2. Творчество Елизаветы Юрьевны Кузьминой - Караваевой.

Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева, в монашестве мать Мария, известна в России прежде всего как замечательная лирическая поэтесса начинавшая свой творческий путь в эпоху Александра Блока, в тот период истории русского искусства, который получил название «Серебряного века» . Однако мало кто знает, что природа и Бог одарил эту женщину ещё и подлинным талантом художника.

Слово « талант» в данном случае не следует воспринимать как комплимент, иные исследователи ставят художественное творчество матери Марии даже выше поэтического.

К большому сожалению, изучение этой стороны деятельности м.Марии было значительно затруднено и по разным причинам. Во первых, в силу исторических обстоятельств - Елизавета Юрьевна оказалась в эмиграции и творчество её, как впрочем и жизнь разделились пополам.[3]

Современный литературный справочник указывает что Е.Ю. Кузьмина-Караваева «поэтесса, философ, публицист, общественно-религиозный деятель. Детские годы ее прошли на юге России (Анапа, Ялта). После неожиданной кончины отца уехали с матерью в Санкт-Петербург. По окончании частной гимназии училась на философском отделении Бестужевских курсов. В 1910 году Елизавета Юрьевна вышла замуж за Д. В. Кузьмина-Караваева... входила в «Цех поэтов», издавший ее первую книгу стихов «Скифские черепки» (1912 год), в которой отразились детские впечатления, наблюдения за археологическими раскопками крымских курганов. Книга была замечена критикой... Дружила с Ахматовой, с Городецким, посещала заседания знаменитой «башни» Вяч. Иванова, гостила в Коктебеле у Волошина... Длительное время находилась под влиянием поэзии и личности Блока. Ей адресовано стихотворное обращение поэта: «Когда Вы стоите на моем пути, Такая живая, такая красивая...» Многие годы

они состояли в переписке... Кузьмина-Караваева была первой женщиной заочно изучавшей богословие в Петербургской Духовной академии.

Как член партии эсеров после Февральской революции 1917 года стала городской головой Анапы...

Многие знавшие м. Марию в те далёкие годы, свидетельствовали о том, что часто видели её с иголкой в руках. Она вышивала гладью, часто употребляя разные по толщине нитки, на некоторых иконах можно встретить и смешение техники. Тонкие шёлковые нити переплетаются с более грубыми льняными, порой дополняются бисерной инкрустацией, искусственным жемчугом и камнями. Чаще всего её вышивки рождались, то что называется по наитию, без предварительного рисунка, а порой и на глазах у зрителей.

Однажды Юрий, сын м. Марии увлеченный изучением истории искусства, принёс ей альбом с репродукциями знаменитых вышивок королевы Матильды ( война Англии и Франции ). Матери Марии настолько понравился старинный стиль и техника вышивки, что она решила перенять его и вышила в этой же манере огромный гобелен - « Жизнь царя Давида» .Эта вышивка (около 5 метров в длину ) сохранился до наших дней и находится в одном из православных монастырей Англии.¹ На протяжении всей жизни и в стихах и в живописи м. Мария неоднократно возвращалась к теме царя Давида Со слов Софьи Борисовны: «...её всегда пленяли Его вдохновенные псалмы и любовь к Богу. По отзывам знатоков, эта великолепная вышивка -художественное произведение. Но работы матери Марии « кому-то» очень не нравились, и после её ареста ( 1943 г) их старались уничтожить.

И всё таки мы можем говорить как о чуде, что несмотря на обстоятельства и не всегда доброжелательное отношение окружающих к её не традиционному монашеству, творчеству и к ней самой - до нас дошли не только в фотографиях, а и в оригиналах вышивки, иконы, рисунки и стихи матери Марии. Из вышитых икон лурмельского периода сохранилась замечательная, большая икона из Откровений Святого Иоанна Богослова «Ангел с кадилом».¹

Эта икона мастерски выполнена матерью Марией в необычной для того времени смешанной технике; в ней и воздушная виртуальная лёгкость исполнения , сочетание кусков шёлка и серебренных нитей, с бисером и жемчугом. Как и в других своих художественных произведения можно с уверенностью сказать, что мать Мария любила и знала традиции, но никогда не замыкалась на них. Она шла своим интуитивным путём вкладывая в свои вышивки любовь и трепет.

Помимо этого, до недавнего времени в парижском Соборе Александра Невского находились ещё три вышитые иконы, которые мать Мария создала на улице Лурмель. Они уцелели, а совсем недавно, мне удалось их перенести в церковь, в том же 15 округе и тоже названной в честь Покрова Пр.Богородицы. В этом храме теперь находится десять произведений матери Марии: плащаница, иконы на картоне, облачение. Эти работы дополняют наше представление о её прикладном и декоративном даре.

Икона Св. Митрополита Филиппа Московского, Образ Спасителя на Убрусе и Божьей Матери - были сделаны для маленькой церкви, которую м. Мария и о. Димитрий Клепинин открыли в пристройке основного храма и где вначале помещалась ризница. Церковь получилась совсем крохотная, но очень уютная и тёплая, а мать Мария и отец Димитрий мечтали объединить обе церкви в одну при помощи арки. Так вот, эти три иконы сделанные то что называется на одном дыхании, и в одном стиле, производят сильное впечатление.

Можно даже рискнуть сказать, что это не иконы в том классическом понимании традиционного письма, а что это своё собственное представление Образа Господня, Богородицы и Святого Филиппа. В этих работах вложено много сердца и волнения души самого художника. Даже в выборе фактуры ниток, цвета камней и бисера, чувствуется подсознательное желание донести до молящегося не бесстрастность образа, а именно эмоциональный внутренний огонь и напряжение. Не несут они покоя душевного, а притягивают какой-то непонятной внутренней силой.

Конечно из описания можно сделать вывод, что мать Мария была универсальной личностью наделённой самыми разными талантами. Условные уроки живописи, рисунка и композиции приобретённые в России (в её прежней жизни) нашли своё развитие во Франции. Этим ремеслом не возможно было прокормить себя но это было настоящей душевной пищей и для неё самой, да и для всех кто окружал её в то время.

В непосредственной работе над иконой, у неё определился свой самостоятельный стиль, пластический язык. Безусловно это не выросло на голом месте, а случилось под большим влиянием того «нового богословия», нового взгляда, к которому мать Мария тянулась всей душой и конечно находилась под влиянием таких личностей как Сергий Булгаков и Николай Бердяев.

Иконная живопись матери Марии имеет своё отличие от многих работавших в то время в эмиграции художников.¹ В её вещах всегда присутствует и делается акцент на символику и эмоциональное не традиционное решение темы. И как всегда эта тема или живописный образ имеют взаимодополнение в её поэтической фразе.

Мы не можем остановиться здесь на анализе каждой работы м.Марии да может быть этого и не следует делать, пусть каждый откроет для себя её мир поэзии и живописи.

Чтобы лучше представить насколько связана воедино богословская мысль и рисунок у матери Марии можно привести в пример её раннюю работу « Притча о десяти девах» Евангелие от Матфея. В этой притче « возникает многоплановый рассказ о Пяти Мудрых и Пяти Неразумных девах, которые в ожидании Жениха по разному себя ведут.« Тогда подобно будет Царствие Небесное десяти девам, которые, взяв светильники свои вышли навстречу Жениху»( Евангелие от Матфея 25 : 1- 13 )

В работе матери Марии мы видим, что под крышей сидят десять дев и дремлют в ожидании прихода Жениха, а справа те же девы, уже во дворе, зажгли свои светильники и готовятся к встрече, того же Жениха, силуэт которого обозначен наверху у паперти храма с зияющим порталом.

С 1923 года жила в Париже. Под псевдонимом Юрий Данилов опубликовала автобиографический роман о годах революции и гражданской войны «Равнина русская: хроника наших дней». В издательстве «ИМКА-Пресс» вышли два ее сборника жития святых «Жатва духа» (1927). Восемь житий написаны о беспредельной, порой парадоксальной любви к человеку, о принятии на себя чужого греха... В 1929 году в Париже вышел ряд ее небольших книг: «Достоевский и современность», «Миросозерцание Вл. Соловьева», «Хомяков».

Назначенная разъездным секретарем Русского студенческого христианского движения, она с 1930 года вела миссионерскую и просветительскую деятельность среди русских эмигрантов в разных городах Франции...

В 1932 году, после церковного развода с мужем, стала монахиней, приняв при постриге (его совершил глава Русской Православной церкви за рубежом митрополит Евлогий) имя Марии - в честь Марии Египетской. С тех пор выступала в печати под именем: монахиня Мария, мать Мария. В 1937 году вышел сборник «Стихи», автор - монахиня Мария - Свое монашеское призвание видела в деятельной любви к ближним, прежде всего в помощи бедным... Оставшись работать в миру, оказывала поддержку людям, опускаясь на самое дно эмигрантской жизни. В середине 30-х годов она основала в Париже небольшой центр социальной помощи - братство «Православное дело», ставшее местом встречи многих писателей и философов. В числе основателей были митрополит Евлогий, Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, К. В. Мочульский и другие.

После оккупации Парижа сотни евреев обращались к матери Марии за помощью и убежищем. Им выдавали документы, свидетельства о принадлежности к православному приходу на улице Лурмель, укрывали, отправляли в провинцию. Во время массового еврейского погрома 1942 года, когда тысячи евреев, включая детей, были загнаны на стадион, Кузьмина-Караваева пробралась туда и спасла нескольких детей. О необходимости сопротивления она писала в статье «Размышления о судьбах Европы и Азии».

9 февраля была арестована за укрывательство евреев и отправлена в концлагерь Равенсбрюк.

В 1947 году под именем матери Марии вышел посмертный сборник «Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере Равенсбрюк», изданный ее бывшим мужем Скобцовым. Главный мотив лирики - с Богом не страшны ни грядущая смерть, ни мучения... Подвижнический облик матери Марии раскрывают, в числе других, воспоминания ее матери, которая приводит прощальные слова дочери, сказанные ею в лагере: «Мое состояние - это то, что у меня полная покорность к страданию... если я умру, в этом я вижу благословение свыше. Самое тяжелое и о чем я жалею, что я оставила свою престарелую мать одной».

Со смертью Гаяны (1936) и до начала войны она всё чаще говорит и пишет в своих стихах о смерти. Её грёзы наяву о собственной гибели, исчезновении от огня, удивляют прозрением. Будто недели и часы которые она проведёт в лагере Равенсбрюк через пару лет, были уже заранее описаны :

Господи, на этой вот постели,-

( Не другую ж, в самом деле, ждать) ,-

Пролежу предсмертные недели,

Медленно я буду умирать .

И в другом стихотворении мать Мария продолжает.

Торжественный, слепительный подарок ,

Ты даровал мне смерть. В ней изнемочь.

Душа, сожженая в огне пожара

Медлительно, на век уходит в ночь.

На дне ея лишь уголь чёрно -рыжий,

Ей притаиться надо, помолчать.

Но в сердце Ты огнём предвечным выжег.

Смертельного крещения печать.¹ А в период между 1940- 1941 годами она вышивает большое полотно -гобелен «Тайная вечеря», которым ей хотелось украсить Царские врата в лурмельской церкви.² Выбор этой евангельской темы и именно в тот период жизни не простая случайность. Давно, давно ещё в России, только начиная, свои живописные опыты она написала акварель « Я есмь лоза истинная». Как не покажется странным, но эта одна из первых вещей молодой художницы совершенно логична и параллельна по времени и символике с почти предсмертной вышивкой «Тайная вечеря».

«Обществом друзей матери Марии» и С. Б. Пиленко (мать монахини - Г. И.) в 1949 году в Париже был издан второй посмертный сборник «Стихи».

Ее стихотворение, написанное уже в эмиграции, но совершенно русское, вольное, высокое:

Не помню я часа Завета,

Не знаю Божественной Торы,

Но дал Ты мне зиму и лето,

И небо, и реки, и горы.

Не научил Ты молиться

По правилам и по законам –

Поет мое сердце, как птица,

Нерукотворным иконам.

Росе, и заре, и дороге,

Камням, человеку и зверю.

Прими, Справедливый и Строгий,

Одно мое слово: я верю.

Это из книги 1937 года «Стихи». Она тогда уже была монахиней. Могла, да она и умела, много чего нафилософствовать, обращаясь к Богу. Нет. Она следует заветам русских старцев, говоривших: где просто - там ангелов до ста. Все здесь просто. Она даже признается, что и молиться-то как следует, может быть, не умеет. Но умеет благодарить Бога и знает точно, что ВЕРИТ. И это самое главное. А благодарит она Бога, в том числе, и за те «лета» в бежецких краях.

И в своих последних стихах она писала:

До свиданья, путники земные...

Будем скорбно вспоминать в могиле,

Как мы много не договорили,

И не дотрудились, и не долюбили...

Как от многого мы отвернулись,

Как мы души холодом пронзили,

Как в сердца мы острие вонзили,

Будем скорбно вспоминать в могиле.

До свиданья, названные братья,

Будем скорбно вспоминать в могиле,

Как мы скупо и несмело жили,

Как при жизни жизнь свою убили.

Когда-то наш великий поэт Александр Блок посвятил Кузьминой-Караваевой такое стихотворение:

Когда вы стоите на моем пути,

Такая живая, такая красивая,

Но такая измученная,

Говорите все о печальном,

Думаете о смерти,

Никого не любите

И презираете свою красоту –

Что же? Разве я обижу вас?

О, нет! Ведь я не насильник,

Не обманщик и не гордец,

Хотя много знаю,

Слишком много думаю с детства

И слишком занят собой.

Ведь я - сочинитель,

Человек, называющий все по имени,

Отнимающий аромат у живого цветка.

Сколько ни говорите о печальном,

Сколько ни размышляйте о концах и началах,

Все же я смею думать,

Что вам только пятнадцать лет.

И потому я хотел бы,

Чтобы вы влюбились в простого человека,

Который любит землю и небо

Больше, чем рифмованные и нерифмованные

Речи о земле и небе.

Право, я буду рад за вас,

Так как — только влюбленный

Имеет право на звание человека.

6 февраля 1908 года

Блок увидел в пятнадцатилетней девушке очередного мотылька, летящего на пламя бесконечных высокопарных умствований и салонных исканий. Он советует ей стать естественной, быть ближе «к земле», влюбиться в нормального человека и просто жить. Он их столько насмотрелся, этих салонных див.

В светском плане наше правительство признало заслуги матери Марии и посмертно наградило орденом Отечественной войны. [4]