16. Новое время

Р.МАНДРУ. МАГИСТРАТЫ И КОЛДУНЫ ВО ФРАНЦИИ В XVII В.

АНАЛИЗ КОЛЛЕКТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ.

R.MANDROI. MAC.ISIRAI'S ?:Г SORCIKRS EN FRANCI' АН XVII SIKCLL.

UNU ANAI.YSI' 1)K PSYCHOLOCIIK COI.I.ECTlYK. P., 14SO. 576 Г.

Впервые изданная в 1968 г. книга известного французского

историка Робера Мандру, одного из пионеров истории ментально-

стей, является капитальным исследованием важной культуроло-

гической проблемы: каким образом в течение XVII в. произошел

переход французской королевской юстиции от усердного пресле-

дования колдунов как сознательных пособников дьявола к рацио-

налистической квалификации феноменов колдовства и одержимо-

сти либо как проявлений психических заболеваний, либо просто

как мошенничества. Эту смену позиций автор рассматривает как

настоящую "ментальную революцию", связанную с утверждением

характерных для Нового времени деистических представлений о

сравнительной редкости сверхъестественного вмешательства по-

тусторонних сил в земную жизнь.

Мандру провел исчерпывающее исследование своей темы, ис-

пользовав огромный комплекс как печатных, так и рукописных

источников. Библиографический список содержит названия Я45

текстов XVI- XVIII вв., в основном памфлетов, написанных в свя-

зи с различными ведовскими процессами и вызывавшимися ими

спорами. Обширные фонды Парижского парламента и Государст-

венного совета в Национальном архиве, многочисленные тома до-

кументов из Национальной библиотеки, фонды провинциальных

парламентов в департаментских архивах и бумаги отдельных

парламентариев, скопившиеся в муниципальных библиотеках,

составили солидную документальную основу суждений автора.

Нужно сразу же отметить, что тематика книги шире ее загла-

вия. Фактически речь идет о перемене отношения к проблеме ве-

довства вообще у французских интеллектуалов, в ряды которых

по заслугам входили многие столичные и провинциальные парла-

ментарии. Особое значение имело столь важное для XVII в. мне-

ние представителей опытной науки, в данном случае медицины.

Некоторые врачи уже с начала века имели смелость открыто вы-

ражать скептическое отношение к обычным объяснениям кон-

кретных случаев одержимости кознями дьявола (разумеется, не

ставя под сомнение возможность таких козней в поичципе). Ко-

обще книга дает немало оснований к тому, чтобы отчасти "реаби-

литировать" в глазах читателя как французских врачей XVII в.

(карикатурные образы которых слишком хорошо известны по ко-

медиям Мольера), так и Парижский парламент, начат, шин смяг-

чать свою судейскую позицию в процессах о ведовсчве гораздо

раньше, чем это стало делать королевское правительство.

Работа Мандру построена по хронологическому принципу и де-

лится на три части: 1. "Средневековое наследие: эпидемии конца

XVI в. и первые сомнения"; 2. "Кризис сатанизма: скандальные

процессы"; 3. "Отлив после 1640 г.: колдовство перестает быть

преступлением".

Веру в колдовство автор считает органической составной ча-

стью средневекового культурного наследия, глубоко укорененной

во французской деревне. В обычных условиях местная "колду-

нья" может здесь мирно жить, оказывая по своей части различ-

ные услуги односельчанам и пользуясь молчаливым гризнанием

своего авторитета знахарки и изготовительницы приворотного зе-

лья. Но горе ей, если на деревню обрушиваются бедстпия: неуро-

жаи, эпидемии, эпизоотии... Тогда народное сознания начинает

искать виновных"слуг дьявола" и быстро их находит. Начинают-

ся доносы, и в дело вступает королевская юстиция, доводящая

"ведьму" до костра. В крайних случаях сельским обществом ов-

ладевает настоящий психоз. Мандру приводит немало примеров

деятельности бродячих "умельцев", якобы обладающих свойст-

вом выявлять скрытых колдунов по малозаметному плтнышку в

их зрачках. Общины вскладчину приглашают к себе -in житель-

ство таких "специалистов", проводят массовые осмотры, и коли-

чество выявченных агентов нечистой силы ошеломляе" ко много-

му привычных судейских. Массовая охота на ведьм до-тигает па-

роксизма в 1580-х-1610-х гг., причем тогда ее оправдывало и

обосновывало подавляющее большинство французских юристов

во главе со знаменитым Жаном Боденом, чья вышедшая в

1580 г. "Демономания" (резкий ответ на книгу призывавшего к

осторожности немецкого врача Иоганна Вира) многократно пере-

издавалась: скептики в это время были еще малочисленны.

Положение меняется в первой половине XVII в., в сзязн с опи-

санными во второй части книги тремя большими "скандальными

процессами": в Эксе (1611 г.), Лудене (1633-1634 "г.), Лувье

(1643-1647 гг.). Их характер был в принципе иным, чэм у ведов-

ских процессов, проходивших в деревнях и не привлекавших к

себе особого внимания, поскольку их "героями" и жертвами ста-

новились лица низкого социального происхождения. В.) всех трех

случаях дело начиналось в городских женских монгстырях на

почве принимавших характер психоэпидемии случаен "одержн-

мости бесами". В отличие от злокозненных колдунов, заключав-

ших "пакт с дьяволом", одержимые рассматривались нс как аген-

ты, а как жертвы сатаны; они нуждались в помощи священно-

служителя, изгонявшего из них бесов (экзорциста). Cavia эта про-

цедура происходила не в тюремных застенках, где допрашивали

"ведьм", но публично, в присутствии многотысячной толпы зри-

телей. Заклинаемые экзорцистом бесы, изгоняемые из пациент-

ки, должны были назвать имена пособников дьявола среди лю-

дей. Священнодействие переходило в публичный допрос, резуль-

таты которого оставалось лишь передать местным королевским

судьям для осуждения пособников. Понятно, что судьям было

очень трудно усомниться в показаниях, принятых на веру тыся-

чами собравшихся, какое бы подсознательное сведение личных

счетов ни стояло за ними. Экзорцируемые монахини во всех слу-

чаях принадлежали к "хорошему" обществу провинциального

дворянства и буржуазии; конечно, они были охвачены религиоз-

ным рвением и в иной обстановке были способны на подвиги бла-

гочестия. Они ощущали себя героинями борьбы с сатаной, не-

спроста насылавшим на них многочисленных бесов.

Но и жертвы экзорцистских процессов, выявляемые "пособни-

ки", не были безвестными темными крестьянами. В Эксе в

1611 г. был сожжен на костре марсельский кюре Луи Гофриди,

бывший исповедником монахини-урсулинки Мадлен Демандоль;

в результате показаний его "духовной дочери" при изгнании из

нее бесов Эксский парламент пришел к выводу, что сам Люцифер

поставил обвиняемого "князем над колдунами", дав ему притом

особую способность "очаровывать женщин, дуя на них".

Особое впечатление на французских юристов произвела судьба

жертвы луденского процесса, также взошедшего на кх-гер кюре

Юрбена Грандье, пользовавшегося большим уважением своей па-

ствы: показания на него давала приоресса монастыря урсулинок

Жанна дез Анж ("мать Иоанна от Ангелов") и находившиеся под

ее началом монахини. Принадлежавший к кругу местных интел-

лектуалов Грандье (он был добрым знакомым и земляком осно-

вагти^го "Газету" Теофраста Ренодо) мужественно и с достоинст-

вом защищался, апеллируя лично к королю. В отличие от Гофри-

ди, он выдержал пытки и вплоть до костра не признал себя ви-

новным ни в чем, кроме "плотских слабое') <:и". К. несчастью для

него, он чем-то настроил против себя лично кардинала Ришелье,

чьи владения находились по соседству с Лудепом. При нормаль-

ной обстановке процесс должен был прийти на апелляцию в Па-

рижский парламент, который уже имел случай оправдать Гран-

дье от неких наветов но Королевский совет запретил парламен-

ту заниматься этим делом. Обвиняемого судил специальный ipu-

бунал, составленный под началом интенданта Лобардемона. Та-

ким образом, дело Грандье было связано с утверждением чрезвы-

чайных, административных методов отправления правосудия, что

должно было соответственным образом настраивать парламент-

скую оппозицию. Между тем, возбуждаемые умелыми экзорци-

стами монахини и после казни Грандье еще несколько лет про-

должали свои обличения все новых слуг дьявола, в результате че-

го их монастырь стал известным всей Франции. Жанна дез Анж

пользовалась репутацией святости, она демонстрировала толпе

чудесным образом проступившие на ее руках после экзорцист-

ских сеансов священные стигматы; она была представлена Лобар-

демоном самому Ришелье и присутствовала при рождении буду-

щего Людовика XIV.

Пример луденских урсулинок оказался заразительным для мо-

нахинь-госпитальерок из нормандского города Лувье. Занявший-

ся этим делом Руанский парламент (который, в отличие от Па-

рижского, еще стоял на традиционалистских позициях в вопросе

о ведовстве), учитывая результаты экзорцистских процедур, до-

вел процесс до сожжения эксгумированного трупа покэйного кю-

ре Матюрена Пикара (бывшего духовного наставника монастыря)

и сожжения живьем одного из его викариев.

Однако столичное общественное мнение с самого начала оказа-

лось настроенным против нового процесса благодаря памфлетам

авторитетного медика, личного врача королевы Анны Австрий-

ской Пьера Ивлена, открыто заявившего о своем скептическом

отношении к откровениям монахинь. Когда же изгоняемые бесы

принялись обличать в пособничестве нечистой силе бывшую на-

стоятельницу лувьерского монастыря мать Франсуазу, с тех пор

переехавшую в Париж и основавшую там новый престижный мо-

настырь, а Руанский парламент стал требовать выдачи находив-

шейся за пределами его округа новой обвиняемой - чогда Коро-

левский совет решительно пресек назревавший скандал, запретив

руанцам производить какие бы то ни было судебны э действия

против матери Франсуазы. На этом примере правительство могло

убедиться, что спонтанный, с трудом контролируемый религиоз-

ный энтузиазм французского "века святых" имеет своп неприят-

ные для него издержки. Но и нормандские власти сочли благора-

зумным не стимулировать новые экзорцистские процессы: мона-

стырь госпитальерок в Лувье был расформирован, а первая из

одержимых бесами монахинь Мадлен Баван была сочтена скорее

пособницей, чем жертвой дьявола, и заточена в церковную тюрь-

му при епископстве Эвре.

Отношение к обвинениям, добытым во время экзорцистских

сеансов, было в столице безусловно отрицательным. Начиная с

1615 г. такое мнение неоднократно высказывал (факультет теоло-

гии Парижского университета: Сорбонна полагала, что бесы не

заслуживают доверия даже когда они говорят, заклинаемые эк-

зорцистом. К 1640-м гг. вполне определилась "мягкая" гозиция Па-

рижского парламента в вопросе о ведовстве. Он старался умерить рве-

ние местных судей в ведовских процессах, поставив их иод строгий

контроль. Еще в 1601 г. всем подчиненным трибуналам '5ыло запре-

щено применять при расследовании дел о колдовстве арх. ическое ис-

пытание погружением в воду, а также предписано не препятствовать

подаче приговоренными апелляций в Парижский парламент.

В 1624 г. передача в столицу в апелляционном порядке всех

ведовских процессов, если они вели к принятию решений о

смертной казни, телесном наказании или к применению пытки,

была объявлена автоматической, не зависящей даже от просьбы

обвиняемого: мера, которая десять лет спустя могла бы спасти

Грандье, если бы в его процесс не вмешался Королевский совет.

При апелляционном рассмотрении такого рода дел парижские

парламентарии очень строго проверяли доказательства вины и

систематически смягчали приговоры, заменяя смертную казнь

изгнанием или даже вообще оправдывая подсудимых.

Следя за исполнением постановления 1624 г., Парижский пар-

ламент жестко поддерживал дисциплину по возглавляемой им

вертикали судебной власти: известен случай, когда к 1(141 г. трое

провинциальных судей были им судимы и приговорены к пове-

шению на Гревской площади за то, что они распорядились каз-

нить одну обвиненную в ведовстве женщину, в нарушение прави-

ла об обязательной апелляции к парижскому трибуналы.

На позицию парижских коллег начинают переход! ть и неко-

торые провинциальные парламенты, прежде всего Дижонский,

который в 16Д5 г. также принял постановление об автоматиче-

ской апелляции к нему по ведовским процессам, i в 1644

1646 гг. активно противостоял эпидемии охоты на ведьм, охва-

тившей бургундские деревни. В то же время другие парламенты

(Руанский, Гренобльский, Эксский) еще стояли на впс'лне тради-

ционалистских позициях.

В целом для Франции новый подход к проблеме ведовства ут-

верждается с 1660-х гг., когда точку зрения Парижского парла-

мента принимает правительство. Для Кольбера, всег^.а относив-

шегося к проявлениям чрезмерной набожности как к симптомам

потенциальной политической неблагонадежности, такое решение

было естественным. Подготовленный по его инициативе "Уголов-

ный ордонанс" 1670 г., установивший единые для всей страны

правила судебной процедуры в уголовных делах, не касаясь пря-

мо темы ведовства, фактически подтверждает принятую в Пари-

же и Дижоне норму автоматической апелляции к парламентам,

распространяя ее вообще на любые уголовные процессы, пригово-

ры по которым предусматривали бы смертную казнь, телесные

или порочащие наказания. Вначале Кольбер намерева.гся, в свой-

ственной ему манере, издать специальный регламент для ведов-

ских процессов с точной классификацией, какие доказательства

вины подсудимых должны считаться достаточными (упоминания

об этом проекте встречаются в административной корреспонден-

ции 1671-1672 гг., когда правительство под этим предлогом в

массовом порядке изымало дела о колдовстве из ведения Бордос-

ского, Руанского и Беарнского парламентов, в округ; х которых

происходили очередные всплески антиведовской истерии). Одна-

ко этот регламент так и не появился - принятое в конечном сче-

те решение оказалось более радикальным. Июльский эдикт

1682 г. "О наказании предсказателей, магов, колдунов и отрави-

телей" последовательно трактует ведовство как "суеверие", заня-

тие обманщиков, "соблазнителей", не рассматривая "пакты" кол-

дунов с дьяволом как реальность. За такое преступление смерт-

ная казнь полагалась только при отягощающих обстоятельствах

- если имело место кощунственное обращение с предметами ре-

лигиозного культа. Этот эдикт и сто лет спустя, в эпоху Просвеще-

ния, считался последним и наиболее авторитетным словом француз-

ской юриспруденции по данному вопросу.

Такова представленная Р. Мандру хронологическая канва эво-

люции. Естественно, может возникнуть вопрос о том, ^ак она со-

гласуется с другими культурологическими феноменами. В этой

связи стоит обратить внимание на отмеченное Ж. де Вигри повсе-

местное падение с 1660-х гг. числа зарегистрированных "чудес-

ных исцелений", которые затем, с 1680-х гг., вообще становятся

очень редкими (J. dc Vignoric. Le miracle dans la France (ill XVII-e

siccle". P., 1983, N 3. P. 318). Как видим, совпадение и по хро-

нологии. и по существу - здесь налицо. Развивающихся скепти-

цизм рационально мыслящих людей XVII века крайнр ограничи-

вал возможности проявления сверхъестественного в обыденной

жизни. "Есть три относящихся к религии вещи, в которые нуж-

но верить с большой осторожностью: чудеса, явления духов и

одержимость бесами, - писал цитируемый Мандру парижским

врач Ги Патен. - Из 99 распространяемых о них слухов не най-

дется и одного достоверного'.

В. Н-Милое