Анализ композиции трагедии «Царь Эдип»

Трагедия написана с замечательным драматургическим мастерством. Аристотель считал её образцом применения композиционного приёма трагической иронии. Этот приём состоит в создании на основании какого-либо недоразумения такой ситуации, которая заставляет персонажей драмы ожидать счастливого разрешения конфликта, тогда как зрителям ясно, что он закончится величайшей катастрофой. [2, 97]

В «Эдипе» Софокла события развиваются перед зрителем из конца. К моменту, когда на сцене перед народом появляется царь, все основные события его жизни уже в прошлом. Изложение событий ведётся не в хронологическом порядке. Но если перераспределить из в порядке их временной последовательности, то жизнь Эдипа определилась ещё до его рождения. Фиванскому царю Лаию, его отцу, было, по рассказу Иокасты, его матери, предвещано, что он будет убит своим сыном. Если бы Эдип не знал о пророчестве, никакой трагедии не получилось бы, получилась бы роковая случайность, как это обычно имеет место в сказке. [7, 263]

Действие трагедии начинается с описания чумы, а не с начала истории – с рождения Эдипа. Зачем так? Мы полагаем, это связано с тем, что для древнегреческого театра был характерен условный, отвлечённый характер действия; длинные одеяния, однотипные маски – комическая и трагическая, – высокие котурны, неудобные для ходьбы и использовавшиеся не для перемещения актёра по пространству сцены в первую очередь, а для того, чтобы актёра было лучше видно с последних рядов древнегреческого театра, – сама сценическая одежда мало способствовала развитию действия; зачастую чрезмерно длинные реплики персонажей, состоящие из сложных конструкций, также ясно свидетельствовали о преобладании речи над действием. Поэтому автор предпочёл о событиях рассказать, и рассказать устами героев, нежели показать их.

Действие «Царя Эдипа» сопровождается постоянно нарастающей тревогой в душе действующих лиц, тревогой, проявляющейся в их речах, в живых темпераментных диалогах; иногда эта тревога ненадолго рассеивается благодаря мелькнувшей иллюзорной надежде на благополучный исход поисков Эдипа, однако надежда быстро исчезает в результате появления новых симптомов надвигающейся катастрофы. Например, известие о смерти Полиба, которого Эдип считал своим отцом, освобождает его от тягостного сознания, что он, в силу пророчества, - будущий отцеубийца. Иокаста тоже старается уверить его, что теперь у него нет поводов для беспокойства. Но это лишь кратковременная передышка перед трагической развязкой, начало которой заключено в словах Евфорба:

Нет общей крови у тебя с Полибом. (ст.1016; пер. Ф. Зелинского) [2, 97-98]

О высоком художественном совершенстве этой трагедии сведетельствует напряжённое ожидание зрителем или читателем трагической развязки. [2, 98]

В трагедии показан процесс осознания чудовищности поступка Эдипа; как отметил В.Я. Пропп, «процесс осознания этого и есть процесс рождения трагедии». [7, 290] Вся трагедия построена на развертывании одного момента эпической традиции – момента разоблачения. В нём именно и состоит трагедия, она состоит в осознании. Все остальные моменты отодвинуты на задний план, они необходимы в построении сюжета, но о них говорится лишь ретроспективно и коротко, все они нужны лишь постольку, поскольку они заостряют всё действие к этому последнему, страшному моменту, служат ступенью к нему. [7, 294]