Зачем называть мое имя?

1

Я подумал: в далекие годы, когда

Развалится дом, где я проживаю,

И сгниют корабли, на которых я плавал,

Люди имя мое назовут

Вместе с другими.

2

Потому ли, что я славил полезное, то,

Что в мои времена не считалось высоким.

Потому ли, что с религией бился,

Потому ли, что с угнетеньем боролся или

Еще по какой причине.

3

Потому ли, что я был за людей, и на них

Полагался, и чтил их высоко,

Потому ли, что сочинял стихи и любил свой язык,

Что учил их активности или

Еще по какой причине.

{110} 4

Вот почему я подумал, что имя мое

Назовут, на гранитной плите

Начертают, из книг

Возьмут его в новые книги.

5

Но сегодня

Я согласен — пусть оно будет забыто.

Зачем

Спрашивать о пекаре, если вдоволь хлеба?

Зачем

Восхвалять уже растаявший снег,

Если скоро выпадет новый?

Зачем

Нужно людям прошедшее, если у них

Есть будущее?

6

Зачем

Называть мое имя?

1936

Обращение к Союзу немецких писателей во Франции43

Дорогие коллеги,

я узнал, что в последнее время имели место большие споры, которые вызывают все больший разброд среди писателей-эмигрантов. Кое‑кто придерживается якобы мнения, что борьбу против фашизма можно вести отдельно от коммунистов. Вопреки этому я хотел бы констатировать, что коммунисты в нашей среде шли всегда на любые жертвы ради совместной борьбы за свободу и демократию для Германии. Пожелание, чтобы перед всеми антифашистами было поставлено требование вести себя так же, не кажется мне чрезмерным. В наше время все усиливающейся путаницы главная задача антифашистских писателей — это развивать умение отделять важное от не влажного. А важна лишь неустанная, всеобъемлющая, проводимая всеми средствами и на широчайшей основе борьба против фашизма.

С товарищеским приветом Берт Брехт.

1937

{111} Искусство или политика?44

Мне понятен ваш вопрос. Вы видите, что я живу здесь, любуюсь Зундом, и ничто не напоминает мне в этих краях о войне. Почему же меня так занимает борьба испанского народа против своих генералов? Но подумайте только, почему я здесь оказался. Разве я могу вытравить из своей работы то, что так повлияло на мою жизнь? Да и на работу тоже? Ведь я здесь словно в ссылке, и, главное, меня лишили слушателей и читателей, на языке которых я пишу. А это не только те, к кому обращены мои книги, это люди, чья судьба глубоко волнует меня. Я могу писать только для тех, кто мне не безразличен, тогда книги все равно, что письмо. Сейчас на их долю выпали тяжкие испытания. Могу ли я вытравить это из моих произведений? И куда бы я не взглянул, стоит только бросить взгляд за пределы Зунда, везде люди, которых заставляют жестоко страдать. А ведь там, где попрана человечность, умирает искусство. Нанизывать красивые слова — разве это искусство? Как может искусство волновать людей, если оно безразлично к их судьбе? Если я глух к человеческим страданиям, тронет ли людей то, что я создаю? И если я не сделаю все возможное, чтобы указать им дорогу к избавлению, найдут ли они дорогу к моим произведениям?

В небольшой пьесе, о которой идет речь, говорится о борьбе андалузской рыбачки против генералов. Я пытаюсь показать, как трудно ей было вступить на этот путь; только крайность заставила ее взяться за оружие. Эта пьеса зовет угнетенных во имя человечности подняться против своих угнетателей. Есть времена, когда человечность должна перейти в наступление, чтобы не быть уничтоженной. К тому же эта пьеса — мое письмо рыбачке, в котором я заверяю ее, что не все, кто говорит по-немецки, заодно с генералами, не все они шлют на ее родину бомбы и танки. И это письмо я пишу от имени многих немцев, живущих в Германии и за ее пределами, от имени большинства немецкого народа. Я в этом уверен.

1937