Член-корр. АН СССР С. Л. Рубинштейн ПУТИ И ДОСТИЖЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

(О сознании и деятельности человека)

Исторический ход развития философско-психологической мысли поставил перед советской психологией задачи исключительного значе­ния. Советская психология начинала свой путь, когда психологическая щука за рубежом вступила в полосу кризиса. Этот кризис, как и кри­зис физики, о котором писал Ленин в «Материализме и эмпириокри­тицизме», как и кризис других наук — от литературоведения до матема­тики включительно — был кризисом методологическим. Задача, встав­шая перед советской психологией, заключалась в том, чтобы, не огра­ничиваясь мелочными поправками и коррективами, перестроить самые основы традиционной психологии и, сохраняя преемственность истори­ческого развития науки, вместе с тем преодолеть порочные идеалисти­ческие и механистические теории, которые столетиями довлели над пси­хологией. Естественно, что эта задача не могла быть разрешена сразу. Для ее разрешения потребовалась многолетняя напряженная работа теоретической мысли, сочетавшаяся с экспериментальным исследованием и порой острой методологической борьбой. В конце концов советская психология, опираясь на марксистско-ленинскую методологию, проложи­ла себе свой путь и добилась, особенно за последние годы, определен­ных достижений.

Если, отвлекаясь от всего частного и специального, выделить основное и решающее, то можно утверждать, что советская психология за последние годы сделала и делает два важнейших дела. Выражая принципиальные достижения советской психологии в исторических фор­мулах, связывающих то, что делают сейчас советские психологи, с предшествующей историей отечественной научной мысли, можно ска­зать:

1. Советская психология приняла на себя разрешение основной за­дачи, которую поставил перед нашей наукой И. М. Сеченов, выступив против «обособителей» психического, и проложила свой путь для ее разрешения. Основной порок старой традиционной идеалистической пси­хологии Сеченов видел в том, что она выключает психику из связи с реальной материальной действительностью и превращает ее в обособ­ленную сферу вместо того, чтобы трактовать ее как «психический элемент» единого процесса, начинающегося с воздействия действитель­ности на человека и кончающегося поступком. Реализуя в плане пси­хологической теории и психологического исследования принцип психофизического единства в его диалектико-материалистическом по­нимании, советская психология преодолевает идеалистическое «обособ­ление» психического и включает психику, сознание человека в контекст его жизни и деятельности. Таково первое основное дело, ко­торое совершает сейчас советская психология.

2. Преодолевая «обособление» психического, вводя психику, созна­ние в контекст жизни и деятельности человека, советская психология

68 Член-корр. АН СССР С. Л. Рубинштейн

тем самым открывает себе путь к разрешению ряда важнейших вопро­сов практической жизни. В дни Великой отечественной войны против фашистских варваров эти новые установки дали возможность советским психологам — заодно с представителями других отраслей советской науки — включиться в работу по оборонной тематике на помощь фрон­ту. Своим решением сеченовской задачи советская психология создает теоретические предпосылки для осуществления (в отношении психоло­гии) того «одействотворения» науки, которого так настойчиво требовал А. И. Герцен, борясь против «буддистов» от науки, господствовавших в немецкой науке его времени. Установление о р г а н и ческой связи с практикой —таково второе важнейшее, дело советской психологии.

*

Сеченовскую задачу советская психология разрешает: а) вскрывая единство п с и х и к и и деятельности (п о в е д е н и я) в процессе развития, б) намечая пути — в. области психофизиологии движения и ощущения — для построения подлинного единого психофизиче­ского исследования, которое соотносило бы психологические и физиологические данные в едином контексте, в) разрабатывая новое учение о сознании и непосредственно связанное с ним новое учение о психологическом содержании и строении деятельности.

Обособление психического имеет давнюю историю. Оно вырази­лось в традиционном! раздвоении души и тела. Это раздвоение мы на­ходим в идеализме 'Платона с его учением о бессмертной душе, в хри­стианском мировоззрении с его враждебностью к тленной плоти. Свое законченное философское оформление оно получило в концепции со­знания, оформленной Декартом. Один из великих создателей современ­ного естествознания, материалист в понимании природы, Декарт стре­мится распространить материалистические принципы и на научное объ­яснение поведения организмов, для чего он впервые вводит понятие рефлекса. Однако вместе с тем, дуалист в идеалист в трактовке «ду­ха», он оформляет то интроспективное понятие о сознании, которое в течение столетий господствовало в идеалистической психологии и кос­венно обусловливало многие, даже и внешне враждебные ей концеп­ции. Суть этого идеалистического учения заключается в том, что сознание сводится в основном к интроспекции, к самоотражению соб­ственного содержания и превращается в замкнутый внутренний мир, в который проникают лишь путем самонаблюдения. Выделив и под­черкнув, с одной стороны, в сознании момент знания, познания, осозна­ния, рефлексии на жизнь, который у него впервые отчетливо выделяется из самой жизни и переживания, Декарт вместе с тем, ограничивая духов­ное сферой интроспекции, самонаблюдения, закладывает основы того идеалистического понятия сознания, которое стало средоточием кризиса психологии в XX столетии. Рефлексия или особое, отличное от внеш­него «внутреннее чувство» Локка, в свою очередь определившего концепцию так называемой эмпирической психологии и психологии экспериментальной, зародившейся в середине XIX столетия, было лишь эмпирическим вариантом той же декартовской интроспекции.

Замкнув, таким образом, сознание в самом себе, тем самым выклю­чили сознание из реального контекста жизни и деятельности человека. Сознание отрывалось от объективного бытия, осознанием которого оно в действительности является, и от поведения, от практической деятель­ности, в ходе которой складываются реальные, материальные отноше­ния человека с объективным внешним миром. Тем самым, с другой сто­роны, поведение человека, оторванное от сознания, стало представлять-

Пути и достижения советской психологии 69

ся лишь совокупностью реакций. Вся «поведенческая» психология раз­личных видов и толков (как российская «рефлексология», так и аме­риканский «бихевиоризм»), в кризисе психологии противопоставившая себя идеалистической психологии сознания, была на самом деле лишь оборотной стороной все той же интроспективной идеалистической пси­хологии сознания: бездейственная сознательность, с одной стороны, и бессознательная действенность слепых реакций — с другой, были лишь двумя проявлениями одного и того же разрыва, одного и того же «обособления» сознания.

Философское мировоззрение, нашедшее себе заостренное выражение у Декарта, и идущая от него традиция провели по миру целый ряд се­чений. Они создали разрыв между субстанцией мыслящей, но не протя­женной, и протяженной, но не мыслящей, расколов, таким образом, весь мир на двое: между материей и движением, возникающим будто бы всегда лишь в результате внешнего толчка, между первичными — объективными — и вторичными — субъективными — качествами, между чувственностью и мыслью. Преодоление этого—картезианского—ду­ализма в целом, в общефилософском плане требует поэтому иного раз­решения целого ряда основных философских проблем. Но применитель­но к психологии основное значение приобретает то противопоставление психики и деятельности, внутреннего и внешнего бытия человека, кото­рое сложилось на дуалистической основе общего философского миро­воззрения, внешне противопоставившего материальное и духовное; оно и привело психологию к кризису. Поэтому раскрытие единства и взаи-, мопроникновения психики и деятельности (поведения) — это ключевая позиция, с которой должна была начаться перестройка традиционной психологии, созданной «обособителями» психического.

Основы новой трактовки этой центральной проблемы закладываются советской психологией в учении о раз в и т и и психики, превра­щающем последнее в существенную составную часть общего эволю­ционного процесса. В процессе эволюции п с и х о ф и з и ч е с к и е функции, начиная от элементарной чувствительности и кон­чая более сложными психическими процессами, так же как и психиче­ские свойства индивидов, формируются и развиваются внутри конкретных форм поведения и в зависимости от них: возникая из потребностей поведения, новые формы психики в свою очередь обусловливают новые формы поведения. Таким образом психические компоненты включаются в эволюцию форм поведения. Раскрытие таким обра­зом единства и взаимозависимости развития психики и форм пове­дения открывает путь для построения общей теории, которая выявляет определяющую роль образа жизни в развитии психики.

Согласно очень распространенной в последнее время точке зрения, материалистическое решение вопроса о развитии психики усматривается в том, что различным срезам в развитии нервной системы соотносят соответствующие им срезы в развитии психики. Такие психофизические корреляции приводят в психофизической проблеме к параллелизму, а в трактовке эволюции — к подмене генетического подхода сравнительным. Вычленяя, с одной стороны, строение нервной системы, и с другой — психические функции, устанавливают между ними одностороннюю за­висимость. Между тем развитие осуществляется лишь в результате единства и взаимозависимости строения и функций — на основе веду­щей 'роли образа жизни, контролирующего развитие как строения орга­низмов, в частности их нервной системы, так и их функций, в том чис­ле психофизических. Поэтому, когда исходят из односторонней зависи-

70 Член-корр. Ан ссср с. Л. Рубинштейн

мости функций, в частности психофизических, от строения, неизбежно генетический подход подменяется сравнительным, который ограничивается сопоставлением статически взятых срезов на разных уровнях развития нервной системы и психики вне самого процесса развития; подлинно 'генетическое дарвиновское учение о биологической эволюции подменяется в таком случае сравнительной (а не под­линно генетической) морфологией, над которой надстраивается срав­нительная физиология и может быть надстроена только срав­нительная (а опять-таки не генетическая) психология.

В действительности нервная система и мозг развиваются не сами по себе, а как зависимая составная часть развития организмов. Это же последнее совершается в контролируемом естественным отбором про­цессе приспособления к среде, осуществляющемся посредством соот­ветствующих форм поведения. Формы же поведения животных вклю­чают психические функции как существенные компоненты. Поэтому эволюция психики является существенной составной частью общего эволюционного процесса'. Не только развитие психики не может быть понято иначе, как на основе общего процесса биологической эволюции, но и обратно: нельзя дать подлинно генетическую — а не сравнительную лишь — трактовку эволюционного процесса, не включив в него в каче­стве существенной составной части развития психики. Недаром Дарвин, рассматривавший эволюционный процесс в целом, уделял такое боль­шое внимание психике. И недаром Северцев, строивший подлинно ге­нетическую, а не сравнительную лишь морфологию, свою работу, по­священную общему учению об эволюции, озаглавил «Эволюция и пси­хика». Так ставился для него вопрос. Так ставится он и для нас, для разрабатываемой советской 'психологией теории развития психики. В своем учении о развитии психики советская психология продолжает дело Дарвина и Северцева.

В учении о развитии, разрабатываемом сейчас советской психоло­гией, вскрывается определяющая роль образа жизни в развитии психики и выявляется, что, как было сказано выше, психофизические функции и психические процессы формируются и развиваются внутри конкрет­ных форм поведения и в зависимости от них; возникая в процессе эволюции из потребностей поведения, новые формы психики в свою очередь обусловливают новые формы поведения ¹.

Говоря о достижениях советской психологии в этом направлении, необходимо наряду с ее достижениями в области теории отметить осо­бо большую, ценную, привлекшую к себе внимание и за рубежом рабо­ту советских зоопсихологов — Боровского, Ладыгиной-Котс, а также Войтониса, Рогинского и др.— в плане конкретных исследований. Про­должая дело основоположника зоопсихологии в России Вагнера, они обогатили зоопсихологию ценнейшими новыми фактическими данными.

Намеченное советскими психологами учение о развитии психики в процессе эволюции создает естественно-научные предпосылки для пси­хологического учения об историческом развитии человеческого созна­ния — учения, исходящего из основных положений, сформулированных классиками марксизма-ленинизма и гласящих: «каков образ жизни людей,— таков образ их мыслей» (Сталин).

Первые основы подлинно научной исторической психологии заложе-ны Марксом еще в ранних его работах. В «Подготовительных работах для «Святого семейства» Маркс писал: «только благодаря (предметно) объективно развернутому богатству человеческой сущности получается богатство субъективной человеческой чувственности, получается музы-

¹ Абрис такого учения о развитии психики мы попытались наметить, опираясь на ряд советских исследований, во второй части наших «Основ общей психоло­гии».

Пути и достижения советской психологии

71

кальное ухо, глаз, умеющий понимать красоту форм, — словом, отчасти впервые порождаются, отчасти развиваются человеческие, способные наслаждаться чувства, чувства, которые утверждаются как человеческие существенные силы. Не только обычные пять чувств, но и так называемые духовные чувства, практические чувства (воля, любовь и т. д.), одним словом, человеческое чувство, человечность органов чувств, возникают только благодаря бытию их предмета, благодаря очеловеченной приро­де. Образование пяти чувств, это — продукт всей всемирной истории»¹. Порождение (в ходе исторического развития, на основе развития обще­ственной практики) техники, науки а искусства — вообще, различных областей культуры, с одной стороны, и с другой — технических с п о-собностей и интересов, эстетических чувств, научного м ы ш ления — вообще различных способностей человека — это две стороны единого процесса, в котором Причина и следствие непрерывно меняются местами. Это положение по существу является конкретиза­цией принципа психофизического единства диалектического материали­зма применительно к историческому развитию человеческого сознания. В процессе созидания материальной и духовной культуры духовные способности человека и его сознание не только проявляются, но и формируются. Необходимые для создания и развития человече­ской культуры высшие формы человеческого сознания в процессе ее созидания и формировались; будучи предпосылкой специфически человеческих форм трудовой деятельности, сознание является и ее продуктом.

Обширный конкретный материал по истории человеческого сознания, характеризующий качественное своеобразие ее ранних ступеней, нако­пили этнографические исследования (в том числе и неутомимого рус­ского путешественника Миклухи-Маклая). Особенное значение для вос­становления предшествующей истории развития сознания и установле­ния его стадиальности имеют данные по палеонтологии и вообще истории языка. Потебня первый сделал замечательную попытку наметить на материале истории славянских языков развитие форм мышления и со­знания. Затем Марр на новой марксистской методологической основе попытался анализом единого языкового процесса, в частности палеонто­логии речи, установить стадиальность исторического развития форм сознания. Существеннейшее значение вообще и в частности для психо­логии имеет раскрытие изменяющихся в процессе исторического раз­вития взаимоотношений общественного и индивидуального сознания. Этот план исторической психологии для психологии марксистской имеет особое значение. Однако до сих пор эта область психологии в марксистском духе еще мало разработана. Здесь работу лишь пред­стоит еще развернуть.

Иначе обстоит дело с психическим развитием индивида, которое является предметом интенсивного изучения. В центре нового уче­ния о путях развития личности и формирования ее психических свойств — положение о «кольцевой» зависимости меж­ду психическими свойствами человека и его дея­тельностью: в деятельности человека — в учении и труде — его психические свойства на основе наследственных задатков как предпосы­лок, обусловливающих, но не предопределяющих его развитие, не только проявляются, но и формируются. Это положение от­носится как к способностям, так и к характерологическим свойствам. Способности человека в деятельности его не только проявляются как нечто неизменное, раз и навсегда данное, задатками предопределенное и лимитированное, но и формируются. Таков основной тезис того уче­ния о способностях, к которому сейчас приходит современная советская

¹ Маркс и Энгельс, Соч., т. III, 1929, стр. 627.

72

Член-корр. АН СССР С. Л. Рубинштейн

психология. Задатки — наследственные свойства периферического и центрального нервного аппарата — являются, конечно, существенными предпосылками способностей человека, но они все же лишь о б у с-ловливают их, но не предопределяют. Между задатками и способностями — еще очень большая дистанция: между одними и дру­гими — весь путь развития личности. Задатки — лишь предпосылки развития способностей. Развиваясь из задатков, способности являются все же функцией не задатков самих по себе, а развития индивида, в которое задатки входят как предпосылка, как исходный момент. За­датки многозначны; они могут развиваться в различных направлениях. Будучи предпосылкой успешного хода деятельности человека, его спо­собности, обусловленные задатками, вместе с тем являются в той или иной мере и продуктом его деятельности.

Эта кольцевая взаимозависимость способно­стей человека и его деятельности опосредована взаимоза­висимостью между способностями, их развитием и умениями, которыми человек овладевает в процессе деятельности.

Это положение можно продемонстрировать на примере музыкаль­ных способностей. Н. А. Римский-Корсаков в своей автобиографии пи­сал, что вскоре после «Псковитянки» отсутствие гармонической и контрапунктической техники, т. е. технических средств композиторской деятельности, приостановив эту последнюю, вызвало временное оскуде­ние его «сочинительской» фантазии; затем овладение новыми техниче­скими средствами, открыв снова пути для композиторской деятельно­сти, привели к возрождению его фантазии. А экспериментальное иссле­дование (Теплова, Кауфмана) показало, что и наиболее устойчивая, органически обусловленная составная часть музыкальных способно­стей — чувственная основа музыкального слуха, в частности восприятие высотных разностей,— как по своему типу, так и в отношении порогов чувствительности обусловлена деятельностью человека и изменяется в процессе ее.

Мы непрерывно наблюдаем в жизни, вокруг нас, где повседневно на работе — в учебе и труде — формируются и отрабатываются способ­ности людей, подтверждение этого общего положения, согласно кото­рому способности людей не только проявляются, но и формируются в их деятельности. Об этом свидетельствует беспрерывный подъем на самые вершины научного и художественного творчества все новых дарований из толщи рабочего класса, из народных масс прежде, в цар­ской России, угнетенных национальностей. Эти дарования глохли и гиб­ли, когда им не давали проявляться; свободно проявляясь, они сейчас широко и мощно развиваются. Это — факты, мимо которых подлинная наука никак не может пройти. Вызванные к жизни всем социально-экономическим строем Советского Союза факты изменения сознания людей и развития их способностей являются бьющим в глаза разитель­ным ответом советской действительности и советской науки на лже­научные фашистские измышления о «высших» и «низших» расах, о крови и расе как «решающих» факторах, предопределяющих возмож­ности индивида и его судьбы — их так называемые «антропологиче­ские», а в действительности зоологические, представления о человеке как экземпляре «высшей» или «низшей» породы. Этому их зоологическо­му «антропологизму» противостоит сейчас наш подлинный гуманизм.

Положение, сформулированное нами в отношении способностей, мы можем обобщить. Оно распространяется и на характерологические свойства, которые также не только проявляются в поступках людей, но в них и формируются. Дисциплинированный человек обычно поступает дисциплинированно. Но как он становится дисциплинированным? Толь­ко подчиняя все свое поведение неуклонной дисциплине.

Пути и достижения советской психологии 73

К кольцевой зависимости между поступками и характерологически­ми свойствами людей надо еще присоединить кольцевую зави­симость между жизненными обстоятельствами, обусловливающими поступки людей, и поступками, которыми люди изменяют обстоятельства своей жизни. Собственные поступки людей непрерывно порождают и изменяют, переходя в них, обстоятельства жизненного пути людей.

В нашей советской стране формирование и изменение сознания лю­дей так именно и совершаются — включением их в реальное обще­ственное дело. Не до построения социалистического общества, как того хотели социалисты-утописты, просветители-идеалисты, должны быть воспитаны люди,— по своим внутренним качествам отвечающие условиям и требованиям социалистического общества, в самом процессе его по­строения, включаясь в него, они и формируются, и только, так они и могут сформироваться. Когда мы говорим о «кольцевой» зависимости между характером человека и его поведением, его делами и поступ­ками — в противовес тем, которые, согласно общепринятым в тради­ционной психологии взглядам, видят лишь одностороннюю зависимость поступков, поведения от свойств характера,— мы лишь переводим на язык специальных формул ту фундаментальную истину, о которой по­вседневно свидетельствует советская действительность, где так имен­но — в самом процессе строительства социалистического общества и в борьбе за целостность и развитие социалистического государства — под руководством товарища Сталина воспитываются и формируются миллионы советских людей.

За кольцевой взаимозависимостью между характером и поведе­нием вскрывается далее кольцевая взаимозависимость между характерологическим и свойствами и моти­вами поведения. Каждый действенный мотив поведения, кото­рый приобретает устойчивость,— это в потенции будущая черта характера в ее генезисе, и черта характера — это сгусток мо­тивов, который, раз за разом реализуясь в поступках человека, оседая в нем, переходит в личностное свойство. Именно через мотив и в мо­тиве открывается путь для подлинно действенного формирования ха­рактера. Это же положение о взаимозависимости мотивов поведения и свойств характера открывает также путь для освежения и некото­рого движения в приобревшем явно застойные формы обычном учении о характере, замыкающемся по преимуществу в достаточно произволь­ных классификациях, не опирающихся на какую бы то ни было попыт­ку вскрыть пути формирования характера в его исходных закономер­ностях.

В открывающемся таким образом понимании развития способностей и формирования характерологических свойств человека в корне, в самой своей основе преодолевается представление о фаталистической пред­определенности судьбы людей наследственностью и какой-то будто бы неизменной средой: в конкретной деятельности, в труде, в процессе общественной практики у взрослых, в ходе воспитания и обучения у детей психические свойства людей не только проявляются, но и формируются. В новом свете выступает, таким образом, карди­нальная проблема развития и формирования личности, ее психических свойств и особенностей: в деятельности человека, в его делах — прак­тических и теоретических — психическое, духовное развитие личности не только проявляется, но и совершается.

Таким образом в процессе развития повсюду вскрывается единство психики и поведения. Оно выступает здесь в виде кольцевой зависи­мости между ними и выражает их взаимообусловленность как звеньев единого процесса, в котором причина и следствие непрерывно меняют-