Сенека Тексты1

Все хотят жить счастливо, но люди плохо понимают, в чем же состоит счастье и как трудно его достигнуть. Главное в том, чтобы не следовать слепо в упряжке за вожаками. Мы стремимся сообразовываться с молвой и признаем самым правильным то, что встречает наибольшее сочувствие и находит наибольшее число последователей, живем не так, как требует разум, а как живут другие. Именно отсюда берет начало непрерывно нарастающая гора заблуждений и их жертв!

Человечество не настолько еще созрело, чтобы истина стала доступной большинству. Одобрение толпы, зависимость от нее доказывают нашу неполноценность. Предметом интереса и исследования должен быть вопрос, какой образ мыслей и действий максимально достоин человека, а не то, что чаще всего встречается, благодаря чему мы можем рассчитывать на вечное счастье, а не то, что одобряет чернь, – наихудшая толковательница истины. К черни я отношу не только простонародье, но и венценосцев. Меня не интересует цвет нарядов, в которые рядятся люди. Оценивая человека, я не верю глазам; у меня есть куда более точная мера, чтобы отличить истину от лжи. О духовном достоинстве должен судить дух.

Не могу сказать, что разделяю полностью взгляды только одного представителя школы стоиков, я сохраняю за собой право иметь собственное суждение, следуя одному, у другого сделаю частичное заимствование. Возможно, в итоге я не смогу отвергнуть ни одно из положений своих предшественников, скажу только, что они взаимно дополняют друг друга и принадлежат мне. Хотя общее правило стоиков – «Живи сообразно природе ве­щей» – я полностью разделяю. Не уклоняться от природы, а руководствоваться ее законами, брать с нее пример – в этом и состоит мудрость. Согласованная с природой жизнь возможна, если человек постоянно обладает здравым умом; если его дух мужествен и энергичен, благороден, вынослив и подготовлен к любым обстоятельствам; если, не впадая в тревожную мнительность, он заботится об удовлетворении физических потребностей; если он интересуется материальными аспектами жизни, не соблазняясь ни одной из них; если, наконец, он умеет пользо­ваться дарами судьбы, не становясь их рабом, – такое расположение духа устраняет поводы к раздражению и страху, дает покой и свободу. Взамен ничтожных, мимолетных, мерзких и вредных наслаждений приходит сильная, ничем неомрачимая и устойчивая радость, мир и гармония духа, величие, соединенное с кротостью. Любая форма жестокости происходит от немощи.

В пагубе позорного рабства будет пребывать тот, на кого оказывают разрушительное влияние удовольствия и страдания, эти деспотические силы, их необузданный произвол. Необходимо добиться независимого от них положения, а его создает неподдельное равнодушие к судьбе. Тогда и осуществится неоценимое благо: спокойствие и возвышенность духа, чувствующего свою безопасность. С исчезновением страха приходит вытекающая из познания истины безмятежная радость, приветливость и просветленность духа. Все это утешит душу человека не потому, что это благо, а потому, что это добытые им самим плоды добродетельной жизни. Человека, лишенного понятия истины, никоим образом нельзя назвать счастливым. Жизнь удалась, если она неизменно основывалась на правильном и разумном суждении. Тогда дух обретает особую ясность, он свободен от всяких дурных влияний, терзаний и мелочных уколов, он всегда удерживает занятое им положение и отстаивает его, несмотря на жестокие удары судьбы.

Почитающие удовольствие высшим благом рано или поздно увидят, как ошибочно они определили ему место. Удовольствие, полагают они, неотделимо от добродетели, нравственная жизнь совпадает с приятной, а приятная – с нравственной. Как же можно соединять столь исключающие друг друга элементы и почему нельзя держать раздельными удовольствие и добродетель? Не потому ли, что вы хотите, чтобы и добродетель – основное начало всех благ – была истоком и того, что вам нравится и к чему вы стремитесь. Если удовольствие и добродетель неотделимы, то почему одни деяния приятны, но безнравственны, а другие, наоборот, безупречны в нравственном отношении, но при этом трудны и достижимы лишь на пути тяжких страданий.

Следует добавить, что удовольствия чаще встречаются в жизни порочных людей, а добродетель не допускает и вовсе порока, поэтому некоторые несчастны не по причине недостатка удовольствий, а из-за их избытка. Этого не случилось бы, если бы удовольствие было неотделимо от добродетели. На самом деле все не так, и добродетель не нуждается вовсе в чувственных наслаждениях. Добродетель величественна, возвышенна, неустанна, царственна и непобедима. Чувственные услады низки, немощны в своей рабской зависимости, преходящи, гнездятся в притонах и трактирах. В храмах, на форуме, в курии нужно искать истинные достоинства, мужество защищает стены города. У добродетели загорелое и обветренное лицо, мозолистые руки. Похоти и порок, напротив, ищут мрака; они изнежены и слабы; от них пахнет вином и пряностями; на щеках порока румяна и отвратительные следы косметики. Все настоящее вечно и неистощимо, не вызывает пресыщения и раскаяния, ибо правильный образ мыслей не допускает заблуждений, негодования по поводу принятых решений. Лишенное основательности и рассудительности удовольствие угасает в момент наибольшего накала. Его роль ограничена, после исполнения желания наступает отвращение и быстро приходит апатия. Никогда не бывает устойчивым стихийно развивающееся явление, то, что случается в единый миг и в самом процессе реализации уже обречено на гибель, от кульминации тут же стремится к неминуемому концу.

Кроме того, наслаждения ведомы как праведникам, так и негодяям, порочные люди находят в непристойностях удовлетворение, как и праведные – в образцовом. Древние брали за правило, что следует стремиться не к приятной, а к праведной жизни, ибо удовольствия не могут направлять разумную волю, они иногда сопутствуют ей. Необходимо считаться с естественными нуждами организма и заботиться о средствах его поддержания, но без страха за будущее, ибо они скоротечны и даны нам в подмогу. Нельзя становиться рабом того, что чуждо нашему существу. Несущественные факторы и телесные утехи должны быть в подчиненном положении, в каком находятся легковооруженные отряды вспомогательного служебного назначения. Только в этом случае они полезны для нашего духа. Человек может преклоняться только перед духовным достоинством, не должен поддаваться действию внешних факторов. Искусный мастер собственной жизни рассчитывает только на себя, с улыбкой встречает как улыбку судьбы, так и ее удар. Его уверенность опирается на знание, а знание отличается надежностью и постоянством. Однажды принятые решения остаются в силе без всяких поправок на меняющиеся обстоятельства. Такой человек спокоен и уравновешен, доброжелателен и благороден. Его чувства поистине разумны, от разума человек получает свои элементы и точку опоры для полета к истине и необходимого самоуглубления.

Удовольствие не награда за добродетель и не побудительная причина добиваться ее. Добродетель привлекает не обещанием на­слаждения, она сама, напротив, дарует наслаждение своей привлекательностью. Высшее благо заключено в самом сознании и совершенстве духа. Достигнув предела, дух закончит свое развитие, тогда ему нечего больше желать. Понятие о целом не допускает, что есть нечто, не входящее в состав части, как невозможно, чтобы что-то находилось дальше конца.

Только моральное может быть частью морального, высшее благо утратит чистоту, если в нем окажется некачественная примесь. Тот, кто смешивает добродетель и удовольствие, тот даже в условиях неравноправного союза парализует присущую другому благу силу и подавляет свободу, которая остается незыблемой только тогда, когда ею дорожат больше всего. У вершащего смешение возникает потребность в милости судьбы, что и есть величайшее рабство, тревожная, суетная, боящаяся случайностей жизнь. Может ли человек повиноваться Богу, спокойно переносить превратности судьбы и не роптать, если он чувствителен к страданиям и зависит от удовольствий? Падкий на услады не может быть защитником родины и своих близких. Так сохраним благо на такой высоте, откуда его не достанет никакая сила, куда не проникнет никакая скорбь, надежда и страх, – все, что умаляет права высшего блага. Только добродетели доступны высоты блага, с их помощью трудности подъема преодолимы. Достойный человек не боится невзгод, ибо с высоты блага они воспринимаются как случайные.

Философы не всегда поступают так, как говорят, все-таки они приносят немалую пользу своими рассуждениями, намечающими нравственные идеалы. Если бы они поступали так, как учат, то счастливее их трудно было бы представить. Но занятия наукой похвальны даже тогда, когда они не сопровождаются очевидными результатами. Я не забуду, что моя родина – весь мир, что им правят боги, что эти строгие судьи всегда со мной и надо мной. Когда природа потребует к возврату мою жизнь либо я откажусь от нее по требованию разума, я скажу, уходя, что дорожил чистой совестью и стремился к добру, что ничья свобода, прежде всего моя собственная, по моей вине не пострадала.