2. Типологизация образов Другого

   1. Пожилые люди

Как нами уже было отмечено в разделе «История пранк-культуры», зарождение пранк-культуры на территории России и стран восточной Европы во многом связано с появлением в Интернете двух циклов аудиозаписей, получивших своё название по прозвищам записанных жертв: «Бабка АТС» и «Дед ИВЦ». Сами эти «прозвища» уже содержат в себе указание на то, к какой возрастной категории принадлежат носители этих «прозвищ». Таким образом, первый образ Другого, который нам хотелось бы рассмотреть в рамках этого исследования – это образ пожилого человека.

Феномен маргинализации пожилых людей в современной России, Белоруссии и Украине фундируется сразу несколькими факторами, некоторые из которых мы намерены выделить. Основной гипотезой этого подраздела нашего исследования будет утверждение о том, что, во многом, именно эти факторы и играют решающую роль в наделении образа пожилого человека чертами Другого, как с сугубо экономической, так и, что будет более важно для нашего исследовании, с социокультурной точек зрения. Для того, чтоб обозначить эти факторы, мы хотели бы обратиться к автореферату Н. В. Забелиной «Маргинализация пожилых людей в условиях социокультурной трансформации России». Вот как Забелина определяет причины маргинализации пожилых людей:

«Отстранение от участия в производстве становится для пожилых людей в современной России некой угрозой, реальной тем, что отбрасывает их на более низкую ступень материального обеспечения. Отсутствие стабильности в обществе, неуверенность в завтрашнем дне сопровождают пожилого человека постоянно. Старость и её наступление явно пугает. Основным негативным изменением, которое произошло с выходом на пенсию, пожилые люди считают снижение материального благосостояния. <…> Происходящие трансформационные процессы не всегда понятны пожилым людям.

Основными параметрами, влияющими на маргинализацию личности, являются изменение культурной среды и наблюдаемый разрыв между личностью и другими представителями социума (прим.: здесь и далее – курсив наш). При этом, чем стремительней перемены культурной среды, тем интенсивнее будет личность вовлечена в процесс маргинализации. Безусловно, следует учитывать особенности категории пожилых людей, их сниженную способность к адаптации, нарастающие ограничения жизнедеятельности, падение уровня жизни без возможности восстановления его прежнего состояния.

Социокультурная среда, в которой должен жить и взаимодействовать пожилой человек стремительно меняется, вместо традиционного конфликта поколений назревает разрыв между поколениями. Этот разрыв остро чувствуют пожилые люди. Изменение социального статуса сказывается не только на материальном положении пожилых людей, но и на моральном состоянии, а как следствие – ухудшается психологическое состояние, снижается способность к адаптации. В итоге пожилой человек постепенно приобретает качества маргинальной личности: одиночество, чувство малозначимости, отчуждения»⁵².

Итак, мы видим, что образ пожилого человека в тот временной период, о котором идёт речь в нашем исследовании (2000-2010 гг.) действительно наделён чертами маргинализованной личности. Каким же образом эти черты проявляются в практиках пранков, превращая пожилого человека в Другого по отношению к существующей парадигме нормальности?

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, мы хотели бы провести дискурс-анализ пранков с двумя популярными жертвами: «Парашным дедом» (Александр Иванович, фамилия неизвестна) и «Табаком» (Табаков Анатолий Алексеевич). Прежде всего, обратим внимание на то, какие прозвища они носят. Как объясняется в Интернет-энциклопедии Prank Wiki, Александр Иванович «прозвище получил из-за смачных фраз: “Иди на парашу и сиди там!”, “На параше посидел? Иди ещё посиди!”»⁵³. Анатолий Алексеевич Табаков носит производное от своей фамилии прозвище «Табак»; можно предположить, что связано это с тем, что «сам Табаков никогда не признавал свою фамилию и даже имя, а, наоборот, отрицал какое-либо отношение к этой личности»⁵⁴: для того, чтобы уязвить его ещё сильнее, Табакова стали называть именно тем именем, которое провоцировало его агрессию в наибольшей степени.

Повторимся: каким же образом пожилой человек, на примере этих жертв пранков, наделяется чертами Другого? Что именно в манере их речи, в их лексиконе, в особенностях их социального положения маркирует их как маргиналов и изгоев?

Воспользуемся в качестве образца пранком с «Парашным дедом» под названием «Дружба с парашным дедом». По сюжету этого пранка «Парашный дед» подозревает пранкера в том, что тот украл у него «сковородки» и «лапти»:

«– <…> Шо ты хочешь? Геройство проявил, шо эти сковородки спиздил, да? Да лапти забрал… у деда»⁵⁵.

Сразу же обращает на себя внимание анахронизм тех предметов, которые, как считает жертва, у неё украли: «лапти», и, пусть в несколько меньшей степени, «сковородки». Однако нам кажется интересным не только то, что жертва жалуется на кражу столь архаичных вещей, как «лапти», но и то, что в конце она добавляет «…у деда». По его мнению, в большей степени важен не сам факт кражи, а то, что эти вещи были украдены у пожилого человека. Здесь мы и наблюдаем тот самый «разрыв между поколениями», о котором писали выше. Как мы убедимся дальше, тема возраста явно волнует жертву пранка:

– <…> Ты хоть чо-нибудь закончил, что-нибудь?.. Четыре класса образования токо, поэтому ты как малолетка себя ведёшь, ёбаный ты ишак.

– <…> Мне… за семьдесят, а тебе скоко?»⁵⁶.

Кейсы возраста и социального положения также являются определяющими в пранках с «Табаком». В одном из пранков с ним пранкер задаёт вопрос о том, за кого Табаков хотел бы отдать свой голос на выборах 2008 года. Табаков отвечает фразой, которая в некоторой степени стала Интернет-мемом: «Зюганов мне нужен». Факт того, что эта фраза стала меметичной, подтверждается информацией на сайте «Энциклопедии фольклора и субкультур» lurkmore.to: «Табаков считается «королем» технопранка, наиболее известными пранками являются серия “Табаков в поисках Зюганова”»⁵⁷. Политические взгляды пожилых людей в России очень часто связываются с уважением к СССР и советской идеологии. Для подтверждения этого тезиса обратимся к статье «Президент не для всех»: в ней, в частности, говорится: «Путин выиграл у Зюганова и среди пенсионеров, то есть основных носителей близких тому политико-идеологических образов»⁵⁸ (курсив наш). Тот факт, что и Табаков считает наиболее достойным кандидатом в президенты лидера «Коммунистической партии Российской Федерации» Зюганова играет на руку формированию образа «Табака» как фигуры пожилого человека, не идущего в ногу со временем. Помимо этого, Табаков в своей речи неоднократно обращается и к другому упомянутому нами кейсу: к тому, что пранкеры «воруют» у него, прибавляя к этому: «Не добьётесь своего, вы уже на карандаше». После дискурсивного анализа пранков с ним в роли жертвы становится понятно, что тема принадлежности пранкеров к криминальному миру в принципе фундирует его отношение к пранкерам и его представление о них: он считает, что они «наркотики, наверное, ищут», «занимаются тут криминалом», хотят, чтобы он переписал на одного из них свою квартиру и т.п. Учитывая то, как сильно изменилась социально-экономическая и социокультурная ситуация в России, Белоруссии и Украине в результате распада СССР, и то, как резко вырос уровень криминальных преступлений в девяностые и в начале двухтысячных, в какой-то степени становится понятным, почему Табаков видит в пранкерах «бандитов». Этот факт также подтверждают наше утверждение о «разрыве между поколениями»: то, что Табаков считает пранкеров «преступниками», и серьёзность, с которой он это говорит, лишь веселит их и работает на то, что он всё больше и больше утверждается в образе Другого.

В случае с двумя вышеуказанными жертвами мы находим определённую параллель с тем, что писал об образе старости Михаил Бахтин в своей работе «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса». Обращаясь к образу сорбонниста Ианотуса, воплощающего в себе фигуру «старейшего члена Сорбонны», Бахтин демонстрирует, как именно старость сама по себе подвергается осмеянию: «Таким образом, Ианотусу приходится произносить свою речь на смех, исключительно для потехи собравшихся (здесь и далее курсив наш). Он произносит ее со всею важностью и серьезностью, настаивая на возвращении колоколов и не подозревая, что дело с колоколами уже покончено без него и что на самом деле он просто разыгрывает роль ярмарочного шута. Эта мистификация еще более подчеркивает карнавальный характер фигуры сорбонниста, выпавшей из реального хода жизни и ставшей чучелом для осмеяния, но продолжающей вести свою роль в серьезном тоне, не замечая, что все кругом уже давно смеются.

Самая речь Ианотуса – великолепная пародия на красноречие сорбоннистов <…> Но в пародийной речи Ианотуса с начала и до конца с громадным искусством показан образ старости. «Стенограмма» речи полна звукоподражательных элементов, передающих все виды и степени покашливания и откашливания, отхаркивания, одышки и сопения. Речь полна оговорок, ляпсусов, перебоев мысли, пауз, борьбы с ускользающей мыслью, мучительными поисками подходящих слов. И сам Ианотус откровенно жалуется на свою старость…»⁵⁹.

Приведённый отрывок, кроме того, содержит ещё один важный для нашего анализа тезис. Речь идёт о месте, в котором говорится о звукоподражательных элементах и особенностях речи Ианотуса: покашливаниях, отхаркиваниях, оговорках, паузах и т.п. В стенограмме одного из пранков с «Парашным дедом» мы выделили курсивом некоторые особенности его речи, представляющие собой нарушения нормативного русского языка: «шо» вместо «что», «чо-нибудь» вместо «что-нибудь», «токо» вместо «только», «скоко» вместо «столько» и т.д. Несмотря на то, что просторечия такого типа во многом являются уже устоявшимися в повседневной устной речи (а зачастую – и в письменном языке, например, в тех случаях, когда писателю нужно передать особенности речи того или иного персонажа, связанные с его социальным статусом, возрастом, географическим положением (диалектизмы) и т.п.), в случае с жертвами пранков такие нарушения нормативного языка работают на то, чтобы внести в образ этих жертв всё больше и больше элементов комического, маркируя их, таким образом, как Других и/или маргиналов.