Е.А. Хвостова
С творческой биографией М.Ю. Лермонтова неразрывно связана и творческая биография Екатерины Александровны Хвостовой (урожд. Сушковой), известной русской мемуаристки, невестки Д.Н. Хвостовой.
Это была – великая мемуаристка, которая сумела в ярких образах Записок, передать мятущийся гений молодого Лермонтова.
Исследование ее Записок – может составить целую книгу, и не одну, в которой будет захватывающая интрига и неожиданный финал. Для того, чтобы хоть как-то представить ситуацию, сложившуюся в отношениях Екатерины Александровны и Михаила Юрьевича, надо хотя бы раз прочитать ее Записки, а так же изучить неоконченное творение поэта – «Княгиня Лиговская».
При этом надо просмотреть хотя бы бегло половину книг о Лермонтове, которые сегодня по счастью уже есть в интернете.
Гдовское лермонтоведение – это, прежде всего, «проблема Сушковой», которую по факту многие лермонтоведы не любят. Нам же объективно надо идти от обратного.
Между тем, история ее отношений с Лермонтовым, это «история гордости, любви и предательства». Сама она по этому поводу писала: «Я вверяю мое будущее первому порыву сердца, впечатлению минуты»16.
В отношении Сушковой надо учитывать элементарный «человеческий фактор», и помнить, что она не была профессиональным исследователем и литератором, и еще надо помнить, что книга ее, т.н. «Записки», является выдающимся памятником русской мемуаристики, на котором, что ни говори, основывается немалая часть лермонтоведения.
Тут неуместны упреки, относящиеся к ней, упреки в некой вражде к поэту, а так же упреки в том, что она, якобы, желала попасть с помощью Лермонтова в «великую историю».
Между тем, среди писем бабки поэта есть одно, в котором она поминает свою Гдовскую родню, с которой Елизавета Алексеевна виделась часто. Настолько часто, что в 1838 г. была посаженной матерью на свадьбе у внучатного племянника А.В. Хвостова.
Ей как бы ассистировали в нелегком деле посаженной матери поручители со стороны жениха – генерал-майор Никита Васильевич Арсеньев, а «со стороны невесты – состоящий в Министерстве внутренних дел действительный тайный советник Николай Васильевич Сушков и действительный статский советник Николай Сергеевич Беклешов»17.
Н.В. Арсеньев
«Согласно делу 1819 г. о бывшем поместье Чеблокова18, тестя Н.В. Арсеньева, в состав имущества, подлежащего продаже в счет погашения казенных и частных долгов Е.А. Чеблокова, входили деревни Супор (77 душ) и Передкино (24 души), на общую сумму около 25 000 рублей»19.
О Никите Васильевиче Арсеньеве, гдовском землевладельце, есть записи в книге «Род дворян Арсеньевых»20:
«Колено 14.
442. Никита Васильевич. 367
Елецкий помещик. Родился 11 января 1775 . Директор военно сиротских дома и училищ и Мариинского Института 1815 г.; получил от Императрицы Марии Федоровны табакерку. Генерал-майор 1816 г.; кавалер орденов Св. Георгия 4 степени, Св. Анны 1 степени 1821 г., и Св. Владимира 2 степени 1841 г.; получил корону к ордену Св. Анны 1 степени 1838 г.; вышел в отставку 1838 г. Получил высочайшие благодарности и благоволения 15 раз 1810 – 1839 г. Почетный опекун С.-Петербургского Присутствия и управляющий Воспитательным домом и больницею Всех Скорбящих 1839 г. Неоднократно был удостоиваем Рескриптами от Государыни Императрицы. Тайный советник 1843 г. Умер 7 августа 1847 г.
101 Жена Евдокия Емельяновна, рожд. Чоглокова»21.
О детях его тот же источник сообщает:
«516. Емельян Никитич. 442.
Родился в 1810 г. Юнкер лейб-гвардии Литовского полка 1822 г., прапорщик 1823 г.; был в походах: Персидском 1826 – 1828 г., Турецком 1829 г., Польском 1830 г. Награжден орденом Св. Анны 3 степени с бантом, Св. Владимира 4 степени с бантом, знаком отличия за военные достоинства 4 степени. Капитан 1835 г. Переведен подполковником в Наследного Принца Прусского полк 1836 г.; уволен полковником 1842 г. Умер 7 января 1877 г.
130. Жена Ольга Семеновна, рожденная Панова.
134. Ефимья Никитишна. 442.
Замужем за бароном Степаном Александровичем Вревским.
135. Елена Никитишна. Замужем за гвардии поручиком Кондратием Карловичем Шмит. Умерла 2 марта 1883 г.»22
На этом родословие этой ветви Арсеньевых кончается.
Уникальные воспоминания о Н.В. Арсеньеве и о его доме оставил М.Н. Лонгинов (1823 – 1875), кузен Лермонтова и родственник самого хозяина дома. – Он был литератором, и 4 года до самой своей смерти был главным цензором России:
«Я узнал Лермонтова в 1830 или 1831 году, когда он был еще отроком, а я ребенком. Он привезен был тогда из Москвы в Петербург, кажется, чтобы поступить в университет, но вместо того вступил в 1832 году в юнкерскую школу лейб-гусарским юнкером, а в офицеры произведен в тот же полк в начале 1835 года. Мы находились в дальнем свойстве по Арсеньевым, к роду которых принадлежали мать Лермонтова и моя прабабушка. Старинные дружеские отношения в течение нескольких поколений тесно соединяли всех членов многочисленного рода, несмотря на то, что кровная связь их с каждым поколением ослабевала. В Петербурге жил тогда Никита Васильевич Арсеньев, родной брат деда Лермонтова и двоюродный дядя моей бабушки; Лермонтов был поручен его попечениям.
У Никиты Васильевича, большого хлебосола и весельчака, всеми любимого, собирались еженедельно по воскресеньям на обед и на вечер многочисленные родные, и там часто видал я Лермонтова, сперва в полуфраке, а потом юнкером. В 1836 году, на святой неделе, я был отпущен в Петербург из Царскосельского лицея, и, разумеется, на второй или третий день праздника я обедал у дедушки Никиты Васильевича (так его все родные называли). Тут обедал и Лермонтов, уже гусарский офицер, с которым я часто видался и в Царском Селе, где стоял его полк. Когда Лермонтов приезжал в Петербург, то занимал в то время комнаты в нижнем этаже обширного дома, принадлежавшего Никите Васильевичу (в Коломне, за Никольским мостом). После обеда Лермонтов позвал меня к себе вниз, угостил запрещенным тогда плодом – трубкой, сел за фортепиано и пел презабавные русские и французские куплеты (он был живописец и немного музыкант). Как-то я подошел к окну и увидел на нем тетрадь in-folio и очень толстую; на заглавном листе крупными буквами было написано: «Маскарад, драма». Я взял ее и спросил у Лермонтова: его ли это сочинение? Он обернулся и сказал: «Оставь, оставь; это секрет». Но потом подошел, взял рукопись и сказал, улыбаясь: «Впрочем, я тебе прочту что-нибудь; это сочинение одного молодого человека», и, действительно, прочел мне несколько стихов, но каких, этого за давностью лет вспомнить не могу»23.
В литературе о Лермонтове присутствует благостное мнение о Никите Васильевиче. На самом деле все было не так:
«Об Н.В. Арсеньеве – директоре Военно-сиротского училища – А. Яцевич пишет: «Относясь с исключительной небрежностью к своим обязанностям, он появлялся в корпусе лишь в дни больших экзекуций. Для этого в рекреационной зале собирали всех кадет, с трепетом ожидавших появления Арсеньева. Входя в зал, он, не здороваясь, тотчас набрасывался с бранью на провинившихся и в ответ на мольбы о пощаде бил их тяжелой табакеркой по лицу»24. Подобная жестокость не мешала Арсеньеву быть хорошим семьянином и гостеприимным хозяином. М.Н. Лонгинов25 видел в нем «большого хлебосола и весельчака, всеми любимого»26.