелого человека в его психосоматическом единстве, начинающееся уже в земной жизни и ведущее человека к богоуподоблению. В силу непрерывного внедрения в душу человека Имени Божия образ Христа проникает в подсознание и расцветает в сознании. Совершается преображение души, начиная с ее скрытых глубин, преображение, имеющее своим пределом полное «обожение».

Безусловно, св. Григорий Палама не допускает и мысли о том, что обожение может иметь место безотносительно к волевому настрою человека. Воздействие божественной благодати является решающим фактором реальности теозиса, но не меньшее значение здесь имеет свободное желание человека. Свободное соединение двух любящих воль – Бога и человека – их соработничество, синергия – вот подлинное основание реального обожения в том его понимании, которое мы находим в святоотеческой литературе Православного Востока. Причем соединение Бога и человека, как уже было показано, происходит не по сущности, что вело бы к многобожию, но по энергии, которая, однако, является несозданной. Итак, для принятия обоживающей благодати Св. Духа человеку необходимо проявлять усилие, аскезу. Таковы главные черты учения о человеке св. Григория Паламы и его единомышленников, теоретически отчетливо осмыслившего древнюю традицию византийского исихазма.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Вопрос о месте, занимаемом св. Григорием Паламой в православном богословии, был объектом пристрастного обсуждения в силу полемических или апологетических тенденций лиц, занимавшихся этим вопросом, вследствие чего его защитники обычно подчеркивали его совершенный традиционализм, приверженность святоотеческому преданию и письменности, а противники видели в нем исключительно новатора, а значит — и еретика. Мы можем, однако, a priori утверждать, что чисто новаторский дух был бы просто немыслим для религиозного образа мыслей Византии. Сам св. Григорий Палама считал себя приверженцем Предания и любил обосновывать свои мысли святоотеческими свидетельствами. Легкость, с которой он находил нужные ему цитаты, доказывает, что бы ни говорили его противники, что он пребывал в самом средоточии церковного аскетического и богословского предания, тесно связанных для него друг с другом. И было бы действительно трудно не узнать традиционного и православного характера его учения об аскетической жизни, умной молитве, Фаворском свете и многом другом. Однако мы не можем считать св. Григория Паламу просто компилятором, повторяющим то, что было сказано до него. Он черпал свое богословие из личного опыта и умел все традиционные проблемы аскетики и богословия формулировать новым, свойственным только ему образом. Его учение отнюдь не является собранием разнородных элементов, а представляет собой гармоническое целое, отмеченное единством мысли. Среди оригинальных, но отнюдь не "новых" аспектов его богословия следует отметить мысль о важном значении тела в духовной жизни, о предназначении мира ангельского и мира человеческого, о деятельности (энергии) человека, а также его апологию "художественной молитвы" и тематическое развитие, которое он в рамках общего богословия привносит в богомыслие о Божестве, о нетварном Свете, о сущности и энергиях, соотнося эти мысли между собой и исследуя их в их соотношении с "Божественной простотой". В конце концов мы можем сказать, что традиционное мистическое учение православного Востока обрело в его творениях как свое систематическое выражение, так и философское и богословское оправдание. Св. Григорий Палама своим учением о нетварном Свете и божественных энергиях заложил в основу православного вероучения незыблемое основание, на котором только можно утверждать действительность общения человека с Богом и реальность его обожения, не впадая при этом в пантеистическое смешение, что было бы неизбежным без различения сущности и энергий. В целом св. Григорий Палама — не больший "новатор", чем святитель Афанасий Великий Александрийский, выразивший в неупотреблявшейся в его время богословской формуле единосущный. Как человека высокой личной святости и одного из столпов Православия, св. Григория Паламу с великой любовью почитает вся Православная Церковь.