Миф о героизации страдания.

«Автор “Колымских рассказов” считает лагерь отрицательным опытом для человека — с первого до последнего часа. Человек не должен знать, не должен даже слышать о нем. Ни один человек не становится ни лучше, ни сильнее после лагеря. Лагерь — отрицательный опыт, отрицательная школа, растление для всех — для начальников и заключенных, конвоиров и зрителей, прохожих и читателей беллетристики».

Бернард Шоу как то заметил, что Оскар Уальд вышел из тюрьмы таким же каким попал туда.Человек не меняется в результате страдания. Тайный генетический код личности неизменен, как отпечаток пальца.

Страдание еще никого не сделало чище, лучше. И проповедники очистительной и воспитательной роли страдания заслуживают того, чтобы вечно проверять свою теорию на практике.

«Капитуляция перед ужасами прошлого могла заставить человека образованного отречься от своего статуса интеллектуала и прибегнуть в борьбе за жизнь к тем же средствам, какими пользовался его необразованный товарищ: “раз так было всегда, то так будет и впредь”».

Это порочный путь, на котором нет выхода.

Какой смысл цеплятся за жизнь, если ты умрешь немного позже? Но это будет всего лишь твоя биологическая смерть, потому что как человек ты уже умер.

Сколько еще нужно страдать? Почему опыт страдания у нас никак не конвертируется в свободу? Почему мы не можем никак отрефлексировать этот опыт страдания и забыть о нем? Это задача интеллектуалов в обществе. И почему этого не случилось мы сейчас увидим.

Миф о чувстве вины русской интеллигенции.

Стержнем этой этической концепции является творчество Льва Толстого. Еще Чехов в своем рассказе «Палата номер 6» начал эту тему.

«И пусть мне не “поют” о народе. Не “поют” о крестьянстве. Я знаю, что это такое. Пусть аферисты и дельцы не поют, что интеллигенция перед кем-то виновата.

Интеллигенция ни перед кем не виновата. Дело обстоит как раз наоборот. Народ, если такое понятие существует, в неоплатном долгу перед своей интеллигенцией».

Шаламов

Михаил Гершензон автор и составитель знаменитого сборника Вехи в своей статье к первому изданию написал в 1909г: «Мы не люди, а калеки, все, сколько нас есть, русских интеллигентов [...] Русский интеллигент — это, прежде всего, человек, с юных лет живущий вне себя [.,.] Деятельность сознания должна быть устремлена внутрь, на самую личность. [...] Сонмище больных, изолированное в родной стране, — вот что такое русская интеллигенция. [,..] И не будет нам свободы, пока мы не станем душевно здоровыми (...] Наша интеллигенция на девять десятых поражена неврастений [... ]»

На центральный для всей книги вопрос об отношении народа и интеллигенции ее составитель отвечал иначе, чем большинство ее авторов. Рецепт Гершензона мистичен, и он не собирается этого скрывать: «Когда сознание обращено внутрь, когда оно работает над личностью, — [...] тогда оно по необходимости мистично»

Другой соавтор Вех Петр Струве позднее писал, что русская литература «на разный лад [...] идеализировала народ, понимаемый как простонародье»: литературное народничество восходило от славянофилов к Блоку и Горькому, и только Тургенев, Чехов и Бунин имели иммунитет от этой болезни русской интеллигенции.

Теперь мы понимаем,- отношение Шаламова к Бунину обьясняется близостью позиций. Как мы помним Шаламов получил десять лет в 1943 по доносу за восхваление русского писателя Бунина, которого он открыто называл единственным и настоящим современным писателем.

« Им нужно вызвать чувство вины у своих жертв, чтобы в том безысходном мире, где они оказались, всеобщая виновность послужила оправданием новых актов насилия. Когда понятие невиновности истребляется даже в сознании невинной жертвы, над этим обреченным миром окончательно воцаряется культ силы. Вот почему омерзительные и страшные ритуалы покаяния так распространены в этом мире, где разве что камни избавлены от чувства вины.» Альбер Камю. Человек Бунтующий.

Известно также категорическое отрицание Шаламовым гуманистической традиции русской литературы, его жесткие выпады в адрес Толстого, Некрасова, Чернышевского и других носителей этой традиции — не просто гуманизма, но возвеличивания народа, прежде всего крестьянства.

Интеллигенция, интеллектуалы – это душа нации. Кому выгодно чтобы эта душа была больна чувством вины? Находилась в плену заблуждений.

Ссылки на Толстого неуместны , как выразился Иосиф Бродский: «Что он знал о самоосуждении, наш великосветский граф?»

Важный вопрос : Когда мы говорим об элите нации, то есть об интеллектуалах, кого мы имеем в виду? Где проходит граница условно между народом и элитой?

На мой взгляд, и я в этом убежден, если вы задаете себе гуманитарные вопросы, если для вас важна не только личная свобода , но и свобода другого человека, если вы руководствуетесь этим, вы и есть элита. Так я думаю. Что нас может обьединить это четкое понимание того, что есть эти гуманитарные ценности и что лежит за пределами этих гуманитарных ценностей.

Миф о романтике и независимости блатного мира.

Шаламов посвятил немало страниц в «Колымских рассказах» и воспоминаниях о Колыме растлению интеллигенции властью государства и властью блатарей.

Он срывает флер романтизации с блатного мира. Мы видим, что власть блатных – это неотьемлемая часть власти государства и даже ее логическое продолжение, с теми же практиками унижения, запугивания, с той же иерархией, так как преследует ту же цель – порабощение и уничтожение индивидума.

«Всю жизнь я наблюдаю раболепство, пресмыкательство, самоунижение интеллигенции, а о других слоях общества и говорить нечего.

Миф о смирении.

« Жизнь – это место , где жить нельзя.» Марина Цветаева.

Рассказ «Надгробное слово», который начинается словами: «Умерли все…». В конце этого мартиролога несколько собеседников-лагерников обсуждают, что они будут делать после освобождения. Один собирается поесть вдоволь каши, другой — собрать окурки в райкоме… В каждой реплике видна искаженность их восприятия лагерем — и одновременно трагифарсовое осознание этой искаженности. Но заканчивается рассказ потрясающей по силе метафорой. Один из собеседников, до того молчавший, произносит:

«А я, — и голос его был покоен и нетороплив, — хотел бы быть обрубком. Человеческим обрубком, понимаете, без рук, без ног. Тогда я бы нашел в себе силу плюнуть им в рожу за все, что они делают с нами».

Мощнейший, пробирающий буквально до костей образ.

Кажется, что он интуитивно понятен. Но, если задуматься, почему надо быть обрубком, чтобы плюнуть в палачей? Обычный читатель вряд ли задумается над этим — интуитивно, благодаря воздействию шаламовской прозы, он понимает: стать обрубком герой хочет для того, чтобы избавиться от страха, вызываемого страданиями физического тела, от страха побоев и смерти. Чтобы человек весь воплотился в ненависть: «Выпить из черепа врага, а там и умереть не жалко.»

«Клянусь до самой смерти

мстить этим подлым сукам,

Чью гнусную науку я до конца постиг…»

Выход , если он есть в « Да здравствует ненависть!»

Здесь нельзя не вспомнить Хайнера Мюллера и его пьесу «Гаммлет машина»

Я – Электра! Они владели мной. Но я подожгу свою тюрьму!

Говорит Электра. В сердце тьмы.Под солнцем пытки. От имени всех жертв. Я превращаю материнское молоко в смертельный яд.беру назад мир, мной рожденный. Долой счастье подчиненья. Да здравствует ненависть, презренье, восстание, смерть.

К чему или к кому ненависть?

Вертухаи не читают прозу. Может быть Шаламов мстит русской литературе? Всему русскому идеализму? Романтическим представлениям о блатных?

Нет.Его ненависть направлена на ложь. К инфицированным ложью, разлагающимся трупам. К врагам человеческого достоинства.

«В “Колымских рассказах” нет ничего, что не было бы преодолением зла, торжеством добра, — если брать вопрос в большом плане, в плане искусства.

Выход единственный это Ненависть.Бунт. Это тот огонь который единственный согревает в иррациональном мире. В аду как мы уже упоминали, отменены моральные категории.

Наступает время, когда разочарование превращает терпеливую надежду в негодование и когда та же цель, защищаемая с остервенелым упорством, вынуждает искать иные средства для ее достижения.

Тайна.

Я знаю секрет этой тайны людей, стоящих «у стремени». Это одна из тайн, которую я унесу в могилу. Я не расскажу. Знаю — и не расскажу».Тайна- Arcanum(лат)

Система власти основывается на страхе смерти. Тайна заключается в сакральности самой смерти. SACRUM -священное, посвященное богам.В закрытости этого вопроса.

Что происходит когда власть присваивает себе право на смерть? Правильно – она становится богоподобной. Она заставляет своих еще живых жертв ежедневно переживать то, что римляне называли (лат. mysterium tremendum) тайны устрашающей. Тайны смерти.

Религиозная мистическая практика ритуала перекочевала в государственую практику. Поэтому для нее нужны были невинные жертвы.

В подлинно ритуальном акте жертва должна сотрудничать с палачом .Эта ситуация хорошо известна русской литературе: убийцы готовят ритуал, рассчитывая на сотрудничество жертвы,— но та своим отказом нарушает совершенство финальной сцены, В этой возможности разрушить зловещую теодицею публичного насилия — последнее убежище человека и минимальная гарантия его свободы. Личность бессильна перед физической реальностью насилия, но обладает властью над его мистикой и эстетикой, которые зависят от добровольного содействия жертвы. Таков смысл Приглашения на казнь Набокова, и драматические Сцены отказа от сотрудничества с палачом происходили на Московских процессах.

Здесь уместно вспомнить Альбера Камю: « В сакрализованном мире нет проблемы бунта, как нет вообще никаких реальных проблем, поскольку все ответы даны раз и навсегда. Здесь место метафизики занимает миф.» Альбер Камю. Человек бунтующий. 1951

Поэтому так важна десакрализация и власти и смерти,- тогда разрушается и ложь и сама система. Вот тот главный вывод, та формула, поиску которой и посвятил себя писатель.

« Теперь это время пришло, они начнут меня обрабатывать своими методами, а я чувствую себя обворованным: я буду страдать зря, умру, не зная, чего стою»

Сартр. Мертвые без погребения

«Кроме того, только дошедший до иррационального остервенения зверь в человеческом обличье может додуматься до садистских пыток людей, чтобы выбить у них согласие. В этом случае происходит как бы омерзительное совокупление личностей, из коих одна подавляет другую. Представитель рациональной тотальности, напротив, довольствуется тем, что позволяет вещному началу в человеке одержать верх над личностным. Сначала посредством полицейского промывания мозгов высшие духовные начала в человеке сводятся к низшим. Затем следует пять, десять, двадцать бессонных ночей, в результате которых появляется на свет новая мертвая душа, проникнутая иллюзорной убежденностью. С этой точки зрения единственная подлинная психологическая революция нашего времени после Фрейда была осуществлена органами НКВД и вообще политической полицией. Исходя из детерминистской гипотезы, высчитав все слабые точки человеческой души и степень ее податливости, эта новая психотехника раздвинула одну из границ человеческого существа и попыталась доказать, что индивидуальная психология отнюдь не изначальна и что общей мерой человеческих характеров является их вещная основа. Эта психотехника в буквальном смысле слова создала физику души.» Альбер Камю. Человек бунтующий

Этот опыт невозможно забыть, сделать небывшим, он остается с человеком — и с обществом — навсегда. Вот эта тайна, показать ад. Создать ад, потому что и те, кто не сидел в лагерях в те годы, тоже находились в некоем предверии ада. Они легко могли оказаться по ту сторону.Для контроля над ними нужно было , чтобы у них была иллюзия. И чтобы они ни в коем случае не узнали чего они стоят на самом деле.

Узнать собственную цену помогают две вещи – чувство собственного достоинства и чувство прекрасного. Еще идея.