Н

Наскальные рисунки в местности цIару гъарзар («Пестрые скалы») близ сел. Хурсатиль Хивского района (табасаранцы). 1994 г.

азвания осла в дагестанских языках – исконные, за исключением аварского и даргинского названий, которые, по мнению языковедов, заимствованы из арабского языка². Как отмечал Г.А. Гаджиев, у дагестанцев сохранились некоторые верования, «в которых осел наделен магическими свойствами. Мясо осла рекомендовалось есть мужчинам, страдающим половым бессилием, мозг осла использовался в любовной магии, череп его служил оберегом от сглаза посевов, огородов, садов. Ослу отводилась большая роль в обрядах вызова дождя»³. Интересно отметить, что табасаранцы называют мокрицу «мышиным ослом» (кьюлан дажи). У андалальцев, ахвахцев и других аварцев «дождевым ослом» называют улитку. Существовала примета: если улитка выходила из своего домика – к дождю. Изображение осла в обрамлении точечных знаков зафиксировано нами в наскальных рисунках, нанесенных на стенах и потолке многоярусного грота в местности ЦIару гъарзар («Пестрые скалы») близ табасаранского селения Хурсатиль¹.

Способность влиять на погоду приписывали и определенным растениям. При затяжных дождях для их приостановления ахвахцы разводили большой костер и бросали в него особую траву под названием жоми. Детям запрещали срывать или косить высокую траву ццилълъо («медвежий дом»), так как существовала примета, что в противном случае это вызовет затяжной дождь.

Хунзахцы приписывали особые свойства сорняку сурсур, растущему между колосьями пшеницы и ячменя. Сделав надрезы на стволе этого сорняка, дети изготовляли своеобразную свирель – лалу. Взрослые не разрешали в страдную пору играть на ней, так как существовала примета, что этим можно вызвать засуху. Возможно, что в мифологических представлениях хунзахцев свирель лалу являлась атрибутом божества, ведавшего погодой.

При анализе фигуры ряженого обращает на себя внимание его сакральная отмеченность у некоторых народов Дагестана: у хунзахцев и хваршин им был мальчик-сирота, у буркун-даргинцев – слепой мужчина, у лакцев на эту роль старались подобрать мужчину «со странностями в поведении и с физическими недостатками», а у лезгин – «не совсем умного, юродивого» или того, кого считали «святым», «шейхом». У муиринцев, сюргинцев, мекегинцев, кайтагцев ряженым была девочка-первенка, а у предгорных кумыков и дагестанских азербайджанцев – мальчик-первенец. Агулы помимо обряда с участием ряженого, для вызывания дождя купали пастуха в реке. Участие в обряде людей с физическими недостатками, вероятно, не случайно – «как правило, все аномальное имеет магические свойства, зачастую хтонические. Горбуны и карлики обладают позитивными силами и приносят счастье, косые – горе»².

Все эти примеры – участие в обряде сакрально отмеченных, применение магии первого раза и придание особенных свойств и качеств определенным профессиям (пастух и др.) – видимо, направлены на то, чтобы побудить божество, ведавшее осадками, ускорить их появление.

При описании обрядов вызывания дождя в аварских селениях Харахи и Мачада мы указывали, что в них участвовало по нескольку ряженых. Видимо, это предпринималось для усиления эффекта и ускорения получения ожидаемого от обряда результата. Такой же эффект, вероятно, ожидали сюргинцы с. Цугни, агулы с. Кураг, лезгины и табасаранцы, изготавливая две или несколько «солнечных кукол» в обряде вызывания солнца.

Как отмечалось, на заключительном этапе обряда вызывания дождя его участники варили особое варево из зерен злаковых и бобовых культур, жира и мяса, которое у андалальцев, койсубулинцев и других аварцев называлось мугь, у гидатлинцев – гьи, у цудахарцев – хъяя, у лакцев – хьхьахьари. По мнению А.Г. Булатовой, это блюдо также было призвано магическим путем влиять на вызывание дождя и обилие урожая¹.

Названия обряда вызывания дождя, персоны ряженого, «дождевой куклы», а также тексты обрядовых песен и заклинания дагестанцев и других северокавказцев донесли до нас образы языческих божеств, занимавших в соответствии с иерархией различные позиции в пантеоне (верховные боги, боги неба и туч, громовержцы, боги и ангелы дождя и воды) и так или иначе связанных с погодой. Вероятно, также обстояло дело и в религиозных системах и мифологиях других народов мира. На это обратил внимание Э.Б. Тайлор, который писал: «Бог дождя есть чаще всего бог неба, принимающий на себя эту обязанность, хотя иногда он обособляется в более ясную личную форму или сливается с водяным богом»². Он также отмечал, что «положение бога грома в политеистических религиях весьма сходно с положением бога дождя, часто даже совершенно совпадает с ним»³.

Примечательно, что в текстах связанных с вызовом дождя обрядовых песен дагестанцев, встречаются упоминания о верховных божествах: у хунзахцев – Бечед, у гидатлинцев – ЦIоб, у лезгин – гъуцар. Некоторые персонажи обряда дошли до нас в исламизированном виде: у цудахарцев – ццабла малаик («ангел дождя»), у харбукцев – ццакла рурси ГIяйша («дочь небес Айша»). В текстах обрядовых песен, молитвах и заклинаниях о дожде встречается и упоминание Аллаха. Во многих случаях руководит языческим по своей сути обрядом вызывания дождя мусульманский священнослужитель – мулла. Проводится и обряд зикр («поминание Аллаха»). Эти примеры свидетельствуют о синкретизме верований в практике «бытового ислама», об исламизации языческих обрядов.