Вопросы для самопроверки

1. Что Г. В. Лейбниц понимает под принципами?

2. В чем, по мнению Г. В Лейбница, состоит искусство хорошо рассуждать?

3. В чем, по мнению Г. В Лейбница, состоит искусство открытия?

4. В чем, по мнению Г. В Лейбница, состоит искусство применять то, что мы знаем, своевременно и когда это нужно?

У. Джемс

Истина, как вам сообщит любой словарь, – это особое свойство некоторых наших представлений. Она обозначает их ’’соответствие” с ’’действительностью”, подобно тому как ложность обозначает их несоответствие” с ней. Прагматисты и интеллектуалисты одинаково принимают это определение как нечто само собою разумеющееся. Разногласие между ними начинается лишь тогда, когда подымается вопрос, что, собственно, означают в точности слова ’’соответствие” и ’’действительность”, если под действительностью понимают то, чему должны соответствовать наши представления.

Отвечая на этот вопрос, прагматисты не останавливаются перед Довольно утомительным анализом, между тем как интеллектуалисты не особенно много задумываются над ним. Согласно расхожему мнению истинное представление должно воспроизводить, копировать соответствующую действительность. Подобно другим ходячим взглядам, и этот опирается на аналогию, взятую из повседневного опыта. Наши истинные представления о чувственных вещах действительно воспроизводят их. Закройте глаза и постарайтесь представить себе часы, что на стене, и вы получите истинное изображение или копию их циферблата. Но ваше представление о механизме часов (если вы только не часовых дел мастер) уже гораздо менее похоже на копию, однако оно годится, ибо оно не противоречит действительности. Если бы даже это представление до того обеднело содержанием, что от него осталось бы лишь слово ’’часовой механизм”, то это слово все еще продолжало бы служить вам верную службу. Но когда мы говорим о ’’времяизмеряющей функции часов”, об ’’эластичности” их пружины, то уж трудно указать в точности то, что копируют эти понятия.

Как вы видите, здесь перед нами открывается проблема. Что, собственно, означает соответствие с предметом, когда наши представления не в состоянии точно копировать этот предмет?

… Основная предпосылка интеллектуалистов заключается в том, что истина представляет собой по существу пассивное, статическое отношение. Раз мы получили свое истинное представление о чем-нибудь, то дело тем самым закончено. Мы обладаем; мы знаем; мы исполнили свое умственное назначение.

Прагматизм, наоборот, задает свой обычный вопрос. ’’Допустим, – говорит он, – что какая-нибудь идея или какое-нибудь убеждение истинны; какую конкретную разницу внесет этот момент истинности в нашу действительную жизнь? Как осуществится в жизни истина? Какие опыты будут протекать иначе, отлично от того, как бы они происходили, если бы разбираемое убеждение было ложным? Какова, говоря короче, наличная стоимость истины, выраженная в терминах опыта?”

Как только прагматизм задает этот вопрос, он уже замечает и ответ: Истинные идеи – те, которые мы можем усвоить, подтвердить, подкрепить и проверить. Ложные же идеи – те, с которыми мы не можем этого проделать. В этом и заключается практическое различие между истинными и ложными представлениями. В этом, значит, и состоит смысл истины, ибо это и есть все то, что мы признаем истиной.

Таков тот тезис, который я намереваюсь защищать. Истина какой-нибудь идеи – это не какое-то неизменное, неподвижное свойство, заключающееся в ней. Истина случается, происходит с идеей. Идея становится истинной, делается истинной благодаря событиям. Ее истинность – это на самом деле событие, процесс, и именно процесс ее вери-фикации, самопроверки. Ее ценность и значение – это процесс ее подтверждения (Its validity is the process of its validation).

Но что, собственно, понимаем мы прагматистски под словами ’’проверка” и ’’подтверждение”? Они опять-таки означают некоторые практические следствия проверенной и подтвержденной идеи. Трудно найти выражение, которое бы лучше характеризовало эти следствия, чем обычная формула о соответствии, ибо мы как раз и имеем в виду эти следствия, когда говорим, что наши идеи ’’соответствуют” действительности. Они ведут нас именно через поступки и разные вызываемые ими идеи в другие части опыта, с которыми, как мы это все время чувствуем (подобные чувства заложены в нас), наши первоначальные идеи находятся в соответствии. Эти связи и переходы представляются нам прогрессивными, гармоничными, удовлетворительными. Под проверкой какой-нибудь идеи мы и понимаем этот процесс соответствующего вождения (this function of agreeable leading)…

Позвольте мне прежде всего обратить ваше внимание на тот факт, что обладание истинными идеями обозначает всегда также обладание бесценными орудиями действия. Наша обязанность добиваться истины отнюдь не какая-то взявшаяся неизвестно откуда заповедь или наложенный на себя нашим умом зарок, наоборот, в основе ее лежат весьма серьезные практические мотивы.

Всякому известно, что для человека очень важно иметь истинные представления о действительных фактах. Мы живем в мире реальностей, которые могут быть как бесконечно полезными, так и бесконечно вредными. Идеи, открывающие нам, чего можно ожидать от этих реальностей, рассматриваются на этой первой ступени проверки как истинные идеи и достижение подобных идей – это одна из первых человеческих обязанностей. Обладание истиной не есть здесь некоторая самоцель; оно лишь предварительное средство для удовлетворения других жизненных потребностей. Если, заблудившись в лесу и умирая от голода, я встречаю нечто, напоминающее своим видом тропинку, то очень важно, чтоб я представил себе жилище в конце ее, ибо если я так сделаю и пойду по тропинке, то я спасусь. Истинная мысль здесь полезна, ибо полезен ее объект – дом в конце дорожки. Таким образом, практическая ценность истинных идей вначале проистекает от практической ценности для нас их объектов. Дело в том, что эти объекты бывают не всегда важны. В другой раз этот дом может не представлять никакой пользы для меня. В этом случае мое представление о нем – хотя оно и доступно проверке будет практически безразличным, и было бы лучше, чтобы оно осталось за порогом сознания. Но так как любой объект может в известный момент приобрести на время значение, то ясно, как выгодно иметь запас экстраординарных истин, т. е. идей, способных оказаться истинными лишь при возможных стечениях обстоятельств. Мы накапливаем эти экстраординарные истины в своей памяти, а излишком их наполняем свои справочники. Когда подобная истина становится при известных обстоятельствах нужной, ее добывают из запасных ’’магазинов” и пускают в употребление, и наша вера в нее становится активной. Мы можем тогда сказать о ней или что ’’она полезна, ибо истинна”, или что ’’она истинна, ибо полезна”. Обе эти фразы имеют одно и то же значение а именно, что перед нами идея, которая может быть осуществлена и проверена. ’’Истинной” называют идею, начинающую свой процесс проверки, ’’полезной” – совершившую свое назначение в опыте. Истинные представления никогда не были бы выделены, как таковые, никогда не получили бы родового имени – и особенно имени, говорящего о ценности, – если бы они с самого начала не были таким образом полезны.

Эти элементарные соображения служат для прагматизма руководящей нитью при установлении его общего понятия об истине. По существу своему истина тесно связана с тем путем, по которому мы переходим от одной части нашего опыта к другим его частям, а именно к таким частям, к которым выгодно переходить. На первых порах, в стадии здравого смысла, истина какого-нибудь состояния сознания означает именно этот процесс выгодного вождения (a leading that is worth while). Когда какой-нибудь элемент опыта – какого бы рода он ни был – внушает нам истинную мысль, то это означает лишь, что мы позже или раньше сумеем с помощью этой мысли войти в конкретную обстановку опыта и завязать с ней выгодные связи. Это довольно туманная характеристика, но я попрошу вас запомнить ее, ибо она имеет существенное значение.

Наш опыт пронизан во всех направлениях постоянствами. Одна часть его может предупреждать нас о другой части, может ’’иметь в виду”, ’’указывать” на этот более далекий предмет. Появление этого предмета представляет проверку данного ’’указания”. Истина в этих случаях означает лишь возможную проверку и, очевидно, несовместима с капризами с нашей стороны. Горе тому, кто в своих воззрениях не считается с тем порядком, которому следуют реальности в его опыте. Они его или никуда не приведут, или же побудят заключить ложные связи.

Под ’’реальностями” или ’’предметами” мы понимаем здесь или данные нам чувственно вещи здравого смысла, или же такие отношения, как даты, местонахождения, расстояния, роды деятельности. Следуя за нашим умственным образом дома по дорожке, мы и в действительности приходим к дому: таким образом, здесь сделана полная проверка нашего умственного образа. Подобные вполне и просто проверенные процессы вождения определенно представляют собой оригиналы и прототипы процесса истины. Опыт раскрывает перед нами и другие формы процесса истины, но все они могут быть рассматриваемы как приостановленные, умноженные или подставленные одна вместо другой первичные проверки.

Возьмите, например, вот тот предмет на стене. И вы и я принимаем его за ’’часы”, хотя никто из нас не видел скрытого механизма, делающего его именно часами. Мы считаем это наше понятие истинным, не пытаясь проверить его. Если истины представляют собой, по существу, процессы проверки, то не должны ли мы назвать подобные непроверенные истины неудавшимися, незрелыми? Конечно нет, так как они составляют подавляющее большинство тех истин, которыми мы живем. Мы принимаем не только прямые, но и косвенные проверки. Там, где вся совокупность обстоятельств дает нам достаточную гарантию, мы обходимся без того, чтоб увидеть все собственными глазами. Подобно тому как мы допускаем, что Япония существует, даже и никогда не побывав в ней, потому что полезно так думать, потому что все, что мы знаем, соответствует этому убеждению и ничто ему не противоречит, – так мы допускаем, что эта вещь есть часы. Мы пользуемся ею, как часами, и регулируем по ней продолжительность лекции. Проверка нашего убеждения обозначает здесь то, что оно не ведет ни к какому противоречию, ни к какому заблуждению. Доступность проверке колес, груза, маятника вполне заменяет их проверку. На один законченный процесс истины мы имеем в своей жизни миллион других, у которых момент проверки находится в зачаточном положении. Они указывают нам направление прямой проверки; они ведут нас в окрестности того предмета, который они имеют в виду. И если все тогда идет гладко, мы настолько убеждаемся в возможности проверки, что опускаем ее. И обычно ход событий оправдывает нашу доверчивость.

Действительно, истина в значительнейшей своей части покоится на кредитной системе. Наши мысли и убеждения ’’имеют силу”, пока никто не противоречит им, подобно тому как имеют силу (курс) банковые билеты, пока никто не отказывается принимать их. Но все наши мнения имеют где-то за собой прямые, непосредственные проверки, без которых все здание истин грозит рухнуть, подобно финансовому предприятию, не имеющему под собой основы в виде наличного капитала. Вы принимаете от меня проверку какой-нибудь вещи, я принимаю вашу проверку какой-нибудь другой. Мы торгуем друг с другом своими истинами. Но вся эта надстройка покоится на фундаменте из проверенных кем-нибудь конкретно убеждений.

Другое важное соображение, помимо экономии во времени, в силу которого мы отказываемся в жизни обычно от полной проверки своих мнений, – то обстоятельство, что все вещи существуют не в виде единичных экземпляров, а группами, родами. Раз и навсегда было найдено, что наш мир обладает этим свойством. Поэтому, если мы когда-нибудь сделали проверку наших представлений об одном экземпляре какого-нибудь рода, мы считаем себя вправе применять их без дальнейшей проверки и к другим экземплярам. Ум, который обычно различает находящийся перед ним род вещи и поступает немедленно, не задумываясь над проверкой, согласно закону рода, в девяноста девяти случаях из ста можно считать ’’истинным” умом. Это видно из того, что его образ действия оказывается пригодным во всех обстоятельствах и нигде не наталкивается на сопротивление.

Таким образом, косвенные или лишь потенциальные процессы проверки могут быть столь же истинными, сколько и полные процессы проверки. Они так же нам служат, как и истинные процессы, дают нам те же выгоды и требуют нашего признания на тех же основаниях. Говоря все это, мы имеем пока в виду лишь область фактов.

Но факты представляют собой не весь наш торговый капитал. Отношения между чисто умственными понятиями образуют другую сферу, в которой можно говорить об истинных и ложных убеждениях и здесь убеждения носят абсолютный, безусловный характер. Когда они истинны, то носят название дефиниций или принципов. Что 1 и 1 составляют 2, что 2 и 1 составляют 3, и т. д., что белое меньше отличается от серого, чем от черного, что с наступлением причины начинается и действие, – все это или принципы, или определения. Данные утверждения применимы к всевозможным ’’единицам”, ’’белым”, ’’серым”, ’’причинам”. Предметы здесь – умственные предметы. Отношения их ясны с первого же взгляда, и поэтому нет необходимости ни в какой чувственной проверке. Кроме того, о них можно сказать, что истинное один раз истинно и всегда. Истина здесь носит ’’вечный” характер. Если только мы встретим где-нибудь конкретную вещь, представляющую собой ’’единицу”, или ’’белое”, или ’’серое”, или ’’действие”, то наши принципы применимы к ней на веки вечные. Это просто случай распознания рода и дальнейшего затем применения закона рода к отдельному предмету. Вы уверены, что придете к истине, если только правильно распознаете род, ибо ваши умственные отношения применимы ко всем без исключения экземплярам этого рода. Если же тем не менее вы в каком-нибудь конкретном случае не сумеете прийти к истине, вы скажете, что плохо классифицировали данные вам предметы.

В сфере этих умственных отношений функция истины опять-таки та же функция вождения. Мы связываем одно абстрактное понятие с другим, получая под конец грандиозные системы логических и математическихистин, в соответствии с которыми классифицируются факты чувственного опыта, так что наши вечные истины оказываются применимыми и к миру действительности. Это сочетание теории и фактов безмерно плодотворно. Если мы правильно классифицировали свои объекты, то все, что мы говорим в этом случае о них, уже верно помимо какой бы то ни было проверки. Из глубин нашего мышления поднимается готовая идеальная ферма, пригодная для всех сортов вещей. Мы так же мало можем не считаться с этими абстрактными отношениями, как игнорировать факты нашего чувственного опыта. Они нас связывают, принуждают; мы вынуждены быть относительно них последовательными, нравятся ли нам результаты или нет. Правила сложения применимы так же точно к нашим долгам, как и к нашим доходам. Сотый десятичный знак для ”” (отношения окружности к ее диаметру) предопределен идеальным образом, хотя бы никто его и не вычислил. Если нам нужен будет этот знак для какой-нибудь реальной окружности, он нам нужен будет в точном виде, вычисленный по обыкновенным правилам, ибо он относится к тому роду истин, который и дается этими правилами вычисления.

Наш ум, таким образом, стиснут между гранями, которые ему полагают явления чувственного мира, с одной стороны, и умственные, идеальные отношения – с другой. Наши идеи должны согласоваться – под угрозой постоянных заблуждений и непоследовательности – с действительностью, будет ли эта действительность конкретной или абстрактной, будет ли она состоять из фактов или из принципов.

Итак, под реальностями мы понимаем, с одной стороны, конкретные факты, а с другой – абстрактные вещи и отношения между ними, познаваемые интуитивным путем. В-третьих, сюда же относится вся совокупность находящихся уже в нашем обладании истин, так как новые идеи должны считаться также и с ними. Что же обозначает, если использовать опять-таки ходячий термин, ’’соответствие” с подобной троякой реальностью?

Здесь-то и начинают расходиться дороги интеллектуализма и прагматизма. Первоначально, разумеется, ’’соответствовать” означает то же самое, что ’’копировать”, но мы видели, что простое слово ’’часы” способно заменять умственный образ часового механизма и что относительно иных реальностей наши идеи могут быть лишь символами их, а не копиями. ’’Прошедшее”, ’’могущество”, ’’спонтанность” – в состоянии ли наш дух копировать подобные реальности?

’’Соответствовать” действительности в широчайшем смысле слова может означать лишь то, что мы движемся (ведомы) или прямо к ней, или в ее окрестности или же что мы приведены в такое активное соприкосновение с ней, что в состоянии воздействовать на нее или на нечто, связанное с ней, лучше, чем если не было бы этого соответствия. Лучше или в теоретическом или в практическом отношении! И часто ’’соответствие” означает лишь тот отрицательный факт, что от этой реальности не исходит ничего противоречащего, ничего заграждающего пути, по которому ведут нас куда-нибудь наши идеи. Копирование действительности – это один из важнейших видов соответствия с ней, но он далеко не существеннейший. Существен процесс движения. Всякая идея, помогающая нам оперировать, теоретически или практически, известной реальностью или тем, что к ней относится, идея, не вводящая нас при нашем движений вперед в заблуждения, но фактически содействующая нам в приспособлении нашей жизни ко всей окружающей действительности, – подобная идея в достаточной мере соответствует действительности. Ее можно рассматривать как истинную по отношению к этой действительности.

Поэтому названия столь же ’’истинны” или ’’ложны”, как и ясно определенные умственные образы. Они приводят в движение аналогичные процессы проверки и приводят к вполне эквивалентным практическим результатам.

… Наша теория истины – это теория истин во множественном числе, т. е. процессов вождения, осуществляющихся на фактах и имеющих между собой общим лишь то, что они окупаются (they pay). Они окупаются, ведя нас в известную часть некоторой системы, имеющей многочисленные пункты соприкосновения с чувственными восприятиями; мы можем мысленно копировать эти восприятия или нет, но во всяком случае мы находимся с ними в отношениях того рода, которые называются проверками. Истина для нас просто общее имя для процессов проверки, подобно тому как здоровье, богатство, телесная сила и пр. – это имена для других связанных с жизнью процессов, к которым также стремятся потому, что это стремление окупается. Истина делается, приобретается в ходе опыта, как приобретаются здоровье, богатство, телесная сила.