Лекция 4.

Образы статских чиновников в русской литературе 19 в.

А.С. Пушкин «Заметки о русском дворянстве». Идеи, высказанные Пушкиным в этом эссе восходят к теории «Общественного договора» Ж-Ж. Руссо. Вероятно, Пушкин познакомился с этой идеей впервые в Царскосельском лицее.

Общественный договор (социальный контракт) — социально-экономическая теория, объясняющая происхождение гражданского общества, государства, права, как результат соглашения между людьми. Понятие общественного договора подразумевает, что люди частично откажутся от суверенитета и передадут его правительству или другой власти, чтобы получить или поддержать общественный строй через господство права. Общественный договор означает соглашение управляемыми на наборе правил, по которым ими управляют.

«Что такое дворянство? потомственное сословие народа высшее, то есть награжденное большими преимуществами касательно собственности и частной свободы. Кем? народом или его представителями. С какою целию? с целию иметь мощных защитников или близких ко властям и непосредственных предстателей. Какие люди составляют сие сословие? люди, которые имеют время заниматься чужими делами. Кто сии люди? люди отменные по своему богатству или образу жизни. Почему так? богатство доставляет ему способ не трудиться, а быть всегда готову по первому призыву du souverain (монарха) — образ жизни, то есть неремесленный или земледельческий — ибо все сие налагает на работника или земледела различные узы. Почему так? земледелец зависит от земли, им обработанной, и более всех неволен, ремесленник — от числа требователей торговых, от мастеров и покупателей. Нужно ли для дворянства приуготовительное воспитание? нужно. Чему учится дворянство? независимости, храбрости, благородству (чести вообще). Не суть ли сии качества природные? так; но образ жизни может их развить, усилить — или задушить. — Нужны ли они в народе, так же как, например, трудолюбие? Нужны, ибо они la sauve garde (оплот) трудолюбивого класса, которому некогда развивать сии качества».(Пушкин, 1830 г.)

Пушкин рассматривает дворяновластие как вещь весьма полезную для России. Однако он предъявляет к дворянам весьма высокие требования в области нравственности. Конституционная монархия во главе с просвещенной аристократией – вот политический идеал поэта (сходно с идеями Платона «Государство», 5 в. до н.э.).

Примечание о дворянских титулах и званиях:

«Верхний слой благородного сословия составляло титулованное дворянство, т.е. дворянские роды, имевшие баронские, графские, княжеские и другие родовые титулы. Последние в период феодализма в Западной Европе обозначали разные степени вассальной зависимости дворян (как феодалов) от сюзерена и, в конечном счете, от верховного сюзерена — короля. В России до начала XVIII в. существовал только княжеский титул, исключительно как наследственный, обозначавший принадлежность к роду, который в древности пользовался правом княжения (государственного управления) на определенной территории страны. В связи с созданием русского централизованного государства и обеднением многих из княжеских родов престиж титула упал. Этому способствовало и разрешение пользоваться княжеским титулом главам татарских и мордовских родов при принятии ими православия. Е.П. Карнович пришел к заключению, что наследственные князья «не только не представляли собой русской аристократии ... но даже не составляли безусловно высшей служилой знати, за исключением немногих родов» и «остаются в безызвестностии убожестве». По указу 1675 г. называние кого-либо князем (без имени) стало расцениваться как бесчестье.

При Петре I впервые российские подданные стали получать родовые титулы западных государств, главным образом Священной Римской Империи (объединявшей в это время немецкоязычные государственные образования); в Россию приехали иностранцы, обладавшие такими титулами; в состав страны вошли территории, где некоторые из этих титулов были распространены. В одном из «пунктов» к Табели о рангах уже определенно указывалось на существование «Российского государства князей, графов, баронов». Пожалование родовых титулов нередко сопровождалось пожалованием земель и крепостных.Но формально обладание родовым титулом не было связано с определенным имущественным статусом и во многих случаях бароны, графы и князья не были богаты.

Князья и графы Священной Римской Империи могли быть владетельными (действительными) или титулярными. Последние обладали лишь титулом графа или князя; первые же должны были иметь в пределах Империи земельные владения. Титул графа Римской Империи из числа русских подданных раньше других получили Ф.А. Головин (1701 г.), А.Д. Меншиков (1702 г.) и Г.И. Головкин (1707 г.). Княжеский титул в 1705 г. был пожалован А.Д. Меншикову. Затем лишь при Екатерине II его получили Г.Г. Орлов (1772 г.), Г.А. Потемкин (1776 г.), А.А. Безбородко (1784 г.), П.А. Зубов (1796 г.). Пожалования эти производились по просьбам российских Императоров (Императриц) и за заслуги перед Россией. Например, в январе 1776 г. Екатерина II просила «Римского Императора», «чтоб Его Величество удостоил генерала графа Григория Потемкина, много Мне и Государствуслужившего, дать Римской Империи Княжеское достоинство, за что весьма обязанной Себя почту». (Л.Е. Шепелёв  Титулы, мундиры, ордена в Российской Империи)

Переходя к разговору об образах светских чиновников в литературе 19 в., нам необходимо вспомнить о типе «маленького человека». Действительно, чиновники низших рангов в 19 в. часто воспринимались как люди бесправные, «униженные и оскорбленные», стоящие очень низко на социальной лестнице. Их личное дворянство давало им очень мало привилегий. К такому типу «маленького человека» традиционно относят станционного смотрителя Пушкина, Акакия Башмачкина, Макара Девушкина (Достоевский «Бедные люди»). К типу «лишнего человека» относят таких героев, как Онегин, Печорин, Чадский, Лев Алексеевич Агарин (Некрасов «Саша»). Обычно к типу лишнего человека мы относим категорию достаточно обеспеченных и не служащих дворян. Однако следует понимать, что словосочетание «лишний человек» ввел в литературу Тургенев (рассказ «Дневник лишнего человека»).

«Нет, решительно не стоит... Жизнь моя ничем не отличалась от жизни множества других людей. Родительский дом, университет, служение в низменных чинах, отставка, маленький кружок знакомых, чистенькая бедность, скромные удовольствия, смиренные занятия, умеренные желания -- скажите на милость, кому не известно все это? И потому я не стану рассказывать свою жизнь, тем более что пишу для собственного удовольствия; а коли мое прошедшее даже мне самому не представляет ничего ни слишком веселого, ни даже слишком печального, стало быть в нем точно нет ничего достойного внимания. Лучше постараюсь изложить самому себе свой характер.

   Что я за человек?.. Мне могут заметить, что и этого никто не спрашивает, -- согласен. Но ведь я умираю, ей-богу умираю, а перед смертью, право, кажется, простительно желание узнать, что, дескать, я был за птица?

   Обдумав хорошенько этот важный вопрос и не имея, впрочем, никакой нужды слишком горько выражаться на свой собственный счет, как это делают люди, сильно уверенные в своих достоинствах, я должен сознаться в одном: я был совершенно лишним человеком на сем свете или, пожалуй, совершенно лишней птицей».(Тургенев)

Как мы понимаем, образ «лишнего человека» у Тургенева кардинально отличается от столь знакомого нам типа.

Обратимся теперь к типу «маленького человека».

«В XVIII веке, при Петре I, в России учреждена была «регулярная» почта. Она представляла собой сеть станций, управляемых специальными чиновниками, фигуры которых сделались позже одними из персонажей «петербургского мифа» (вспомним «Станционного смотрителя» Пушкина). В распоряжении станционного смотрителя находились государственные ямщики, кибитки, лошади. Те, кто ездили по государственной надобности — с подорожной или же по своей надобности, но на прогонных почтовых лошадях, приезжая на станцию, оставляли усталых лошадей и брали свежих. Стоимость езды для фельдъегерей оплачивалась государством. При получении лошадей на станциях существовал строгий порядок: вперед, без очереди, пропускались фельдъегеря со срочными государственными пакетами, а остальным давали лошадей по чинам: особы I—III классов могли брать до двенадцати лошадей, с IV класса — до восьми и так далее, вплоть до бедных чиновников VI—IX классов, которым приходилось довольствоваться одной каретой с двумя лошадьми. Но часто бывало и по-другому: проезжему генералу отдали всех лошадей — остальные сидят и ждут... А лихой гусарский поручик, приехавший на станцию пьяным, мог побить беззащитного станционного смотрителя и силой забрать лошадей больше, чем ему было положено». (Ю. Лотман)