Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса. Пер. с англ. – СПб: «Речь», 2000. – 320 с.

Предисловие редакции

Перефразируя известное высказывание о полити­ке, позвольте проявить смелость и охарактеризовать жизнь в наше бурное время словами: если ты не ока­зываешь влияния на кого-то или что-то, то ты сам уже находишься под их влиянием.

Тема психологии влияния вошла в нашу обыденную жизнь на волне экономических преобразований, поли­тических баталий, конкуренции товаров, услуг, рабо­чей силы. Нейтральное словосочетание «межличност­ное общение и взаимодействие» в парадигме капитали­стического «брать (побольше) и давать (а этого, пожа­луй, поменьше)» приобрело остроту и денежный экви­валент. Эта тенденция, — а точнее — новое положение вещей потребовало и своего отреагирования в печат­ном слове. И оно его получило: в литературе художест­венной (почти Пелевинское «если вы не чувствуете ког­нитивного диссонанса, то вам и не следует знать, что это такое») и научной: здесь к вашим услугам «класси­ка» жанра психологии социального влияния — П. Эк-ман, Р. Чалдини, С. Милграм. И вот, наконец, Леон Фестингер с его «Теорией когнитивного диссонанса», работой, которую можно .назвать новаторской дважды:

Предисловие редакции

таковой она стала в конце пятидесятых годов на Запа­де, такой она, несомненно, станет сейчас для большин­ства русскоязычных читателей. Особенно для научной и прагматично настроенной интеллигенции и студенче­ства. Почему? Давайте по порядку.

К началу пятидесятых годов профессор психоло­гии Л. Фестингер (1919—1989) был достаточно изве­стной в социальной психологии фигурой, автором хо­рошо зарекомендовавшей себя теории социальных сравнений. Теория объясняла, каким образом человек оценивает сам себя в условиях отсутствия какого-либо объективного социального стандарта. То, что касалось сравнения умений и навыков своих и выбранного в качестве «эталона» человека, складывалось в доста­точно верную оценку. Меньшая ясность, если не пол­ный туман, характеризовала результаты сравнения ус­тановок, ценностей и верований людей — того, что позже сам Фестингер обозначил термином «познание».

Следует сказать, что в области исследования ком­муникаций и социального влияния в границах от изу­чения средств массовой информации до анализа меж­личностных взаимоотношений к этому времени был накоплен огромный фактический материал, никем не проработанный на теоретическом уровне. Ни одна из существовавших социально-психологических концеп­ций, включая концепцию социальных сравнений, не могла претендовать на роль общего теоретического знаменателя. Таковым стала, заложив историческую веху развития социальной психологии, теория когни­тивного диссонанса, в полном объеме сформулирован­ная Фестингером в 1957 году. С этого времени берет отсчет новый виток научного интереса к проблемам мотивации, принятия решений, общения, потери и со­хранения индивидуальности в группе, самоанализа и (дооценки субъекта, социально-психологических мас-совидных явлений и процессов.

Теория когнитивного диссонанса

Плод пятилетних теоретических и экспериментальных изысканий, теория когнитивного диссонанса историчес­ки и — отчасти — содержательно связана с гештальтпси-хологией: в 1945 году Л. Фестингер был коллегой К. Левина по работе в Массачусетском технологическом институте. В теории Фестингера явно слышны мотивы на темы научных взглядов Левина на конфликт, приня­тие решений и изменений, следующих из них. Однако оригинальность теории Фестингера неоспорима.

Основные положения теории когнитивного диссонанса могут быть уложены в несколько строк, и в то же время всеобщий характер применимости теории способство­вал появлению моря литературы с экспериментальными данными на эту тему. Оживляя социальную психологию, сочетая познание и мотивацию, теория Фестингера пред­ставляет собой когнитивный анализ, спектр и объем ре­шаемых задач которого сравним с таковыми, например, в транзактном анализе, психоанализе, анализе изменения установок или коммуникационных переменных.

По Фестингеру, когнитивные элементы познания человека могут быть взаимосвязанными или невзаимос­вязанными, соответствовать (быть консонантными) или находиться в противоречии (быть диссонантными). Та­ким образом, когнитивный диссонанс имеет место, ког­да человек располагает двумя взаимосвязанными эле­ментами, противоречащими друг другу, порождая в субъ­екте желание уменьшить или — в идеале — устранить диссонанс. Степень когнитивного диссонанса зависит от отношения диссонанса к консонансу и важности каж­дого из противоречивых когнитивных элементов. Есть два способа избавления от когнитивного диссонанса. Это можно сделать за счет уменьшения числа или зна­чимости диссонантных элементов или увеличения числа и значимости консонантных. Второй способ состоит в том, чтобы изменить один из диссонантных элементов и привести его таким образом к согласованности.

Предисловие редакции

Главный практический вывод, вытекающий из кон­спективного изложения теории Фестингера, состоит в том, что любой психологический элемент субъекта мо­жет быть изменен; подвергая сомнению то, что чело­век думает о самом себе, можно вызвать изменения в его поведении, а меняя поведение, человек движется в направлении изменения самомнения. Подвергая себя самоконтролю и самоанализу, работая над самооцен­кой, субъект развивается, личностно растет, распрост­раняя свое влияние. В противном случае — он отдает свою душевную работу другим, становясь не только жерт­вой, но и орудием чужого влияния. Именно об этом говорят результаты великолепно выстроенных — со­вершеннейший слепок обыденных социальных ситуа­ций — экспериментов Леона Фестингера и его коллег.

Кстати, об экспериментах. Их легкость, самостоя­тельная «умность», допустимая этикой лукавость — это все то, что всегда (в пересказе преподавателей) восхи­щало студентов-психологов. Запретному времени — за­претный плод? И это тоже, несомненно. Но сейчас, имея возможность самим, без посредников наблюдать тече­ние мысли автора, самым скромным исследовательским шагом будет попытка повтора его экспериментальных шедевров (верный диплом), а наиболее целесообраз­ным — использовать модели Фестингера для «ощупы-вания» реальной жизни. А это — готовые схемы фи­нансового, товарного, политического, интеллектуально­го маркетинга с их фокус- и псевдофокус-группами, изучением и — делаем голос торжественным — форми­рованием общественного мнения и вкуса: мечта и цель Здорового обитателя общества потребления. Иметь или быть? Влиять или находиться под влиянием? Одиночка или общественный человек? Каждый решит эти про­блемы по-своему, если за него не успеют их решить Другие. Они-то читали Стенли Милграма, Пола Экмана и Леона Фестингера — давно, тихо, по-английски.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Это предисловие посвящено истории возникнове­ния идей, составляющих суть лежащей перед вами книги. Выбранная мной хронологическая форма — наилучший способ отдать должное незаменимой помо­щи, оказанной мне коллегами в ходе работы, а также объяснить связь содержания этой книги с идеями, ко­торые вызвали ее к жизни.

Поздней осенью 1951 года Бернард Берелсон, ди­ректор Центра изучения поведения при Фонде Форда, спросил меня, насколько я заинтересован в том, чтобы сделать «прогностический анализ» исследовательских возможностей в области коммуникации и социального влияния. В этой сфере был накоплен огромный факти­ческий материал, до сих пор никем не проработанный на теоретическом уровне. Границы подобных исследо­ваний простираются от изучения средств массовой ком­муникации до анализа межличностных взаимоотноше­ний. Это была бы работа несомненной ценности, под­черкнул Берелсон, если бы накопленный фактический материал мог быть как-то обобщен, с тем чтобы опре­делить направление дальнейших исследований.

Идея теоретического обобщения различных психо­логических феноменов привлекательна для любого ис-

10

следователя, хотя каждому было ясно, что, даже если наша попытка окажется успешной, нельзя надеяться на то, что анализ объяснит абсолютно все установленные факты в этой области. План, обещавший привести к интересным выводам, состоял в том, чтобы, начав с ана­лиза какой-либо узко специализированной проблемы в области коммуникаций и социального влияния, прийти в результате к формулированию неких общих гипотез. В случае успеха выработанные гипотезы можно было бы предложить для объяснения и других феноменов, тем самым расширяя и модифицируя теорию. Нельзя до бесконечности заниматься только сопоставлением дан­ных различных исследований, если это не способствует прогрессу. Осознав тупиковость одного направления, не­обходимо переключить свое внимание на другие факты.

В нашу аналитическую группу, финансируемую из средств, предоставленных Центром изучения поведе­ния при Фонде Форда, вошли Мэй Бродбек, Дон Мар-тиндал, Джек Брем и Элвин Бодерман. Свою деятель­ность группа начала с изучения проблемы распростра­нения слухов.

Рутинная работа по сбору и анализу огромного ко­личества библиографического материала на тему рас­пространения слухов, по отделению фактов от домыс­лов и от недоказанных предположений составляла наи­меньшую и наиболее простую часть данного исследо­вания. Гораздо сложнее было осмыслить собранный материал, чтобы на этой основе сформулировать тео­ретические гипотезы, позволяющие проанализировать фактический материал в более или менее систематизи­рованной форме. Однако обработка эмпирического "атериала не привела к сколько-нибудь ощутимому про­грессу.

Первая догадка, по-настоящему вдохновившая нас, возникла в ходе обсуждения исследования Прасада,

11

посвященного изучению явления распространения слу­хов после землетрясения в Индии в 1934 году (это исследование подробно описано в главе 10).

Из множества фактов, приведенных Прасадом, нас заинтересовал прежде всего один, а именно: после про­изошедших подземных толчков среди людей стала рас­пространяться широкая волна слухов о том, что вско­ре должны случиться еще более сильные толчки, кото­рые принесут значительно большие разрушения. Ко­нечно же, убеждение в том, что должны наступить ужа­сающие бедствия, — это не самый приятный род убеж­дений, и нас удивило, почему такие провоцирующие беспокойство слухи получили такое широкое распро­странение. После долгих дискуссий мы пришли к за­ключению, что волна слухов, предвещавших приход еще больших бедствий, была скорее оправдывающей беспокойство, нежели вызывающей беспокойство. Дру­гими словами, для людей, сильно напуганных земле­трясением, слухи выполняли роль источника информа­ции о возможной угрозе. Подобная информация была призвана оправдать то состояние, в котором эти люди уже пребывали.

Этот факт стал исходным пунктом, отталкиваясь от которого в ходе многочисленных дискуссий, мы по­пытались развить и сформулировать идею, приведшую нас к созданию концепции диссонанса и гипотезы, ка­сающейся его уменьшения. Как только эта концепция была сформулирована, возможности ее применения стали очевидными. Вслед за этим ясно выстроился план наших дальнейших исследований, В течение некото­рого периода времени мы еще пытались придержи­ваться направления прогностического анализа, однако широта перспектив, открывшаяся в рамках концеп­ции диссонанса, с научной точки зрения все более и более привлекала нас.

12

Развитие теории когнитивного диссонанса проис­ходило, конечно, иным путем, нежели это представле­но в книге. В двух первых главах рассматриваются достаточно простые вопросы, а последующие главы посвящены более сложным проблемам.

Первым явлением, которое мы пытались объяс­нить в рамках теории диссонанса, были феномены как произвольного, так и непроизвольного процесса поиска информации. Мы столкнулись с этим явлением еще в ходе работы над проблемами коммуникации, и, по нашему мнению, оно непосредственно связано с описанием механизма распространения слухов. Но если люди пытаются найти информацию, соответствующую тому состоянию, которое они испытывают, то совер­шенно очевидно, что процесс поиска не будет ограни­чен только рамками распространения слухов, но ско­рее будет являться частью общего процесса поиска информации. Исследовательские возможности, кото­рые раскрывала концепция диссонанса, очень скоро вывели нас за рамки первоначально определенной темы коммуникации и социального влияния. Оказа­лось, что гораздо эффективнее следовать направле­нию, задаваемому новой многообещающей теорией, чем упорно придерживаться первоначально опреде­ленного плана исследований.

Другим обстоятельством, благоприятным для раз­вития теории диссонанса, было то, что мы не только занимались поиском соответствующих данных в науч­ной литературе, но и вели собственные исследования, призванные оценить потенциал новой теории. Это ста­ло возможным благодаря финансовой поддержке Ла­боратории исследований социальных отношений при Миннесотском университете, а также персональным ис-^чедовательским фантам от Фонда Форда. Имена уче-"ых. оказавших нам помощь в проведении исследова-

13

ний, не упомянуты в предисловии — все необходимые ссылки будут даны в соответствующих главах.

Существует множество научных данных, получен­ных в ходе различных исследований, которые не толь­ко делают теорию диссонанса доступной для понима­ния, но и подчеркивают актуальность и перспектив­ность ее дальнейшего развития.

В заключение я хотел бы высказать благодарность своим коллегам, оказавшим помощь в написании и окончательной редакции этой книги, а именно: Юдсо-ну Милсу, Роберту С. Сирсу, Эрнсту Р. Хилгарду, Гер­берту Мак-Клоски, Даниэлю Миллеру, Джеймсу Коле-ману, Мартину Липсету, Раймонду Бауэру, Джеку Бре-му и Мэю Бродбеку. Многие из них были сотрудника­ми Центра исследований поведения при Фонде Форда в то время, когда большая часть этой книги и была написана.

Леон Фестингер Пало-Алъто, Калифорния