5.2. Спонтанный мистический опыт

«В процессе исследования, проводимого Национальным центром изучения общественного мнения под руководством социолога Эндрю Грили, респондентам задавали такой вопрос: «Чувствовали ли вы себя когда-либо так, как если бы были крайне близки к некоей духовной силе, которая как бы подымала вас над вашим Я?» Удивительно, что более 35 процентов всех опрошенных ответили на этот вопрос положительно. При этом 18 процентов испытали одно-два таких переживания, 12 отметили их «несколько», а 5 процентов сообщили, что переживают подобное «часто» (Greeley 1987; последующее изучение дало такие же результаты)».

5.3. Патология или нет?

Авторы признают, что симптомы некоторых психических расстройств имеют черты мистического опыта.

«Мы знаем, например, что при некоторых патологических состояниях, таких как шизофрения или височная эпилепсия, люди могут слышать голоса, получать видения и переживать другие галлюцинаторные явления, которые нередко носят религиозную окраску, и что иногда подобные галлюцинации пробуждают в человеке необычайный интерес к духовным предметам (Saver and Rabin 1997)».

Также авторы упоминают фрейдистскую идею, что «мистические переживания порождает регрессивный инфантильный невроз. Фрейд говорил о состоянии «океанического блаженства», которое, как он считал, свойственно младенцам до того момента, пока в их уме не появится граница между Я и не-Я. По мнению Фрейда, стремление к духовному единству, свойственное практически всем мистикам, на самом деле представляет собой бессознательное желание убежать от жестокой разочаровывающей реальности в мир блаженного единства и полноты, который мы переживали во младенчестве». Блаженство младенческого возраста, по мнению Фрейда, проистекает от «купания во всеобъемлющей материнской любви». Подробнее о взглядах Фрейда на религию авторы предлагают почитать в Kung, 1990.

Упомянув эти точки зрения, авторы говорят:

«Однако наши собственные научные исследования говорят о том, что подлинные мистические встречи… не обязательно говорят об эмоциональном расстройстве, невротическом искажении реальности или о какой-либо патологии вообще. Такие переживания могут быть свойственны людям с здоровой, устойчивой психикой, и нейробиологические механизмы придают подобным состояниям ощущение подлинной реальности».

Впрочем, они ссылаются не только на собственные исследования.

«Так, уже упомянутое исследование (Greeley 1987) позволило выявить одну любопытную закономерность: у респондентов, которые сказали, что знакомы с мистическими переживаниями, «уровень психологического благополучия заметно превышал средний уровень по стране» (этот уровень определяли с помощью стандартизированных психологических тестов). Другие исследования также показали, что в целом наличие духовных и мистических переживаний даже умеренной интенсивности ассоциируется с показателями общего психического здоровья, которые превышают средний уровень, что выражается в лучшем качестве межличностных отношений, более низком уровне тревоги, более четкой идентичности, более сильной заботе о других и более позитивном взгляде на жизнь в целом. Исследование, показавшее, что переживание клинической смерти может вести к улучшению психического здоровья и изменению перспективы, см.: Greyson 1993, Bates and Stanley 1985, Noyes 1980, and Ring 1980. Относительно религиозного опыта в целом см.: Koenig 1999».

Авторы задают закономерный вопрос:

«если мистический опыт есть на самом деле плод помутненного или нездорового ума, почему этот ум обладает повышенным психическим здоровьем и более ясными представлениями? Вместе с тем, если мистический опыт есть плод здорового ума, почему опыт мистиков, о котором они рассказывали, так сильно напоминает религиозный бред при психических заболеваниях?».

Отвечая на этот вопрос, авторы прежде всего перечисляют отличия мистического опыта от психотического опыта с религиозным содержанием, отмеченные в уже упомянутой статье (Saver and Rabin, 1997).

1. Эмоциональная окрашенность. «Описывая свой опыт, мистики почти всегда говорят, что он носит экстатический и радостный характер, а описывая достигнутое при этом духовное единение, они чаще всего говорят о «спокойствии», «полноте», «трансцендентности» и «любви». Психотики же в результате религиозных галлюцинаций часто испытывают замешательство и непреодолимый страх, их опыт часто крайне неприятен по своей природе, и в нем нередко участвует гневный и обвиняющий Бог».

2. Произвольность и непроизвольность. Для мистика его опыт желанен, и многие мистики сознательно изнуряют себя трудоемкими практиками, чтобы его достичь. Для психотика же его опыт не только неприятен, но и всегда непроизволен.

3. Продолжительность состояний. Бредовые психотические состояния могут длиться годами. Авторы не говорят прямо, что мистический опыт никогда не продолжается долго, но это восстанавливается по контексту. Джемс упоминает даже конкретные цифры: за редкими исключениями не дольше двух часов – Авт.

4. Социальное взаимодействие. Мистик, вернувшись из своего (как мы видели в предыдущем пункте, непродолжительного) путешествия, живет полноценной социальной жизнью и в некоторых обществах может быть весьма уважаем именно за то, что мистик. Психотические же состояния ведут к социальной изоляции. Это спорное утверждение. Сдается мне, что среди лидеров всяких странных сект есть вполне себе канонические психотики. Тот же Порфирий Иванов – Авт.

5. Отношение к своей персоне. «Жертвы психотических бредовых состояний часто переживают свое религиозное величие и эгоистично причисляют себя к важным персонам – они могут считать себя, например, особыми посланниками Бога, которым вверена важная весть для всего мира, или целителями, наделенными сверхъестественной силой. При мистических же состояниях человек обычно свободен от гордости и эгоизма, его ум утихает, его Я опустошается – все это необходимые условия для того, чтобы мистик стал подходящим сосудом для Бога».

Но, если мистические переживания не являются религиозным бредом, быть может, они являются симптомами эпилепсии или схожего нарушения? Авторы замечают, что некоторые эпилептики действительно переживают во время приступов мистический опыт.

«Как считают Сейвер и Рабин, при воздействии эпилептических приступов на височную долю мозга могут возникать следующие явления: ощущение внезапного экстаза и религиозного чувства, повышение интереса к религии или даже религиозное обращение, внетелесный опыт, чувство «единства, гармонии, радости или того, что вся реальность божественна», а в некоторых случаях – переживание присутствия Бога. Они описывают, например, пожилую женщину, которая во время приступов видела Бога и солнце. «Мой ум, все мое бытие, – говорила она, – охватывало глубокое чувство счастья». Они также упоминают пациента, «который во время приступов чувствовал отрешенность, несказанное удовольствие и полноту; он видел яркий свет, который, как он понимал, был источником знания; а иногда он видел бородатого молодого человека, напоминавшего Иисуса Христа».

Многие исследователи находят, что такая связь между эпилепсией и духовностью выглядит крайне убедительно. Некоторые исследователи даже дошли до того, что объявили всех умерших великих мистиков прошлого жертвами эпилептических припадков. Они ставят точные диагнозы, утверждая, например, что Мухаммед, который слышал голоса, получал видения и обильно потел во время мистических эпизодов, вероятно, страдал от сложных частичных приступов. Возможно, приступ такого же типа стал причиной слепоты, поразившей апостола Павла на пути в Дамаск, и вызвал слуховую галлюцинацию, из-за которой он поверил в то, что слышал голос Иисуса. Жанна д’Арк, которая видела духовный свет и постоянно слышала небесные голоса, страдала от частичных эпилептических припадков экстатического характера и, возможно, от внутричерепной туберкуломы. Различные формы эпилепсии, вероятно, служат объяснением для видений католического мистика Терезы Авильской, опыта обращения патриарха мормонов Джозефа Смита, состояний экстатического транса у Эммануила Сведенборга и даже повышенного интереса к религии Винсента Ван-Гога».

Тем не менее, констатируют авторы вслед за Сейвером и Рабином, переживания мистиков имеют ряд важных отличий от эпилептических симптомов.

1. Редкость и нерегулярность. «Как мы знаем, в случае галлюцинаций, вызванных эпилептическими припадками, пока не устранена причина судорожной активности, припадки поражают больного часто и регулярно. В тяжелых случаях приступы у жертвы эпилепсии могут возникать по несколько раз в неделю или даже в сутки. Однако большинство мистиков за свою жизнь пережили всего несколько мистических встреч». Здесь авторы почему-то забывают упомянуть аргумент, который они приводили, говоря о психозах: мистические состояния (например, медитация) часто являются плодом сознательной и трудоемкой практики, чего нельзя сказать об эпилептических припадках – Авт.

2. Разнообразие содержания. «Галлюцинаторные состояния, вызванные эпилепсией, при повторении имеют один и тот же характер: скажем, жертва приступа слышит тот же голос, говорящий те же слова, или ее охватывает тот же необъяснимый экстаз. Однако духовные переживания мистиков так же разнообразны, как и повседневный опыт: их эмоциональный тон меняется, один и тот же ангельский голос передает разные слова, и тому подобное». Можно ли это сказать о медитации? – Авт.

3. Сенсорная комплексность. «В галлюцинации, как правило, участвует лишь одна сенсорная система: человек видит видение, либо слышит голос ниоткуда, либо чувствует присутствие, но редко здесь участвует несколько разных ощущений. Мистический же опыт чаще включает в себя целостность и многообразие». Однако не всякий мистический опыт вообще включает сенсорный, часто он является только эмоциональным (та же медитация, или состояние «присутствия Бога»). Да и галлюцинации, задействующие несколько сенсорных систем, известны и в психиатрической литературе называются комплексными галлюцинациями – Авт.

4. Убедительность. «Галлюцинации, разумеется, также кажутся реальными, пока они продолжаются, но стоит человеку вернуться к обычному состоянию сознания, как он начинает понимать, что эти галлюцинаторные эпизоды имели фрагментированный и сноподобный характер и что это был обман ума. Мистика же очень трудно убедить в том, что пережитое им не было реальностью. Такое чувство подлинности происходящего не покидает его и после выхода из мистического состояния, а также не теряет силы с течением времени… Другими словами, ум помнит о мистическом переживании с такой же отчетливостью и с таким ощущением реальности, как он помнит и о «реальных» событиях прошлого. Этого нельзя сказать о галлюцинациях, бреде или сновидениях».

Последние два пункта, по мысли авторов, отличают мистический опыт не только от эпилептических галлюцинаций, но и от «любых других приступообразных галлюцинаторных состояний, вызванных наркотиками и медикаментами, болезнями, физическим переутомлением, эмоциональным стрессом или сенсорной депривацией (См.: Lilly 1972, Shurley 1960; Zuckerman and Cohen 1964). Сами по себе галлюцинации любой природы просто не способны дать уму столь убедительный опыт, как это делают мистические и духовные переживания». И именно здесь авторы находят свидетельство того, что мистический опыт не имеет патологической природы. «Как мы полагаем, такое чувство реальности пережитого указывает на то, что опыт мистиков отражает не расстройство ума, но нормальный с неврологической точки зрения и предсказуемый плод стабильного и целостного ума, желающего погрузиться в более высокий духовный мир».