4. Экспертные версии

Одним из видов версий в классификации, где основанием является персона формулирующего, являются экспертные вер­сии. Выдвижение данного вида версий в процессе исследования принадлежит эксперту, что и позволяет их обозначать как экс­пертные.

История обращения судебной экспертизы к экспертным вер­сиям сравнительно недолгая. Первые произведения в области криминалистики, где встречается упоминание экспертные вер-

74

сим, принадлежат А.И. Винбергу и Р.С. Белкину'; в более по­здний период к исследованию этой проблемы обращались уче­ные, как правило, осуществляющие практическую экспертную деятельность: Е.П. Коновалов. А.Ф. Шляхов, Л.Е. Ароцкер, Н.П. Майлис, В.Ф. Орлова² и др.

Развитие теоретических положений, относящихся к пробле­ме следственных версий, оказало прямое воздействие на поиск однотипных концепций в экспертной практике и теории, где роль предположений в мыслительной работе эксперта имела огромное значение. Особенно остро потребность исследования вопроса об экспертных версиях ощущалась в таких случаях практики, где для решения поставленной задачи не хватало традиционных, устояв­шихся методик, а обязательным был научный поиск решений, предполагающий выдвижение версий, определяющих как пути мыслительной деятельности, так и пути избрания тех или иных методик исследования либо создания новых.

Рассмотрение проблем версий, имеющих место при произ­водстве экспертного исследования, в первый период обраще­ния к ним касалось отдельных видов криминалистических эк­спертиз, впоследствии же вылилось в разработки различных ас­пектов проблемы. Первые работы, посвященные исследованию экспертных версий в почерковедении, принадлежали Е.П. Ко­новалову: «Роль гипотез в криминалистическом исследовании почерка» (1961 г.) и «Версии при производстве почерковедче-ских экспертиз» (1965 г.). В работах более позднего периода ав­торы отошли от частных направлений криминалистической эк­спертизы, перейдя к созданию теоретических концепций более

Винберг А.И. Криминалистическая экспертиза в советском уголовном про­цессе. М., 1956; Белкин Р.С. Сущность экспериментального метода исследо­вания в советском уголовном процессе и криминалистике. М., 1961. Коновалов Е.П. Роль гипотез в криминалистическом исследовании почерка // Пробл. судебной экспертизы. М., 1961. Вып. 2; Его же. Версии при про­изводстве почерковедческих экспертиз // Материалы науч. заседания Харьк. науч. мед. об-ва за 1961 — 1962 гг. К., 1965; Шляхов А.Ф. Структура эксперт­ного исследования и гносеологическая характеристика выводов эксперта-криминалиста//Труды ВНИИСЭ. М., 1972. Вып. 4; Ароцкер Л.Е. Кримина­листические методы в судебном разбирательстве. М., 1965; Майлис Н.П. Роль экспертной гипотезы при решении диагностических задач // Новые разра­ботки и дискуссионные проблемы теории и практики судебной экспертизы. М., 1986; Орлова В.Ф. Теория судебно-почерковедческой идентификации //Труды ВНИИСЭ. М., 1973.

75

общего направления в экспертной теории и практике¹. В част­ности, это касалось проблемы экспертных версий.

Определение экспертной версии, как и право на ее суще­ствование, оспаривалось отдельными авторами. Так, А.М. Ла­рин отрицал наличие экспертных версий, утверждая, что это не более чем предположения, которые возникают и проверяются в ходе экспертного исследования². Между тем возникающие пред­положения по своей логической природе и являются версиями, которые могут быть подсказаны следователем или судьей в их постановлениях о назначении экспертизы и затем трансформи­роваться в экспертные версии (если они будут приняты экспер­том) либо могут быть выдвинуты экспертом самостоятельно, независимо от тех, которые сформированы в вопросах поста­новления. Последнее имеет место в тех случаях, когда эксперт в своем исследовании выходит за рамки поставленных вопросов либо обнаруживает такие обстоятельства, которые способству­ют выдвижению новых предположений о сущности исследуемо­го объекта.

Таким образом, экспертную версию можно определить как предположение о сущности и происхождении определенных фактов и явлений, имеющих значение для расследования судебного разбира­тельства.

Экспертные версии, по утверждению отдельных авторов³, по аналогии со следственными версиями могут быть как общими, так и частными.

Так, общие экспертные версии являются основаниями для решения вопроса о тождестве либо различии объекта; о тожде­стве или групповой принадлежности, а также для решения мно­гих неидентификационных задач, которые могут быть поставле­ны эксперту.

Частные экспертные версии касаются отдельных частных вопросов, возникающих у эксперта как до производства исследо­вания, так и во время его осуществления. Экспертные частные версии подсказывают нередко ту или иную методику исследова­ния, а также ее направления. В этом отношении нельзя согласить­ся с утверждениями Р.С. Белкина о том, что необходимые для формирования частных экспертных версий фактические данные до начала собственно исследования эксперт получает в результате

¹ Белкин Р.С. Курс криминалистики. Т. 11. С. 389—392.

² Ларин А.М. От следственной версии к истине. С. 7.

³ Белкин Р.С. Курс криминалистики. С. 389.

76

ознакомления с материалами дела и экспертного осмотра'. Важ­но отметить, что для формирования частных экспертных версий этих данных недостаточно. Основные формирующие экспертные версии, как правило, получаются в таких стадиях экспертного исследования, как анализ и сравнительное исследование, где моменты, объясняющие отдельные детали сущности анализиру­емых объектов, представлены наиболее выпукло, что и позволя­ет возникнуть тем или иным предположениям об их происхож­дении, отношении к исследуемому объекту и т.п. Это, разумеет­ся, не опровергает общее представление о том, что частные версии как разновидность общих экспертных версий могут воз­никать в процессе ознакомления с постановлением о назначении экспертизы, а также в любых стадиях экспертизы.

Экспертная практика имеет многочисленные случаи выдви­жения экспертных версий в процессе исследования. Приведем некоторые из них. При исследовании подписи распорядителя кредитов на одной из кондитерских фабрик, где имели место крупные хищения денежных средств, эксперт обнаружил неко­торое несоответствие подписей, обычно выполняемых этим ли­цом, и той подписью в распоряжении о выдаче определенной суммы денег, которая оспаривалась подозреваемым. Последний заявил, что такого распоряжения он не подписывал и подпись принадлежит не ему. В числе лиц, подозреваемых в подделке подписи, был назван И. — работник бухгалтерии этого произ­водства. Назначенная почерковедческая экспертиза поставила перед экспертом один вопрос — кем из подозреваемых лиц вы­полнена подпись. В процессе экспертизы эксперт затребовал дополнительные материалы с подписями распорядителя креди­тов в целях получения большого объема материалов для сравни­тельного исследования. Среди предоставленных документов эк­сперт обнаружил один, в котором исследуемая подпись полнос­тью совпадала по своей конфигурации, и, это особенно важно, по дополнительному неоправданному штриху — одной букве фамилии (подписи). В предоставленном документе подпись рас­порядителя кредитов одной своей буквой пересекалась выпол­ненными прописью обозначениями денежной суммы. У эксперта возникло предположение, что этот документ был образцом для подделки подписи, при проведении которой подделывающий решил, что часть цифрового обозначения является штрихом

Там же. С. 389.

77

подписи, и внес ее как элемент подписи. В процессе сопостав­ления подписей — действительной и исследуемой версия экс­перта подтвердилась. Действительно, документ был использован как образец для подражания. Эксперт обозначил свое мнение в заключении, имеющем категорический характер. Использова­ние следователем полученного заключения эксперта в процессе расследования способствовало признанию вины подозреваемым.

Экспертной практике известны еще более одиозные случаи, когда версия способствовала не только установлению личности, выполнявшей подписи, но и механизму ее выполнения.

Директору одной из шахт Донбасса было предъявлено обви­нение в хищении государственного имущества путем злоупот­ребления служебным положением. Им подписывались документы для незаконного отгруза угля в различные регионы для потре­бителей, не имеющих для этого правовых оснований. При доп­росе директора в качестве обвиняемого ему были предоставле­ны для ознакомления документы с его подписями. Обвиняемый своей вины в отгрузе партии угля по соглашению с производ­ством не отрицал, однако относительно других фактов отгруза угля сообщил, что таких распоряжений не давал, хотя подписи на документах выполнены им. Директор был в недоумении, счи­тая, что эти документы кто-то подложил ему на подпись. Сле­дователь же полагал, что директор увиливает от ответственнос­ти, перекладывая вину на других лиц. В целях установления факта выполнения подписей (росписи) директором, была назначена почерковедческая экспертиза. В процессе исследования пред­ставленных документов эксперт обратил внимание на то, что все подписи были выполнены совершенно одинаково, хотя при исполнении подписей обычно имеют место различные отклоне­ния. У эксперта возникла версия, что подписи выполнены пу­тем перекопирования либо выполнения «на просвет». Однако ни первая, ни вторая версия не подтвердилась, так как не было обнаружено тех типовых признаков, которые характерны для этих видов подделки подписей. Полная синхронность выпол­ненных подписей, обнаруженная при исследовании путем на­ложения прозрачных диапазонов, позволила выдвинуть третью экспертную версию о том, что подписи выполнялись синхронно пишущим прибором, повторяющим движения иного, связанно­го с ним, подписи на истинном документе. Проведение экспер­тного эксперимента, предполагающего связывание двух пишу-

78

1

щих приборов, один из которых повторял движения второго, обводящего буквы подписи, подтвердило выдвигаемую версию. Впоследствии один из подозреваемых подтвердил заключение эксперта, показав при производстве следственного эксперимен­та придуманный им механизм подделки. Директор шахты был освобожден от ответственности. Экспертным заключением была предотвращена следственная ошибка.

Значительная роль в процессе исследования принадлежит обстоятельствам, формирующим внутреннее убеждение экспер­та, являющееся основой для выводов. На формирование убеж­дения влияют, с одной стороны, имеющиеся в распоряжении эксперта материалы уголовного или гражданского дела, с дру­гой — те данные, которые он обнаруживает в процессе исследо­вания, в том числе и выдвигаемые версии.

Объективность эксперта, стремление к его независимой по­зиции вызвали в криминалистической литературе и практике экспертной деятельности дискуссии относительно влияния на выводы эксперта ознакомления последнего с материалами уго­ловного дела, которые, по мнению отдельных ученых и практи­ков, могут существенно повлиять на независимое, ограничен­ное только поставленной задачей мнение, убеждение эксперта. Аргументами в пользу недозволенности такого влияния были высказывания о том, что изучение материалов дела, в частности показаний свидетелей, может существенно изменить мнение эксперта, склонить его к позиции тех лиц, мнение которых за­метно отличается от мнения следователя. Контраргументом в защиту права и необходимости знания экспертом материалов дела в полном объеме было утверждение о том, что знание экс­пертом дополнительных материалов расширяет его кругозор, позволяет с большей объективностью придти к тем или иным

выводам¹.

В борьбе аргументов победили последние, как утверждаю­щие объективную позицию и независимость эксперта вопреки всем влияниям.

Психологическим аспектом формирования убеждения экс­перта является его способность решать мыслительные задачи, связанные как с построением экспертных версий, так и с избра­нием той методики исследования, которая ему представляется наиболее оптимальной. В решении задач, различных по своему

¹ Орлова В.Ф Теория судебно-почерковедческой идентификации. С. 240.

79

содержанию и значимости, определяющая роль принадлежит профессиональному опыту эксперта, его эмоциональному со­стоянию, пластичности психики. Иногда последние моменты исследователями механизма экспертного мышления игнориру­ются. Представление об эксперте, как своего рода электронной, абстрактно действующей очеловеченной машине, не увязывется с действительным состоянием такого субъекта, выводы и пред­положения которого эмоционально зависимы и эмоционально окрашены. Эту позицию подтверждает то обстоятельство, что при несогласии следователя или судьи с выводами эксперта и с назначением повторной экспертизы нередко другие эксперты или их комиссия приходят к прямо противоположным выводам, существенно влияющим на перспективу расследования. При этом механизм мышления (анализ, сравнительное исследование, син­тез) практически тождествен прежнему, однако дает совершен­но новые результаты. Чем объяснить такой парадокс? Он может найти свое объяснение в компетенции эксперта, ее уровне, спо­собности оценивать ошибочность прежних решений, углублен­ном анализе предыдущих выводов, преодолении психологическо­го барьера правильности ранее приведенных выводов. В повтор­ных экспертизах эксперт вновь знакомится с обстоятельствами дела, с возражениями следователя, отвергающими выводы ра­нее проведенной экспертизы, ранее данное заключение. При этом и мыслительная, и эмоциональная сторона выступают в синтезе, позволяющем придти к обоснованным выводам. Значе­ние эмоционального состояния эксперта справедливо отмечает В.Ф. Орлова, когда указывает, что «сведения, содержащиеся в материалах дела, могут повлиять на эмоциональное состояние эксперта, что не исключает известной предвзятости в построе­нии версий и проведении исследования»¹.

Очень важна роль экспертных версий для установления об­стоятельств, связанных с расследованием преступлений. Так, многофункциональное использование экспертных версий важ­но, например, для установления времени совершения преступ­ления. Иллюстрацией этого является расследование убийства студента из Сомали, проживавшего в общежитии одного из ин­ститутов г. Харькова. Отсутствие на занятиях студента из Сома­ли вызвало подозрение. Он проживал в общежитии в отдельной

Орлова В.Ф. Указ. соч. С. 239.

комнате и по заявлению дежурной не выходил из нее два или три дня. Неприятный запах, доносившийся из этой комнаты, заставил вскрыть ее. Труп потерпевшего лежал на кровати с на­тянутой на шею нейлоновой бечевкой. Следователь, произво­дивший осмотр места происшествия с участием судебно-меди­цинского эксперта, выдвинул версию о том, что из неизвестных побуждений студент был убит посредством удушения. При ос­мотре трупа следователь обратил внимание судебно-медицин­ского эксперта на многочисленные белые точки, располагавшие­ся возле полости рта и ноздрей убитого. Однако эксперт не смог объяснить причину этого, посоветовав следователю обратиться к специалистам в области биологии. Приглашенный в качестве специалиста из научно-исследовательского института судебных экспертиз, биолог выдвинул предположение о том, что обнару­женное является личинками насекомых. В процессе проведения экспертизы было установлено, что обнаруженные частицы яв­ляются личинками мух, и, более того, эксперт установил время их развития, а следовательно, и время наступления смерти сту­дента, указав трехсуточный срок. Эти данные позволили уста­новить лицо, посещавшее в этот период убитого, и таким обра­зом установить личность убийцы. Им был человек, проживав­ший в общежитии и совершивший убийство из корысти, в целях завладения дорогостоящей аппаратурой. Так, версия эксперта позволила установить время совершения убийства и раскрыть преступление.