1. Задача курса

В первой лекции предполагалось избрать в качестве исходной точки современную ситуацию в психиатрии с точки зрения вклада, внесенного антипсихиатрией в пересмотр вопросов, связанных с «властными отношениями, [которые] определяли функционирование больничной институции и [[..] диктовали формы медицинского вмешательства»,5 и провести в свете настоящего ретроспективный анализ исторического формирования этого диспозитива власти. Такой подход к созданию истории психиатрии не является традиционным.6 В отличие от попыток восстановить эволюцию понятий или доктрин анализировать работу институтов в которых осуществляет свое

3 Foucault М. [1] Maladie mentale et Personnalitй. Paris, Presses uni-versitaires de France, 1954; [2] Maladie mentale et Psychologic Version modifiйe. Pans: Presses universitaires de France, 1962.

4 Foucault M. [1] Folie et Dйraison. Histoire de la folie а Page classique. Paris: Plon, 1961. P. VII (Введение); [2] DE. I. N 4. P. 164.

5 Foucault M. DE. II. N 143. P. 685. См. также выше: с. 408.

6 По отношению к исследованиям по истории психиатрии, как предшествующим курсу «Психиатрическая власть», так и последующим. Ср., в частности: Ackernecht E. H. A Short History of Psychiatry. New York: Hafner, 1968.

действие психиатрия, избранный Фуко метод построения истории психиатрического диспозитива стремится выявить ее силовые или, наоборот, критические линии, возможные точки сопротивления или наступления. Так, в отличие от ранних работ автора, речь более не идет о суде над психиатрией, обвиняемой в сокрытии за своими нозологическими абстракциями и каузалистским образом мысли подлинных условий ментальной патологии.7 Фуко уже не стремится, как в «Истории безумия», понять, почему на определенном этапе истории наших отношений с безумцами их стали помещать в особые учреждения, предназначенные для ухода за ними. Теперь он берется поставить историю на службу выявления тайной преемственности, объединяющей наши нынешние депозитивы с феноменами прошлого, связанными с той или иной системой власти, с целью уточнить цели борьбы: «В области психиатрии, — утверждал Фуко в мае 1973 года, — важно, как мне кажется, выяснить, каким образом психиатрическое знание и психиатрический институт установились в начале XIX века, [...] если сейчас мы хотим бороться со всеми инстанциями нормализации».8 С этим и связана новизна проблематики курса. Ведь прежде, даже если подчас и рождалось подозрение, что свет медицинской истины оставался погружен в тень силовых отношений, выражавшихся в виде авторитета и господства,9 оно не приводило к анали-

7 Тогда как, например, в предисловии к переводу книги Л. Бинсван-гера «Сновидение и существование» (BinswangerL. Le Rкve et l'Exis-tence/ Trad. J. Verdeaux. Paris: Desclйe de Brouwer, 1954. P. 104) Фуко говорил о склонности психиатров «рассматривать болезнь как „объективный процесс", а больного — как инертную вещь, в которой этот процесс разворачивается». См. также: Foucault M. DE. I. P. 109.

8 Foucault M. DE. И. N139. P. 644 («Истина и юридические формы» [июнь 1974]). Ср. также интервью М. Фуко, записанное 8 октября 1976 г. на Радио-Франс под названием «Наказывать или лечить»: «Я считаю этот исторический анализ политически важным, поскольку необходимо четко определить то, с чем борешься».

9 Foucault M. Histoire de la folie. P. 606: «Медицинскому персонажу удается очертить безумие не потому, что он его знает, но потому, что он властен над ним; и то, что для позитивизма выразится в понятии объективности, есть лишь другая сторона, отражение этого господства».

414

415

зу тщательно разработанной и расчетливо иерархизированной власти, основополагающей для лечебницы. По поводу власти Фуко позднее признавался: «Я вполне сознаю, что практически не употреблял этого слова и не имел перед собой связанного с ним аналитического поля».10

Проблема психиатрической власти вышла на авансцену, несомненно, благодаря стечению двух обстоятельств: концептуальной динамики исследований самого Фуко и общей ситуации шестидесятых годов.

Осуществленный Фуко сдвиг выразился уже в том, что он переместил основной акцент на институциональное «насилие» и формы «господства», свойственные тому, что в курсе лекций в Коллеж де Франс за 1971/72 учебный год «Уголовные теории и институты» назвал «фундаментальными формами „знания-власти"»." Конечно, эта перестановка была связана с интересом к судебно-медицинским экспертизам — предмету проводившегося Фуко семинара, — которые привели его к необходимости понять, как и почему столь сомнительный при всех своих научных притязаниях дискурс повлек за собой столь впечатляющие властные эффекты в уголовной практике. Интерес этот особенно обостряли судебные процессы, имевшие широкий резонанс: дела Денизы Лаббе и Жака Альгаррона (1955), Жоржа Рапена (1960) упомянутые 8 января 1975 года в курсе «Ненормаль-ные» ^п И внимание к проблемам тюрем также убеждало Фуко в том что именно «в терминах технологии тактики и страте гии» следует рассматривать проблему власти.13 Но вместе с тем нужно было чтобы в силу конъюнктуры вопрос о психиатрии уже не ставился в терминах теоретического обоснования, как

10 Foucautt M. DE. III. N 192. Р. 146 (интервью А. Фонтана и П. Пас-кино [июнь 1976]).

11 Foucautt M. DE. П. N 115. P. 390 («Уголовные теории и институты» [1972]).

12 Foucautt M. Les Anormaux. Cours au Collиge de France, 1974— 1975 / Йd. s. dir. F. Ewald & A. Fontana, par V. Marchetti & A. Salom-oni. Paris: Gallimard/ Seuil, 1999. P. 16—20, 35, 143—144 (рус. пер.: Фуко M. Ненормальные. СПб.: Наука, 2004. С. 21—24 38—39 41—42 190—191).

13 Foucautt M. DE. III. N 197. P. 229 («Властные отношения проникают в тело» [январь 1977]).

это было еще в 1950-е годы, когда, напоминает Фуко, «одной из центральных была проблема политического статуса науки и идеологических функций, проводником которых она может быть»,14 но «просто-напросто выявлял этот фундаментальный устой — власть. Кто обладает властью? На кого она действует? Чего она добивается? Как она функционирует? Чему она служит? Каково ее место среди других властей?».15

Разумеется, первый ответ на послевоенный кризис психиатрии был, как минимум, столь же политическим, сколь и медицинским. Об этом свидетельствует «антиалиенистское» движение, начатое психиатром-коммунистом Люсьеном Боннафе, которое поставило себе целью «отвлечься наконец от комплекса „отчужденный/отчуждающий", сформированного благодаря помощи науки об „умопомешательстве" [...] по схеме, соответствующей принципам и обычаям социального строя, исключающего то, что ему мешает».16

Однако эти разоблачения алиенизма, его обвинения в сговоре с процедурами дискриминации и тенденциями к исключению не увенчались формулировкой вопроса о психиатрической «власти» как таковой. По нескольким причинам.

Прежде всего потому, что наследие войны подводило к постановке проблемы не столько психиатрической власти, сколько «нищеты психиатрии».17 Кроме того, как указывает Мишель Фуко, потому что «психиатры, которые во Франции, в силу необходимости политического выбора были готовы подвергнуть пересмотру психиатрический аппарат [...], оказались в итоге блокированы политической ситуацией, которая, в общем, не допускала подъема этого вопроса по причине происходив-

14 Foucault M. DE. III. N 192. P. 140.

15 См. выше: Краткое содержание курса.

16 BonnafiL. Sources du dйsaliйnisme // Bonnafe L. Desaliener? Folie(s) et Sociйtй(s). Toulouse: Presses universitaires du Mirail / Privat, 1991. P. 221.

17 См.: Misиre de la psychialrie. La vie asilaire. Attitudes de la sociйtй (Textes de malades, de mйdecins, d'un infirmier, dйnonзant la vie asilaire chronicisante, la surpopulation, le rиglement modиlc de 1838)// Esprit. 20 annйe. Dйcembre 1952. Мишель Фуко упоминает этот «примечательный номер журнала „Esprit"» в кн.. Foucault M. Maladie mentale et Personnalitй. P. 109. N 1.

416

417

шего в Советском Союзе».18 И наконец, критика вполне могла сомневаться по поводу средств, используемых в психиатрической практике, вскрывать противоречия между тем, к чему психиатрический институт стремится, и тем, что он делает в действительности, но она оставалась сосредоточена на институциональном проекте и критериях, которые устанавливает он сам, предлагая новые, более мягкие и расходящиеся с «медицинской» моделью формы вмешательства, призывая к «другой психиатрии», если воспользоваться терминами Люсьена Бонна-фе и Тони Лене.'9 Этот пересмотр психиатрических практик не подошел к вопросу о «психиатрической власти» именно потому, несомненно, что ведшиеся им сражения не могли преодолеть рамки психиатрической корпорации и оборону медицинского корпуса психиатрических больниц, как это подчеркивает сам Фуко: «По причине статуса психиатров, в большинстве своем функционеров, вопрос пересмотра психиатрии для многих из них приобретал характер защиты их корпорации. Поэтому, при всех своих способностях, интересах, при всей своей открытости, позволявшей им видеть проблемы психиатрии, они заходили в тупик».20 В таких условиях проблема власти поднималась лишь в искаженном виде — как корпоративная борьба корпуса врачей психиатрических больниц. По словам Фуко, психиатры

18 Имеются в виду случаи принудительной госпитализации, наиболее известными среди которых являются дела генерала Григорен-ко, арестованного в феврале 1964 г. по обвинению в антисоветской деятельности и заключенного в московский Институт Сербского, и Владимира Борисова, заключенного в специальную психиатрическую больницу в Ленинграде (кампанию за его освобождение ведшуюся Виктором Файнбергом, поддерживали западноевропейские интеллек-туалы, в том числе Дэвид KvneD и Мишель OvkoI Гп ■ Fnurmih M DE III. N209 Р 332-360 («Заключение психиатрия ткгоьма» [октябпь 1977]) Также подвергался принудительному лечениГЕью 1971 г^ диссидент Владимир Буковский L : BoukolkiW' Ш™Ли> m Lil mentale en URSS: l'opposition. Paris- Le Seuili 1971)

^aLaine T. Une psychiatrie differente pour l'a maladie a vivre // La Nou-velle Critique. N 59. Dйcembre 1972 (воспроизводится в изд.: Lame Т. Une psychiatrie diffйrente pour la maladie а vivre / Ed. de la Nouvelle Critique Avril 1973. P. 23—36).

20 Foucault M. DE. IV. N 281. P. 61 (интервью Д. Тромбадори [1978]).

«противопоставляли себя медицине и администрации, не имея возможности быть независимыми от них».21

Поэтому требовалось вмешательство со стороны, некие события должны были поставить перед психиатрией вопрос о ее «власти». Эту задачу выполнил новый политический активизм, задавшийся после 1968 года вопросом о данной врачу власти определять умственное состояние человека и предложивший перейти к иной форме работы с безумием, отказавшись от психиатрических структур и идеологии. Заявили о себе частные, разрозненные, локальные очаги сопротивления, в которых Фуко видел «бунт порабощенных знаний», дисквалифицированных под предлогом слабой теоретической разработки и занимающих нижние иерархические ступени. В качестве примера можно привести движение молодых психиатров, корпоративные устремления которых были не столь явными и в большей степейч определялись политическими убеждениями: в 1972 году они создали по образцу GIP (Группа информации о тюрьмах) организацию GIA (Группа информации о лечебницах), вскоре вступившую в контакт с «психиатризованными» с целью разоблачения скандалов, связанных с принудительной госпитализацией. Связи с «психиатризованными» выразились и в открытии газеты «Пострадавшие от психиатрии борются» («Psychiatrisйs en lutte») и в предоставлении слова работникам ментального здравоохране-больным 22 В ответ на конгресс психиатров и неврологов