Психические способности пчел

Этот раздел будет кратким, так как о том, что мало известно, не стоит много говорить.           Но кое-что сказать все же необходимо. Узнав об остроумном устройстве сотов или о способности пчел поддаваться дрессировке, о их танцах и использовании ими небесного компаса, а также об энергичном избавлении от трутней в то время, когда они становятся ненужными семье, читатель, возможно, будет склонен приписывать пчелам незаурядные умственные способности. Однако это не так. Целесообразность какого-либо действия еще не доказывает, что это действие совершается обдуманно.           Обычно мы считаем сознательным такое действие, когда какое-либо существо, используя уже накопленный жизненный опыт, правильно действует в новом, необычном для себя положении. А для этого необходима способность запоминать то, что происходило раньше, осмысливать создавшееся положение, связывая его с образами воспоминаний.           Одна предпосылка для этого у пчел есть — хорошая память. Опыты с дрессировкой, о которых шла речь в предыдущих главах, вполне убеждают в этом. Если надрессировать пчел на какой-нибудь цвет, они даже после перерыва в несколько дней из-за плохой погоды ищут корм на бумаге того же цвета. Неделями, а иногда и до конца жизни пчелы помнят запах, на который их дрессировали короткое время, даже если потом им не случалось с ним встречаться.           Не приходится сомневаться также и в том, что пчелы способны улавливать известную связь между явлениями. Если мы, например, давая пчелам корм в синей коробке, успешно дрессируем их на синий цвет, это служит доказательством того, что пчелы связывают синий цвет, который они видели, проникая в коробку, с найденным внутри кормом, что они «поняли» известную взаимосвязь между этими явлениями.           Но нельзя переоценивать эту психическую способность пчел, так как она ограничена очень узкими рамками.           Мне вспоминается здесь одна история об одиночной пчеле халикодоме. Это близкая родственница нашей медоносной пчелы, но она не относится к общественным насекомым. Халикодома строит для каждого яйца отдельную круглую ячейку из глины и наполняет ее медом до тех пор, пока запас не окажется достаточным для того, чтобы личинка, которая выведется из яйца, могла прокормиться им до полной зрелости. Собрав такой запас, пчела откладывает на него яйцо, запечатывает отверстие ячейки, чтобы уберечь свое потомство от врагов, и, не заботясь больше о его судьбе, принимается за постройку следующей ячейки.           Один исследователь рассказывает о следующем опыте. Воспользовавшись временем, когда пчела-мать собирает взяток на цветах, он проделывает отверстие в только что построенной, но еще не заполненной кормом ячейке. Вернувшись, пчела замечает происшедшую перемену. Эго видно по тому, как она исследует усиками зияющее отверстие. Однако пчеле не приходит в голову заделать дыру, хотя это не составило бы для нее большого труда. Вместо этого она, как обычно, освобождается от кормовой ноши, которая вываливается через отверстие. Ношу за ношей вытряхивает она таким образом на землю после каждого полета за взятком.           Следовало ожидать, что, заметив безуспешность своей работы, пчела будет приносить корм с еще большим усердием или бросит эту ячейку. Но ни того ни другого не происходит. Пчела приносит столько пищи, сколько необходимо для развития личинки при нормальных условиях. Затем она откладывает яйцо, которое сейчас же падает через проломанное дно на землю, и сверху заботливо запечатывает ячейку с зияющей снизу дырой.           Я не знаю, верно ли это описание во всех подробностях. Если нет, то, во всяком случае, оно превосходно придумано и хорошо согласуется с многократными подобными же наблюдениями над другими насекомыми и медоносными пчелами. Я не смог бы привести из их жизни ни одного примера разумного действия. Даже упоминавшиеся выше опыты дрессировки не удавались, как только поставленная задача хоть немного отклонялась от привычных для пчел действий, выработавшихся в течение сотен тысячелетий.           Сама природа, так сказать, вооружила их психической способностью связывать, например, цветочный запах с поиском корма. Но достаточно применить для дрессировки не цветочный, а, например, гнилостный запах, чтобы она совершенно не удалась. Гнилостный запах не кажется пчелам неприятным, так как они без малейшего колебания посещают кормушки в коробках с этим запахом. Соответствующим опытом можно доказать, что «пчелиный нос» воспринимает этот запах так же хорошо, как и цветочный. Однако предки наших подопытных пчел никогда не находили мед в какой бы то ни было связи с гнилостным запахом. А психические возможности одной пчелиной особи не позволяют ей уловить связь между этими двумя явлениями собственными силами.           Таким образом, способность к обучению у пчелиных семей ограничена узкими рамками того, что для них имеет значение в естественных условиях и к чему они привыкли с древних времен. Пчела привыкает к синему цвету или запаху шиповника, если она находит возле них корм, точно так же, как бесчисленные поколения ее предков. Она унаследовала от них способность строить шестигранные восковые ячейки, формировать обножку, указывать при помощи танцев место хорошего взятка и зажаливать трутней, когда прошло их время. Со строгой правильностью привычные условия вызывают привычные действия.           Сознают ли пчелы что-либо из того, что они делают? На этот вопрос никто не может ответить с уверенностью. Еще ни одному человеку не удалось также разгадать загадку, каким образом предки пчел приобрели способности, которые получили от них в наследство теперешние поколения.