5.4. Отношения интервьюер — информант в нарративном интервью

В отличие от методологии классического социологического исследования, устанавливающей монологичные, субъект-объектные отношения между исследователем и исследуемым, методология качественного социологического исследования декларирует установление принципиально другого характера этих отношений: они становятся диалоговыми, субъект-субъектными, отношениями равноправных партнеров исследовательского процесса.

На уровне процедуры интервью это означает, что в качественном интервью в целом и в нарративном как его наиболее «ярком» виде отношения между интервьюером и информантом также должны быть субъект-субъектные.

Однако действительно ли эти отношения являются межличностными отношениями двух субъектов общения, можно ли их назвать подлинно субъект-субъектными? На наш взгляд, методологический посыл качественной социологии в ситуации реальных взаимоотношений в процедуре интервью «дает сбой».

В самом деле, социальные психологи утверждают, что межличностные отношения в процедуре общения (а интервью — это всегда общение) только тогда могут быть действительно субъект-субъектными, когда предполагают равенство партнеров в процессе общения, когда его участники выступают какравно активные и равно свободные партнеры. Вместе с тем в нарративном интервью (как и в качественном вообще) интервьюер и информант все же не могут рассматриваться ни как равно активные, ни как равно свободные партнеры. Они — не равно активные партнеры в процедуре интервью в двух смыслах:

1 — прежде всего, они по-разному вовлечены в процесс общения, при этом разная вовлеченность «задана» различиями в выполняемых ролях. Здесь, несомненно, большая вовлеченность информанта, в «свободном полете» рассказывающего историю своей жизни или ее фрагмента. Вовлеченность интервьюера здесь минимальна и сводится лишь к выражению знаков заинтересованности в рассказе. Она обусловлена самим императивным требованием его невмешательства в повествование информанта. Все то немногое, что он делает в процедуре интервью, — и «нарративный импульс», и всевозможные междометия «гм», «ага», и короткие фразы типа «как это интересно», «неужели все это было» — служат только одной цели — максимально "раскрепостить"» информанта;

2 — у исследователя и информанта совершенно разная мотивация к участию в интервью. Для информанта это всегда навязанная деятельность, общение здесь в большей или меньшей степени вынужденно. Конечно, в нарративном интервью эта вынужденность несколько сглаживается: рассказ о себе, своей жизни — обычная повседневная практика. В процедуре интервью информанты часто оказываются увлеченными самим процессом, да и «проговаривание жизни» нередко выступает экзистенциальной потребностью поиска ее смысла: рассказывая свою историю жизни, человек зачастую «избавляется от неудобной жизненной ситуации, изживает неприятности»'. Поэтому навязанная «обязательность» повествования нередко уходит на второй план для информанта, хотя принципиально все-таки остается.

Интервьюер и информант — не равно свободные субъекты общения, если под свободой понимать отсутствие жесткой регламентации процедуры общения, ее неформальный характер. Действительно, подлинно свободное неформальное межличностное обшение предполагает, что партнер сам по себе — цель общения, это фактически бескорыстное общение. В процедуре нарративного интервью (и качественного в целом) — другая ситуация. Жизненный мир информанта интересен исследователю прежде всего в контексте познавательной задачи, в горизонте его пусть интуитивного, смутного, но все же некоторого содержательного образа результата. Само поведение интервьюера в процедуре интервью не есть проявление его личной заинтересованности, проявление его субъективности, но всегда лишь имитация непринужденной беседы, всегда искусственный и искусный способ «разговорить» информанта, чтобы его понять. Да и общение это достаточно «одностороннее»: сам интервьюер не «раскрывает», как правило, себя, свой внутренний мир.

Исключение составляют современные феминистски ориентированные качественные исследования, пытающиеся «вписать опыт женщин в сферу научного рассуждения» и потому вынужденные «продвигаться к созданию новых методов, пригодных для описания женских жизней и их активности, не покидая при этом границ социологии». Для них характерна попытка изменить эти отношения, сделать их «более гуманными», неиерархическими, осуществить реальное равноправное партнерство в процедуре интервью. Такое «переделывание» типичных для качественного интервью отношений обусловлено прикладной направленностью феминистских исследований: стремлением преобразовать положение женщин, «просветить» их как группу, находящуюся в подчиненном положении в мужском мире. Фактически такие исследования — сплав исследовательской и преобразовательной деятельности. Не случайно К.Панч выделяет особый тип исследования — action research (исследование с акцентом на преобразовательную деятельность), в ходе которого исследователь целенаправленно старается одновременно производить сбор данных и изменять поведение женщин. Оба участника в таком интервью равны в том плане, что они не только могут, но и должны активно взаимодействовать, апеллировать к своему личному опыту и опыту других, отвечать на вопросы друг друга. Интервьюер получает полное право активно оказывать влияние на ход мыслей собеседницы путем объяснения, убеждения. Чаще всего участники такого интервью становятся друзьями, между ними устанавливаются близкие, дружеские отношения. Отношения, складывающиеся в таком интервью, — это практически неформальное межличностное общение.

В качественном интервью и в нарративном как в его виде, не преследующем феминистских целей, иная ситуация: отношения интервьюер—информант все-таки иерархичны и в этом смысле — не подлинно субъект-субъектные. В то же время здесь гораздо большая степень субъектной выраженности информанта, гораздо меньшая степень регламентации процедуры общения в сравнении с классическим интервью. И потому эти отношения — не субъект-объектные. Очевидно, здесь имеет место особый тип субъект-субъектных отношений, основанных на сохранении определенной дистанции, когда четко различаются интервьюер и исследуемый субъект. Можно даже сказать, что у исследуемого субъекта остается «объектная» сторона — ведь он интересен интервьюеру в первую очередь не как уникальная личность с набором уникальных характеристик, но как носитель именно техха-рактеристик, которые значимы с точки зрения целей и задач исследования.